Страница 42 из 50
По разнообразию и красоте, Вогезы, с точки зрения путешественника, гораздо выше Шварцвальда; здесь нет нарушающей поэзию зажиточности шварцвальдского крестьянина: разрушение и бедность повсюду удивительные. Развалины замков, начатых римлянами и достроенных в эпоху трубадуров, расположены на таких высотах, где, казалось бы, могли гнездиться только орлы; но стоящие до сих пор остатки стены представляют целые лабиринты, в которых можно бродить часами.
Фруктовых и зеленных лавок в Вогезах не существует; представленные в них товары растут сами по себе - бери сколько хочешь. Поэтому здесь трудно придерживаться составленного плана прогулки; в жаркий день фрукты представляют слишком сильное искушение для остановок. Малина, какой я не встречал больше нигде, земляника, смородина, крыжовник - все это растет на склонах гор, как у нас ежевика на полях. Здесь мальчишкам не приходится устраивать грабежей в садах; они могут объедаться до болезни без всякого греха. Сады не огораживаются, и платы за вход в них не берут - как нельзя было бы требовать платы от рыбы, которая попала в ванну. Тем не менее ошибки все-таки иногда случаются.
Мы проходили как-то после обеда по склону горы и больше, чем следовало, увлеклись фруктами, которые росли со всех сторон в огромном выборе. Начав с запоздавшей земляники, мы перешли к малине; потом Гаррис нашел дерево ренглотов, с чудными зрелыми плодами.
- Это открытие, кажется, лучше всех прежних! - сказал Джордж. - Следует воспользоваться им основательно.
Совет был правильный.
- Жаль, что груши еще не поспели, - заметил Гаррис.
Но я скоро утешил его, найдя по близости какие-то необыкновенные желтые сливы.
- Жаль, здесь холодно для ананасов, - сказал Джордж. - Я с удовольствием съел бы теперь свежий ананас! Все эти обыкновенные фрукты скоро приедаются.
- Вообще, здесь слишком много ягод и слишком мало фруктовых деревьев, прибавил Гаррис. - Я бы не отказался от другого дерева ренглотов.
- А вот сюда подымается человек, - заметил я. - Он, вероятно, здешний и может нам указать, где еще растут ренглоты.
- Он взбирается довольно скоро для старика! - сказал Гаррис.
Человек действительно подымался к нам очень скоро; насколько можно было судить издали, он был веселого нрава - все время что-то кричал, пел и размахивал руками.
- Вот весельчак! - сказал Гаррис. - Приятно на него смотреть. Но почему он не опирается на палку, а несет ее на плече?
- Мне кажется, это вовсе не палка, - заметил Джордж.
- Что же это, если не палка?
- Да по-моему, скорее похоже на ружье.
Гаррис подумал и спросил:
- Надеюсь, мы не сделали никакой ошибки. Неужели это частный сад?
- Помнишь ли ты печальный случай, - сказал я, - на юге Франции два года тому назад? Какой-то солдат, проходя мимо сада, сорвал пару вишен; из дома вышел хозяин и, не говоря ни слова, застрелил его на месте.
- Да разве можно убивать людей за то, что они срывают фрукты, хотя бы и во Франции? - спросил Джордж.
- Конечно, нельзя, - отвечал я. - Это было незаконно. Единственное оправдание, приведенное его защитником, заключалось в том, что он был человек раздражительный и особенно любил вишни именно с того дерева.
- Я вспоминаю теперь, - заметил Гаррис. - Кажется, местная община должна была тогда уплатить большое вознаграждение родственникам убитого солдата; вполне справедливо, конечно.
- Однако становится поздно! - заявил Джордж. - И мне надоело топтаться на одном месте.
С этими словами он живо начал спускаться по другому склону горы. Гаррис поглядел на него и заметил с беспокойством:
- Он упадет и расшибется! Здесь нельзя ходить так скоро. И, кроме того, ведь он не знает дороги!
Через несколько секунд их уже не было видно. Мне стало скучно одному; я вспомнил, что с самого детства не испытывал приятного ощущения, когда сбегаешь с крутой горы - и мне захотелось вспомнить его. Это не совсем правильное физическое упражнение, но, говорят, полезно для печени.
На ночь мы остановились в Барре, хорошеньком городке на пути в Ст.-Оттилиенберг. Интересная старинная гостиница устроена на горе монашеским орденом: прислуживают там монашенки и счет подает дьячок. Перед самым ужином вошел в зал путешественник; он имел вид англичанина, но говорил на языке, которого я никогда прежде не слыхал; звуки казались изящными и гибкими. Хозяин гостиницы не понял ничего и глядел на путешественника в недоумении; хозяйка покачала головой. Он вздохнул и заговорил иначе; на этот раз звуки напомнили мне что-то знакомое, но я не знал, что именно. Снова он остался непонятным.
- А, черт возьми! - воскликнул он тогда невольно.
- О, вы англичанин?! - обрадовался хозяин.
- Monsieur устал, подавайте скорее ужин! - заговорила приветливая хозяйка.
Оба они превосходно говорили по-английски, почти так же, как по-французски и по-немецки, и засуетились, устраивая нового гостя. За ужином он сидел рядом со мной, и я начал разговор о занимавшем меня вопросе:
- Скажите, пожалуйста, на каком языке говорили вы, когда вошли сюда?
- По-немецки, - ответил он.
- О! Извините, пожалуйста.
- Вы не поняли? - спросил он.
- Вероятно, я сам виноват, - отвечал я. - Мои познания очень ограничены. Так, путешествуя, запоминаешь кое-что, но ведь этого очень мало.
- Однако они тоже не поняли, - заметил он, указывая на хозяина и на хозяйку, - хотя я говорил на их родном наречии.
- Знаете ли, дети здесь действительно говорят по-немецки, и наши хозяева, конечно, тоже знают этот язык до известной степени, но старики в Эльзасе и Лотарингии продолжают говорить по-французски.
- Да я по-французски к ним тоже обращался, и они все-таки не поняли!
- Конечно, это странно, - согласился я.
- Более чем странно - это просто непостижимо! Я получил диплом за изучение новых языков, в особенности за французский и немецкий. Правильность построения речи и чистота произношения были признаны у меня безупречными. И тем не менее за границей меня почти никто никогда не понимает! Можете ли вы объяснить это?
- Кажется, могу, - отвечал я. - Ваше произношение слишком безупречно. Вы помните, что сказал шотландец, когда первый раз в жизни попробовал настоящее виски? "Может быть, оно и настоящее, да я не могу его пить". Так и с вашим немецким языком: если вы позволите, я бы вам советовал произносить как можно неправильнее и делать побольше ошибок.