Страница 16 из 64
Слушаю Хундилу и искренне восхищаюсь: как сумел облапошить, в общем-то, серьезных на вид воинов. Более того, я чуть не поперхнулся, когда услышал от Алаша:
— Бренн (король) Алатал, я готов пойти с вами и во владения Гадеса! Пью за славные битвы!
Галл залпом осушил кубок, а я поймал обиженный взгляд Сколана, мол, его обскакали. Понимаю, что ответить Алашу нужно. Только как и что ему сказать? Поднимаю в ответ кубок.
— С таким отважным и благородным воином и мне море по колено!
Хундила вскидывает брови, одобрительно кивает головой. Алаш краснеет как девица, а Сколан возьми да брякни:
— Я, может, и не такой великий воин, как Алаш из рода Медведя, но всадников у меня больше!
Галлы тут же стали метать друг в друга гневные взгляды. Ситуацию разрулил Хундила.
— Вы оба — славные воины. И избранные из многих. Оглянитесь, — я едва сдерживаю смех, оборачиваются — ну просто пацаны! — тут нет никого. Только великие Алаш из рода Медведя и Сколан, предки которого заслужили носить на щитах изображение вепря.
Галлы успокаиваются и снова пьют, теперь за дружбу. Итогом обеда, плавно перетекшего в ужин, стал договор: через неделю у оппидума Алаша вблизи Пармы должна собраться армия в десять тысяч пехотинцев и тысячу всадников. Мне Хундила пообещал дать десяток тримарцисиев, верных лично ему. "Они головами ответят мне за твою жизнь", — пообещал то ли тесть, то ли сообщник. Я так и не понял, кто я для него — муж дочери или средство для усиления влияния среди кланов бойев.
Глава 6
— Ах, милая Афро, будь справедлива к мальчику. Способен он и сам вершить судьбу свою. Он без тебя разжег любви огонь и страсти. Ты не ревнуешь?
— Он — не Демиург. Его любовь цветет в моем саду. Великий Арес просит одолжения?
— Нет, глупая! Один лишь я не озабочен сутью поклонения богам. Мой мальчик славит всех без исключения!
— Пусть славит он меня!
— Афина мудрая спросила как-то Громовержца, чем может смертный угрожать богам? Ответил Он: "Забвеньем! Создатель может разрушать свои творенья, но и творения могут встать против него".
— Опять ты про нее!
— Афро, постой! Неугомонная, Анадиомена. Опять ушла. О, бедный мальчик мой!
Утром я получил от Хундилы поистине королевский подарок.
Жрец встретил нас с Гвенвилл в своем любимом кресле у камина. Мы спустились со второго этажа его дома, он встал и указал нам на выход. Остановил у самой двери, не дав выйти. Открыл сам.
У порога стоит черный как смоль жеребец пятилетка, бьет копытом и пытается укусить конюха.
— Он твой. Справишься?
Вряд ли Хундила решил проверить меня "на слабо". Ведь если объездить такое чудо, то конь сохранит верность на всю жизнь.
— Спасибо. Справлюсь!
Жеребец будто понял, кто будет его хозяином: повернул на мой голос голову, уши торчком. Беру коня под уздцы, веду по двору. Слушается. Отпускаю повод, слегка похлопываю по шее — конь идет рядом. Шепчу коню в ухо ласковые слова, спрашиваю: "Слушаться будешь?" — конь кивает головой.
Теперь я знал — лошади, как и всякому другому животному, присущи природное чувство равновесия и способность инстинктивно перемещать центр тяжести тела так, чтобы не терять устойчивости на ногах при движении. Если животному без подготовки приходится нести на спине всадника, это выводит его из привычного равновесия и стесняет движения. Именно поэтому кони под ковбоями во время выездки пытаются сбросить всадников — им с наездником на спине некомфортно.
Чем крепче конь — тем проще его объездить. Этрусские лошадки по сравнению с этим гигантом — просто пони. Надеюсь, что я не стану уж слишком обременительным для этого крепыша.
Вывожу коня на площадь у дома Хундилы. За нами со двора потянулось человек двадцать рабов и воинов. Это шествие привлекло внимание горожан. Пока я, приручая коня, бегаю с ним вокруг площади, народу прибывает все больше и больше.
Отпускаю повод, резко отпрыгиваю в сторону, бегу — конь за мной. Обгоняет и ставит корпус как заправский футболист, прикрывающий мяч. Взлетаю в седло. Конь шарахается в сторону, выравниваюсь в седле.
