Страница 28 из 53
– По отцовской линии наш род ведет свое начало из Германии. Мой прапрадед, Фабер, был одним из первых поселенцев на так называемом немецком побережье, это около двадцати пяти миль вверх по реке от Нового Орлеана. В той части света живет много немцев, но за последние сотни лет, по сути, не осталось ни одной немецкой фамилии. Баквайтер стал Бовалде, Кернер – Квирнелом. Я могу с десяток таких перемен назвать.
– Но теперь ваша семья живет в городе, а не на этом, как вы сказали, немецком побережье?
По лицу девушки промелькнула легкая тень.
– Только мой отец.
Она объяснила, что он держал сахарную факторию, как его отец и дед. Он хотел даже поехать с ней сюда, но не смог. Шесть месяцев назад у него случился удар.
Орри смахнул сухую грязь с последнего саквояжа, понимая, что дальше тянуть нельзя и пора уезжать.
– Надеюсь, вы отлично проведете время в Резолюте, мисс Фабрей, – произнес он, боясь сказать что-нибудь еще и в то же время сознавая, что другого случая может и не представиться. – Возможно… – добавил он, нервно теребя фуражку, – возможно, мы еще увидимся.
– Я была бы очень рада, мистер Мэйн, – ответила Мадлен и сдержанно кивнула, обращая на него серьезный взгляд темных глаз.
Орри был слишком взволнован, чтобы признать в этом обычную вежливость с ее стороны.
Помахав им рукой, он вскочил в седло и уехал. Восторженное настроение не покидало его всю дорогу до развилки, он даже напевал. Единственное, чего он никак не мог понять, так это почему такая милая и умная девушка, как Мадлен Фабрей, решила провести лето с высокомерными и пустыми Ламоттами. Возможно, их связывает какое-то кровное родство? Другого разумного объяснения он просто не находил.
Ну что ж, ради новой встречи с очаровательной Мадлен он даже готов быть полюбезнее с теми, кто ему неприятен. И он непременно навестит ее при первой же возможности. Ведь впереди у него целых полтора месяца отпуска – достаточно времени, чтобы поухаживать за молодой леди. Орри уже размечтался, как он преподнесет Мадлен вышитый веночек со своей фуражки, как в конце его отпуска они обменяются пылкими обещаниями писать друг другу…
Как странны порой повороты судьбы! Если бы унылый дождь не размыл ту часть дороги, они могли так никогда и не встретиться. А теперь его ждало счастье, и это новое чувство было невыразимо прекрасно.
Однако уже через пять минут после того, как Орри добрался до Монт-Роял, Купер спустил его с небес на землю.
– Фабрей, говоришь? Боюсь, ты забрел не на ту дорожку, братец. Фабрей – это фамилия девушки, на которой Джастин собирается жениться.
После ошеломленного молчания Орри воскликнул:
– Как такое возможно! Объясни мне!
Купер пожал плечами. Они сидели в столовой; за окном снова зарядил дождь, и в комнате было сумрачно. Парадная фуражка Орри так и лежала в углу, куда он весело зашвырнул ее, перед тем как обняться с братом. Купер налил им обоим по стаканчику лучшего отцовского кларета. Орри не сделал ни глотка.
– Понятия не имею, – сказал Купер, закидывая ноги на дорогой стол красного дерева. – Я ведь не доверенное лицо Джастина или Фрэнсиса.
– Просто поверить не могу, что такая девушка может выйти за Джастина. Ей ведь не больше двадцати. А он, наверное, лет на пятнадцать-двадцать старше ее. Как давно умерла его первая жена?
– Девять лет назад, кажется. Да какая разница? Брак явно устроил отец девушки. Такое часто случается. У Ламоттов прекрасная родословная, даже если в них уже много лет назад иссякли доброта и сострадание.
Впервые в жизни Орри проявил по-настоящему серьезный интерес к женщине. Кому-то его возмущенные возгласы и страдальческие бормотания могли показаться комичными, но только не Куперу. Хотя сам он никогда не испытывал подобных переживаний, а потому не мог в полной мере понять чувств Орри, однако ни секунды не сомневался в их искренности.
Он не спеша допил кларет и вернулся к чертежу мельницы, который изучал до появления брата. Орри возбужденно ходил по комнате, и на лице его отражалась мучительная боль. Вдруг он остановился возле Купера:
– Когда они венчаются?
