Побочное действие

– Скажи, Сид, когда тебе в мозг записывают защиту от телепатии, это больно? Это вообще машина делает? Или какой-нибудь мастер гипноза? Я… просто не в курсе.

Он задохнулся, просто поперхнулся воздухом. И глаза вытаращил, не мигая, совсем по-змеиному. Эти зрачки, эта зелень. Лицо, знакомое до мелочей, заслонилось вдруг совсем другим, женским, смуглым и татуированным, что колыхалось в дыму, подобно кобре в боевой стойке. Душное марево ухватило за горло – проклятый дым из светильников-чаш. А глаза такие же, точно душа предателя отпечаталась в их глубине. «Я вот сестру свою, стерву, сам урыть уже сколько лет мечтаю…» – рука Мэл сама собой потянулась за спину, к оружию, как тянулась она у Вааса при виде бывшей семьи. Пальцы сомкнулись на рукоятке, шершавом пластике, нагретом телесным теплом. Спокойнее. Нужно дышать ровнее. Чтобы слышать: ты снова собираешься говорить, док?

– Ты молодец, Сид, – Мэл бесцеремонно прервала доктора на полуслове. – Нет, правда. Втёрся ко мне в доверие. Четыре месяца травил. Надеялся, что дикарь меня прикончит, – нет-нет, молчи! Не знаю уж, кому обязана открытием портала, пожалуй поблагодарю потом, когда буду в курсе. Спокойно!

Мэл выдернула из-за спины оружие. Доктор застыл над столиком, с которого только что пытался схватить рамку с голограммой, к слову, довольно тяжёлую.

– Нет уж, размозжить мне голову лицом брата слишком даже для тебя. Сядь, и дослушай, пожалуйста.

Сид скривил губы, сразу сделавшись почти уродливым. Уставился прямиком в провал ствола. Мэл старательно наградила доктора улыбкой за послушание, хоть в воображении его лицо уже рвали пули. Вот это картинка. На глаза наползала красная пелена ярости, похожей на лихорадку. Точно вирус злобы, которым заразил Ваас – ненависть к рафинированным лжецам, крысам в клетке. Голова закружилась, палец напрягся на спусковом крючке, и Мэл подумала было лишить себя соблазна, щёлкнув предохранителем до упора. Нет, не пойдёт. Нужно доиграть спектакль до конца, слушая сердцебиение врага. Как же это близко, только руку протянуть, зацепиться за алый проводок. Сердце не защитишь блоком, ты не знал, доктор? Хотя да, ведьма же забыла предупредить, что не только в голове шарить умеет.

– Знаешь, я почти в восторге. Чего-чего, а умения обращаться с порталом я от тебя не ожидала. Ты не только подключился к управляющему блоку, установил за мной наблюдение по сигналу маяка, – Мэл прижалась к плечу ухом, в котором всё время на острове с ней была заветная горошина гарнитуры, – но и отследил координаты пиратской засады. А потом изменил настройки открытия, благо место оказалось подходящим. Браво, просто браво.

Он оскалился. Воздух шумно проходил сквозь сцепленные зубы – дока одолевала дурнота. Это тебе за четыре месяца дурмана, Сид.

– Пират-дикарь не убил меня сразу, уж прости. А снайпер из засады решил оставить в живых… тебе-то голову не зашиб?

– Сука… Чёртова ведьма! – Доктор взвился на месте с такой силой, что ножки кресла жалобно взвизгнули. Тут же осел обратно, точно его толкнули на расстоянии неуловимым движением оружейного ствола. Нервно стиснул руки, переплёл длинные пальцы. Холёное, всегда невозмутимое лицо пошло красными пятнами. Как же ты мерзок, Сид, как я могла с тобой спать? – Видно, чем ты жизнь себе купила, потаскуха! По засосам…

От застывшей улыбки у Мэл заболели мышцы. Гримаса, что получилась при этом, Сиду не понравилась, и он заткнулся, проглотив остаток фразы. О, засосы, укусы. Привет от Вааса, как же.