Чуть наклоняюсь вперед — умное животное уверенной рысью идет вокруг площади. Поглаживаю круп, снова резко наклоняюсь к могучей шее, сжимаю бока ногами, конь переходит в легкий галоп.
Эйфория овладела мной полностью. Наверное, снова вмешались боги. Иначе с чего бы я, ни разу в жизни не упражнявшийся в вольтижировке, позволил себе на ходу соскочить с коня и, только придерживаясь за край треугольного седла, лихо запрыгнуть обратно на спину. Конь — умничка ни на миг не сбился с темпа.
Пробую остановить аллюр: чуть отклонившись назад, подтягиваю на себя повод. Он понимает! Стал как вкопанный. Чудо, а не конь. Вот и имя подходящее. Одобрительно похлопываю коня по шее, приговаривая: "Ты — Чудо!" Трясет головой, перебирает от нетерпения ногами.
Подъехав к Хундиле и стоящей рядом с отцом Гвенвилл, говорю:
— Конь замечательный! Позволь объездить его за городом.
Хундилу так и распирает от гордости: его гость и подарок ему смогли покорить умением и грацией толпу, привести в восторг и восхищение.
— В твоем роду, случайно, не было друидов? Вчера ты рассуждал как зрелый муж, сегодня без усилий укротил коня! Скачи! Хотел бы я составить тебе компанию, но останусь, — жрец машет рукой, будто в отчаянии, глаза смеются. На публику, хитрец, играет.
Целую Гвенвилл, пускаю Чудо шагом по улице к городским воротам. Многочисленная толпа зевак идут за нами. У ворот ко мне присоединились Уэн и Хоэль. Хундила и тут все предусмотрел: старик решил сыграть по-крупному и не скупится — на компаньонах кольчуги и шлемы. Жрец понимает, что короля делает свита.
За два часа выездки у меня с Чудом сформировался понятный только нам язык общения. Конь быстро научился правильно понимать мои намерения. Уэн и Хоэль только руками разводили, восхищаясь конем. Жеребец ничуть не устал, но я решил, что для первого раза достаточно.
На подъезде к дому Хундилы мной овладела странная тревога. Предчувствие меня не обмануло. Во дворе у дома вижу старых знакомцев — Флавия и Луция. Перекусывают, негодяи.
Наверное, услышав коней, на пороге появляется Хундила, за его спиной мелькает заплаканное лицо Гвенвилл. С одной только мыслью побыстрее прирезать подлецов, спешиваюсь.
Хундила, подняв руки, беспристрастно заговорил, обращаясь не ко мне лично, а ко всем, кто может его слышать:
— Этруски Флавий и Луций утверждают, будто ты, бренн Алаталл — центурион Этрурии Алексиус Спуринна Луциус. Еще говорят, что убил ты знатного бойя по имени Адальгари и его компаньонов. По праву жреца Мутины объявляю справедливый суд до смерти.
Флавий от неожиданности поперхнулся, Луций, напротив, мерзко ухмыльнулся и, бросив на землю недоеденную лепешку, шагнул вперед.
"Тебя, гад, прирежу первым", — ярость уже разрывала мне грудь.
Слуга или раб Хундилы вручил этрускам мечи и щиты.
Я расстегиваю пояс, жаль пачкать такой кровью красавец— меч, отдаю его Уэну. Великан Хоэль протягивает мне свой. Беру, не отводя взгляда от Луция. Иду навстречу негодяю. Меня догоняет Уэн со щитом. Хотел отмахнуться, но пришла ясность: "Нет. Не дам им никакого преимущества". Чувствую покой и умиротворение. Благодарю Уэна, надеваю на руку щит.
Флафий и Луций, сомкнув щиты, медленно идут навстречу. "Видно, служили в легионе. Дезертировали, наверное", — промелькнула мысль. Слышу голос Гвенвилл:
— Отец! Они убьют Алатала!
Бросаюсь на них и, что есть силы, бью щитом, скольжу вправо, рубящим с боку достаю Флафия по руке. Визжит как свинья.
Луций пытается ужалить кончиком меча в лицо. Прикрываюсь щитом, бью снизу наугад, вслепую. Чувствую — пустота, отскакиваю, отступая правой ногой с разворотом. Вовремя. Поединщики, не ожидая от меня такой прыти, ударили щитами туда, где я только что стоял.