Камень заклятия

Время было обеденное, и мы зашли с дядей в привокзальное кафе, взяли котлеты с макаронами и пива. Естественно, его интересовало, куда я направляюсь и почему не на пассажирском. Пришлось соврать, еду, мол, к сестре, а по пути хочу написать репортаж о жизни речников, чтоб зря не тратить отпускное время. Про Жердяевку я сказать не мог, Кукарев арендовал «Зарю» в порту, и дядя мог нечаянно проговориться.

Попрощавшись с дядей, я прошелся по магазинам, купил все необходимое (список у меня был с собой), кроме водки и пива.

Теперь, когда с транспортом было улажено, надлежало решить самое трудное – говорить или не говорить Ольге, что из-за меня ей угрожает опасность. Сказать – надолго испортить ей настроение, к тому же сундука может не оказаться вообще. Конечно, лучше было бы перестраховаться, взять ей отпуск и на время уехать. Сказать или не сказать, я думал об этом до самого вечера.

В пять тридцать в дверь позвонили и сказали – от Сергеева. Мужчина в темных очках передал мне продолговатую картонную коробку, перевязанную алой лентой, и тут же ушел. В коробке оказался футляр, в нем винтовка с оптическим прицелом. Последние сомнения отпали – я одна из фигур в игре и на карту поставлена жизнь матери, сестры и Ольги. Единственная надежда, что они не найдут сундук и игра не состоится. Но Ольгу все же нужно предупредить, я не могу оставить ее в неведении.

Я купил бордовых роз, вина и направился к Ольге. Я впервые шел к ней без приглашения и очень волновался. В первые месяцы нашего знакомства я был уверен – у нее нет другого мужчины, конечно, легкие сомнения были. Но за год многое изменилось, не застану ли я у нее другого мужчину по вызову? И вообще, как она отреагирует на мой приход, удивится, обрадуется?

Ольга не сразу открыла дверь, после того как я назвал себя, а когда все же отворила, была спокойно-равнодушной:

– Вчера ты ушел, не позвонив, ради того, чтобы сегодня так же внезапно появиться? Но, увы, ты мне пока не нужен, может быть, через месяц. Жди – позвоню.

Казалось бы, после такого оскорбления я должен был тут же уйти. Но… я был рад такому приему, Ольга явно обиделась на то, что я вчера ушел. Обиделась! Значит, ей очень хотелось, чтоб я остался.

– Меня не будет, уезжаю.

– Счастливого пути! – у нее на лице не дрогнул ни один мускул, глаза по-прежнему смотрели равнодушно.

– Меня вынуждают уехать. Отъезд некоторым образом касается и тебя… Сам того не желая, я втянул тебя в ужасную историю и хотел бы объясниться. Поверь, это очень важно.

Ольга молча отступила внутрь коридора, а затем удалилась в комнату. Я разулся и только тут заметил, что один носок рваный, у нас в родове у всех большой палец на ноге задирается вверх и протирает не только носки, но и туфли. Шлепанцев видно не было, и пришлось идти в дырявом носке.

Ольга стояла возле овального стола, касаясь рукой столешницы, бриджи и футболка, обтягивающие ее фигуру, словно слились с телом, которое я так любил. Я поставил на стол вино, положил цветы и сел на диван. Ольга, не отрывая руку от стола, медленно обошла его кругом:

– Надеюсь, ты не придумал затею с отъездом как предлог для встречи.

– Увы, – я рассказал ей о звонке Сергеева, о встрече с ним, его предложении и угрозах. – Послезавтра рано утром уезжаю.

– Но почему я? – Ольга взяла розы, поднесла к лицу, вдыхая аромат. – Почему не твоя жена или та, с которой ты спишь? Почему угрожают мне?

– Потому что жены у меня нет, а девушка, с которой я сплю, – это ты.

– Я? Разве у тебя никого нет?

– Есть. Красивая девушка Ольга.

– Тогда почему ты вчера ушел? И даже не предупредил, не позвонил.

– Я не хотел дожидаться того часа, дня, когда ты укажешь на дверь. Потому что после этого я больше не смогу к тебе прийти.

– А раньше мог?

– Раньше я думал, раз тебе хочется, пусть будет по-твоему. Но это слишком затянулось, и я не хочу больше быть приходящим.

Ольга растерянно спросила:

– Ультиматум?

– Признание.