– Знаешь, я бы охотно наделала в тебе чёртову кучу дырок. Только места тут мало, а гильзы, видишь ли, горячие. Отскочит ещё. Ожог может случиться, а мне надоело… Надоело, что с дикарями и маньяками проще. Они честнее, пытаются вот убить, а нечаянно выходит встряска. Пробуждение. Такое вот, знаешь ли, побочное действие.

– Чего ты хочешь? – Доктор подался вперёд и впился пальцами себе в колени, но почти успокоился. В надежде, что немедленно не убьют – не посмеют. Пули уже раскурочили ему лицо, раздробили носовую перегородку, одна оставила кровавую рану в глубине правой глазницы. Другая разбила кадык. Нет, так не пойдёт. Такое одобрил бы Ваас, скривил бы в усмешке тонкие губы и в злобном удовлетворении твердил, что ведьма умеет только убивать.

– Я хочу, чтобы ты ушёл.

Противно. Привкус на губах и то отвратительный, горький и с гнильцой, точно в рот попало что-то испорченное. Совсем чужой, с окаменевшим незнакомым лицом доктор двигался медленно, как погрузочный робот в ангаре. «Твоя привязанность – тоже запись?» – так и подмывало задать вопрос, но Мэл молчала. Руку с оружием начинало неприятно тянуть, боль отдавала в позвоночник, пришлось упереться локтем в колено. Дверные створки поехали в стороны. Сид поднялся.

– Выстрелишь в спину? – усмехнулся с неожиданным спокойствием, явно провоцируя. У Мэл зачесались вдруг пальцы, она куснула себя за губу, чтобы вытерпеть.

– Отправить бы тебя на остров. У местных пиратов есть грот, где они между пытками испытывают на пленниках всякую дрянь. Прямо как ты на мне, только на этот раз, боюсь, ты не оценил бы прелесть результата.

Сид Эммет шёл по коридору, стараясь не отклоняться от прямой линии и не шататься. Доктор знал: за ним наблюдают, и ещё пытался сохранить остатки если не чести, то хотя бы гордости. Перед ним сами собой открывались двери, ровно тех коридоров, что нужны были по дороге в ангар для челноков. Ни дверью больше. Створки схлопывались за спиной; внутри у доктора клокотала ярость – ему не позволили даже собрать вещи. Бесполезное чувство – яснее ясного, но Сид ничего не мог с собой поделать.

– Дьявол, – выругался он, когда за один пролёт до цели открылась не центральная дверь, а аварийный люк. Последний, конечно, тоже вёл в ангар, но Эммет не считал, что заслужил такое бесцеремонное обращение.

– Мстительная стерва, – бормотал он, выбираясь из люка на ступеньки. Примитив примитивом: всего лишь ряд из тонких металлических скоб, вделанных в вертикальную стену, всё бы неплохо, но до пола больше десятка метров. Высоты Сид, мягко говоря, опасался, но делать было нечего, пришлось по-паучьи вцепиться в верхние скобы. Шажок вниз. Нога удачно нашла опору – всё хорошо, только пот совсем залил глаза, щиплет, как кислотой. Ещё шаг – сказывается нервное напряжение последних дней, кто вообще сказал, что предательство – это легко? Легко врать и изворачиваться, вертеть обстоятельства так и сяк, а потом стоять под прицелом допотопной пукалки? Легко трястись в страхе, до судорог от недостатка кислорода, до…

Очередная скоба исчезла из-под ног, разжались пальцы вытянутой руки. Сид успел сообразить, что отшиб подбородок и, кажется, прокусил язык, проехавшись как минимум по четверти лестницы, а искусственная гравитация станции волокла всё ниже. Доктор отчаянно скользил по металлу, казалось, бесконечно долго, пока фантазия с особой жестокостью рисовала ему самого себя в луже крови у подножия лестницы.

Падение прекратилось, когда предотвратить такой финал было уже почти невозможно. Влажным пальцам вдруг попалась ступенька, они вцепились в неё с напугавшей доктора немыслимой силой. До белизны на суставах, до боли в плечевых мышцах, от которой потемнело в глазах.