Страница 40 из 50
Мы продолжали путь, и благодаря окружающей красоте на время забыли возмущавшее нас обстоятельство. Я высчитал верно: в три четверти первого. Гаррис, шедший впереди, сказал:
- Вот и добрались! Я вижу вершину.
- И ресторан? - спросил Джордж.
- Пока нет, но он, конечно, на месте, провались он совсем!
Через пять минут выше идти было некуда, мы стояли на вершине горы. Поглядели на север, на юг, на восток и на запад, потом посмотрели друг на друга.
- Величественный вид! Не правда ли? - сказал Гаррис.
- Великолепный, - согласился я.
- Восхитительный, - заметил Джордж.
- И они хорошо сделали, - продолжал Гаррис, - что догадались убрать с глаз ресторан.
- Они его, кажется, спрятали.
- Это разумно - когда вещь не мозолит глаз, она перестает раздражать.
- Конечно, - заметил я, - ресторан на надлежащем месте никому не мешает.
- Хотел бы я знать, куда они его дели? - спросил Джордж.
Лицо Гарриса вдруг озарилось вдохновением.
- А что, если мы поищем?!
Вдохновение было натуральное, оно увлекло даже меня. Мы условились, что отправимся на поиски в разные стороны и снова сойдемся на вершине.
Через полчаса мы уже стояли друг перед другом. Слов не нужно было: лица показывали ясно, что наконец нашлось в Германии прекрасное место, не оскверненное грубым употреблением пищи и питья!
- Я бы этому никогда не поверил, - вымолвил Гаррис, - а ты?
- Кажется, это единственная квадратная миля в Германии без ресторана, отвечал я.
- И не странно ли, что мы - путешественники, иностранцы - открыли такое место! - сказал Джордж.
- Действительно, - заметил я, - это удачный случай: теперь мы можем удовлетворить возвышенное стремление к прекрасному, не оскорбляя его искушением низменных инстинктов. Обратите внимание на освещение этих гор вдали - восхитительно, не правда ли?
- Кстати, - перебил меня Джордж, - не можешь ли ты сказать, какой отсюда кратчайший путь вниз?
Я посмотрел в путеводитель и отвечал:
- Дорога налево приводит в Зонненштейг. Между прочим, там рекомендуется "Золотой Орел"; ходьбы туда два часа. Дорога направо длиннее, но зато "представляете прекрасную точку обзора окружающей местности".
- По моему мнению, - заметил Гаррис, - красивая местность со всех точек обзора одинаково хороша? Вы не согласны с этим?
- Я лично, - отвечал Джордж, - иду налево. Мы последовали за ним.
Но спуститься скоро не удалось. В этих краях грозы собираются совершенно неожиданно, и раньше чем через четверть часа нам пришлось выбирать одно из двух: или искать убежища, или промокнуть до костей. Мы решились на первое и выбрали дерево, которое при обыкновенных обстоятельствах было бы вполне надежным убежищем. Но гроза в Шварцвальде не совсем обыкновенное обстоятельство. Сначала мы утешали друг друга тем, что скоро нам нечего будет бояться промокнуть еще больше...
- При подобных условиях, - сказал Гаррис, - я был бы почти рад, если бы здесь оказался ресторан.
- Через пять минут я иду вниз, - объявил Джордж, - так как, промокнув, считаю излишним еще и голодать в придачу.
- Эти пустынные горные местности, - заметил я, - более привлекательны в хорошую погоду; а во время дождя, в особенности когда человек достиг того возраста, в котором...
В эту секунду нас окликнули. В пятидесяти шагах вдруг появился откуда-то толстый господин под огромным зонтиком; он вопросительно смотрел на нас.
- Вы не войдете внутрь?
- Внутрь чего? - переспросил я, думая, что это один из тех идиотов, которые стараются острить, когда нет ничего смешного.
- Внутрь ресторана, - отвечал толстый господин. Мы оставили наше убежище и подошли.
- Я звал вас из окна, - продолжал он, - но вы, вероятно, не слыхали. Гроза, может быть, не кончится раньше чем через час. Вы бы ужасно промокли! - Почтенный и любезный толстяк волновался за нас.
- С вашей стороны было очень любезно выйти, - отвечал я. - Мы не сумасшедшие и не стояли бы здесь целых полчаса, если бы знали, что в нескольких шагах есть ресторан. Мы не подозревали о его существовании.
- Я так и думал, - заметил почтенный господин, - потому и пошел за вами.
Оказалось, что все сидевшие в ресторане смотрели на нас из окон и удивлялись, зачем мы там стоим с самым несчастным видом. Они бы, пожалуй, любовались нами до вечера, если бы не любезность толстого господина.
Хозяин ресторана оправдывался тем, что принял нас за англичан: на континенте все искренно убеждены, что каждый англичанин - помешанный; это мнение так же укоренилось, как мнение наших крестьян о французах - они думают, что каждый француз питается лягушками. И такое убеждение поколебать очень трудно.
Ресторанчик был отличный, с хорошей едой и очень порядочным столовым вином. Мы просидели в нем часа два, высыхая, угощаясь и беседуя о красоте природы; и как раз перед тем, как собрались уходить, произошел маленький случай, доказавший, что зло производит в этом мире гораздо больше последствий, чем добро.
В столовую поспешно и взволнованно вошел новый посетитель. Вид у него был уставший, истощенный. Он нес в руке кирпич, с привязанной к нему веревкой. Войдя, он быстро прихлопнул за собой дверь, запер ее на задвижку и прежде всего долго и пристально поглядел в окно. Потом вздохнул с облегчением, сел, положил подле себя на скамейку кирпич и спросил еды и питья.
Во всем этом было что-то таинственное. Казалось странным, зачем он запер дверь, что будет делать с кирпичом, почему так взволнованно смотрел в окно. Но измученный вид незнакомца удерживал от вопросов и желания вступить с ним в беседу.
Постепенно он успокоился, закусил, перестал ежеминутно вздыхать, вытянул на скамье ноги, закурил гадкую сигару и, видимо, отдыхал.
Тогда это и случилось. Все произошло слишком неожиданно, чтобы можно было заметить подробности. Я только помню, как через кухонную дверь вошла девушка с кастрюлей в руке, прошла комнату поперек и подошла к наружной, входной двери. В следующую секунду в комнате было полное столпотворение метаморфоза вроде тех, какие изображаются в цирке; вместо плывущих облаков, тихой музыки, колышущихся цветов и летающих фей вдруг делается какой-то хаос: толпа мечется, полисмены прыгают и спотыкаются о ревущих бэби, франты борются с клоунами, мелькают колбасы, арлекины, ничто не стоит на месте ни секунды.