– В ближайшую субботу. Кстати, мы тоже приглашены. Вся семья. Но, думаю, тебе не стоит идти.
– В субботу! Да почему же так скоро?
– Могу только догадываться. Мать Джастина предпочла бы подождать до осени, когда будет прохладнее. Но он уже достаточно взрослый, чтобы не согласиться с ней. Не знаю, в чем он больше заинтересован – в самой юной леди или в ее приданом. Если она такая хорошенькая, как ты говоришь, я вполне могу поверить в те разговоры, которые слышал. В округе говорят, что Джастин так же нетерпелив, как какой-нибудь из его призовых жеребцов… Эй, послушай, да прекрати ты метаться как безумец! Это же просто девушка.
Орри резко развернулся лицом к брату:
– Она не просто девушка! Мы с ней и говорили-то всего каких-то пять минут, но я… и она…
Он не знал, что сказать. А может, просто боялся показаться смешным из-за своей откровенности. Купер смотрел, как брат поднял лежавшую в углу фуражку и потрогал указательным пальцем золоченый веночек на ней.
А потом, не добавив ни слова, вышел из комнаты.
Купер вздохнул и потянулся к оставленному братом нетронутому стакану кларета. Ему вдруг тоже стало ужасно грустно.
На следующее утро братья оседлали коней и поскакали в Саммервилл. Когда они приехали, Орри все еще был так расстроен, что с трудом заставлял себя находить теплые слова для каждого члена семьи. Но Кларисса знала своих детей. Тем же вечером, после ужина, она отвела Купера в сторонку:
– Твой брат – плохой актер. Почему он так несчастен? Разве он не рад приехать домой?
– Конечно рад. Но вчера у реки, по дороге в Чарльстон, он встретил одну юную леди. Она его совершенно очаровала, а потом он узнал, что девушка предназначена для Джастина Ламотта.
– О Боже!.. Это та девушка, которую все называют креолкой?
– Наверное. А это так?
– Судя по имени, вполне возможно. Боже мой… – снова вздохнула Кларисса. – Да, это все усложняет. Я имею в виду приглашение на свадьбу. Твой отец отказался поехать, но вежливость требует, чтобы семья все же была представлена. И я надеялась, что вы с Орри поедете со мной.
Купер вполне понимал отцовскую антипатию к Ламоттам и разделял ее. Это были недалекие, подлые люди, которые ценили лошадей больше, чем людей, и постоянно ввязывались в ссоры, чтобы разрешить их незаконными дуэлями. Только из уважения к матери Купер ответил:
– Честно говоря, я предпочел бы не ездить, но поеду. А вот Орри мы не должны заставлять.
– Разумеется, ты прав, – согласилась Кларисса. – При таких обстоятельствах он наверняка не захочет там быть.
Однако на следующий день за ужином Орри, к их большому удивлению, заявил, что поедет с ними в субботу. Купер посчитал это жестом отчаяния, но промолчал. Тиллет велел Клариссе взять с собой и кузена Чарльза.
– Ему полезно будет посмотреть на приличных людей, которые умеют себя вести, – едко заметил он.
А Купер подумал, что беднягу Чарльза и так постоянно наказывают и это лишь один из способов.
В субботу установилась ясная, теплая погода с легким ветерком, который разгонял насекомых. Отъезд в Резолют задержался почти на час, потому что Кларисса была занята. Как раз перед рассветом одна из женщин, привезенных ими из Монт-Роял, надумала рожать.
Кларисса помогала при всех родах на плантации и вовсе не ожидала какой-то похвалы или просто признания ее усилий. Она всего лишь исполняла традиционный долг женщины своего положения. Когда придет время, Эштон и Бретт должны будут поступать точно так же.
Поездка в карете заняла полтора часа. Кузен Чарльз всю дорогу вертелся и жаловался. Кларисса нарядила его в красивый костюмчик с высоким воротником и шейным платком. Но к тому времени, когда они добрались до Резолюта, Чарльз, постоянно дергавший за платок, умудрился измять и его, и костюм.
Приехали они через сорок минут после окончания церковной службы. Венчание состоялось в крохотной отдельной молельне, на нем присутствовали только самые близкие родственники. А теперь прием набирал обороты. Гости болтали и смеялись под дубами и магнолиями на боковой лужайке, где были установлены четыре павильона из холста в желтую и белую полоску.