После недолгого молчания, его хватило как раз для того, чтобы Ольга подошла ко мне, она сказала:

– Тогда признаюсь и я. Мне приятно, что я подвергаюсь опасности по причине… что я твоя женщина. Наверное, я дура, но я даже рада этому…

Я начал было приподниматься с дивана – мне хотелось обнять Ольгу, но она толкнула меня на место и села мне на колени. Я попытался ее поцеловать, но Ольга прикрыла мне рот ладонью.

– Подожди. Когда год назад ты сказал, что не сможешь больше приходить, так как не желаешь обманывать свою подружку, я готова была убить, но не тебя, а себя. Ведь сколько раз я собиралась сказать, чтоб ты не уходил, а оставался со мной, сколько хочешь, и приходил сам, а не по вызову. Но ты ни разу не попытался остаться подольше и я… я не хотела быть назойливой, не хотела навязываться.

Я поинтересовался, где шлепанцы. Ольга поначалу сделала вид, будто ищет, а потом призналась, что вчера вечером выкинула их, заодно и зубную щетку. И разозлилась окончательно, когда поняла, что больше выкидывать нечего.

– Понимаешь, только шлепанцы и щетка, я ревела от того, что нет даже твоей рубашки, майки, фотографии, чтоб было что выкидывать и рвать. Это так обидно и можно сойти с ума, если в доме нет следов присутствия любимого мужчины. Я поняла, нельзя жить, стараясь втиснуть себя в придуманные самой же рамки.

Ольга принесла вазу с водой, опустила туда розы:

– Твой второй букет.

– Ты звала всегда вечером, и я сразу мчался к тебе.

– Не оправдывайся, я не укоряю, – она прошла на кухню, через мгновение выглянув оттуда. – Есть сильно хочешь?

– Не очень.

– Тогда подам к вину сыр, я тоже не голодна.

Она принесла на тарелочке нарезанный тонкими ломтиками сыр, фужеры, открывашку. Я вынул пробку:

– Подождем, пусть испарится сивушный запах.

– Хорошо. А твоя девушка, ты ее разлюбил? Если не хочешь, не отвечай.

– Ее отец назвал меня бесперспективным, и она ушла. Я ее понимаю, честное слово, одно дело журналист, другое – охранник. Я не пытался ее удерживать, это ее жизнь. Зачем мне вмешиваться? Хотя иногда думаю, что поступил не совсем честно.

– Она красивая?

– Очень. Ты ее видела на дне рождения, такая хрупкая, нежная и застенчивая. Жалко, что не хочет освободиться от влияния отца.

– Кстати, о журналистике. Я читала твои статьи. Все. Отличная подача материала и слог хороший.

– Спасибо! – мне и в самом деле была приятна ее похвала.

– Почему ты ушел из журналистики?

Я точно знал почему, но объяснить это было трудно, во всяком случае Нина меня не поняла.

– В селе Красном, где живут мама и сестра, есть известная сплетница Кузьмичиха. Так вот, она просто изводилась, если кто-то другой вперед ее узнавал какую-либо новость и рассказывал другим. Она ненавидела этого человека, завидовала ему. На Кузьмичиху в такие минуты даже наваливалась слабость, и она едва передвигала ноги. Но зато как она преображалась, когда могла сообщить односельчанам какую-нибудь скандальную новость и хоть немного побыть в центре внимания.

Ради новостей она с утра бродила по деревне, к одним зайдет, к другим, но если говорили о делах серьезных, сразу уходила. Ей нужны были драки – да чтоб до ножей, до крови, семейные скандалы, измены, пожары, да чтоб кто-нибудь заживо сгорел. Старуха она добрая, а вот новости любила прегадкие. Газета в наше время – это Кузьмичиха, но если старуха сама бегала вынюхивала новости, то у газеты много журналистов – кузьмичихиных детей. Люди они добрые, умные, но жизнь заставляет писать не то, что душа требует, а что надобно хозяину, потому как свободная пресса – блеф. Да и вообще, газета потеряла то значение, которое имела, вот я и ушел. Это была, пожалуй, главная причина моего ухода. Сидишь ночами, пишешь, переживаешь, а люди прочитали и тут же забыли. Пережевали, сглотнули и тут же начали жевать другое…

– И зря. Охранником может работать каждый здоровый мужик, а журналистом – единицы, – Ольга взяла мою руку, приложила ладонь к своей щеке. – Независимо от того, как будут развиваться наши отношения, я рада, что мы вместе.