Страница 19 из 21
После этого исчезновения вроде бы прекратились, но зато стали обнаруживаться ужасные находки. В сентябре охотник на куропаток обнаружил возле заброшенной дороги для вывоза леса в 32 км к востоку от Сиэтла останки трех женщин. Следующей весной два студента лесотехнического института во время пешей прогулки по нижней части склонов горы Тейлора в окрестностях города Норт-Бенд обнаружили еще одно место, где преступник оставлял тела своих жертв. Там были найдены четыре черепа и разные другие кости, и все черепа были проломлены тяжелым тупым предметом, причем явно с невероятной силой и яростью.
Я вернулась ко второй странице письма О’Коннелла, где он описал один из случаев похищения, и перешла на третью страницу, где он писал об аресте Банди за нарушение правил дорожного движения почти через десять месяцев после похищения.
Никаких доказательств причастности подозреваемого к этому преступлению, кроме совпадения группы крови (первая, или 0) с группой крови, найденной позже на одежде жертвы, не было. И это несмотря на то, что в отношении Теда Банди было проведено самое тщательное полицейское расследование, которое я когда-либо видел. Поскольку времени со дня совершения преступления прошло очень много, мы не смогли установить алиби для соответствующего момента времени.
К своему письму О’Коннелл приложил 20-страничный полицейский отчет и расшифровку стенограммы заявления потерпевшей, сделанного в ночь происшествия. При работе с полицейским отчетом и стенограммой О’Коннелл использовал толстый черный карандаш, которым подчеркивал некоторые слова и фразы и делал пометки на полях. Я начала читать.
Преступление: похищение
Дата совершения: 11.08.1974
Подозреваемый: белый мужчина, американец, 25–30 лет, каштановые волосы средней длины, рост примерно 180 см, стройного/среднего телосложения, усы аккуратно подстрижены. Одежда: зеленые штаны и спортивная куртка, цвет неизвестен. Блестящие черные туфли из лакированной кожи.
От подчеркнутого слова вела стрелка к левому полю, где О’Коннелл нацарапал: «См. отпечатанные показания – там красновато-коричневые туфли».
Я пролистала остальные страницы полицейского отчета и заметила еще одно подчеркнутое место.
Потерпевшая утверждала, что она поцарапала подозреваемого, но, вероятно, не ногтями; что она не заметила на своих руках крови, которая должна была бы принадлежать подозреваемому, и что сама она не поранилась. Однако она не помнит, чтобы она поранила нападавшего.
В ходе беседы потерпевшая заявила, что, по ее мнению, она могла бы опознать подозреваемого, если бы увидела его снова, потому что она примерно 20–30 минут провела с ним в торговом центре, прошла почти всю парковку и довольно долго находилась вместе с ним в машине. Потерпевшая сама отпечатала свои показания, которые были включены в данный отчет в качестве приложения.
Дополнительный отчет содержал стенограмму разговора потерпевшей Кэрол Даронч с детективом Ритом. Я полистала и этот отчет, обращая внимание на подчеркивания и комментарии О’Коннелла. На четвертой странице детектив Рит спрашивает потерпевшую, сколько, по ее мнению, лет напавшему на нее человеку.
– От двадцати пяти до тридцати, – отвечает она.
– Как вы думаете, сколько мне лет? – спрашивает Рит.
– Я не могу назвать возраст, – отвечает Даронч.
О’Коннелл подчеркнул слова «Я не могу назвать возраст». На следующей странице зафиксирован такой диалог:
Рит. Была у него борода, или какие-нибудь усы, или бакенбарды?
Даронч. У него были усы.
Рит. Длинные, густые усы? Или короткие? Или средние?
Даронч. Точно, средние.
Но у Банди вообще не было усов! Эти слова, аккуратно написанные печатными буквами, были вынесены в скобки на полях.
Это показалось мне странным. Почему потерпевшая помнит усы, даже частично описывает их как «средние», если никаких усов не было? С другой стороны, может быть, для быстрой маскировки Банди использовал накладные усы.
Чуть ниже на той же странице детектив Рит спрашивает про обувь нападавшего.
Рит. Обувь? Вы заметили какую-либо обувь?
Даронч. Да, туфли из лакированной кожи.
Рит. Цвет?
Даронч. Что-то вроде красновато-коричневого.
Здесь туфли красновато-коричневые, а не черные, как значится на первой странице полицейского отчета. Расхождение небольшое, но в сочетании с другими сомнениями и противоречиями в показаниях потерпевшей можно утверждать, что буквально через несколько часов после происшествия она уже с трудом восстанавливает в памяти подробности попытки ее похищения.
Вот разговор о машине на шестой странице расшифровки стенограммы:
Рит. Вы помните его машину?
Даронч. Да. Конечно. Более или менее.
Рит. Какой марки была машина?
Даронч. «Фольксваген».
Рит. Они все выглядят почти одинаково, не так ли? Все похожи друг на друга, да?
Даронч. Да.
Рит. Вы заметили, какого она была цвета?
Даронч. Она была светлого цвета, голубая или белая.
Рит. Не было ли каких-нибудь трещин на каком-либо из окон? Не помните?
Даронч. Нет, не припоминаю.
Рит. А какие-нибудь наклейки на каком-либо из окон?
Даронч. Нет, не помню.
Рит. Не припомните, какого цвета была обивка?
Даронч. Нет.
Рит. Она была темной или светлой?
Даронч. Я не помню.
О’Коннелл отметил все это жирным черным маркером, не пропустив ни одного из этих пробелов в памяти. «Нет», «не помню», «я не помню» – все подчеркнул. Я подумала, что детектив Рит, наверное, был недоволен таким результатом. Я даже представила его себе откинувшимся на спинку скрипучего стула и тыкающим в десны зубочисткой. И вдруг, согласно моему воображаемому сценарию, он бросил зубочистку в грязную металлическую мусорную корзину, наклонился вперед, плотно сжав руки вместе, и попросил Даронч как можно точнее рассказать о том, что произошло после того, как к ней подошли в торговом центре.
Рит. С чего он начал разговор, когда подошел к вам? Что он сказал?
Даронч. Он спросил меня, не припарковала ли я автомобиль на парковке Sears, и я сказала ему, что припарковала… тогда он сказал мне, что кто-то пытался взломать его с помощью куска проволоки, а кто-то другой увидел это, вошел в магазин и сообщил об этом ему. А потом мы вышли из дверей между Auerbachs и Ropers и подошли к моей машине на парковке Sears, потом я достала свои ключи и открыла дверь с моей стороны, со стороны водителя, и там все было в порядке.
Рит. Что он тогда сделал?
Даронч. А потом мы подошли к двери на другой стороне, и он хотел, чтобы я открыла ее, а я спросила его – зачем? Я сказала: «Я же вижу, что из машины ничего не пропало».
Рит. Тогда вы начали подозревать его?
Даронч. Да.
«Стресс, страх», – записала я на листке для заметок. Потом Даронч рассказала о том, как «офицер Роузленд» проводил ее обратно в торговый центр и там предложил отвезти ее в отделение полиции, чтобы она могла написать заявление. В этот момент она попросила его показать удостоверение.
Даронч. …Он открыл свой бумажник и показал мне вроде бы жетон, но он был весь золотой, и я не смогла разглядеть, написано на нем что-нибудь или нет. Он спрятал его во внутренний карман куртки. Потом мы пошли к машине… и он открыл… он был очень мил, открывал для меня все двери.
Открывал для меня все двери. У меня в памяти что-то щелкнуло, как будто и правда открылась дверь или луч света вдруг прорезал тьму. Я вспомнила, что одна из пострадавших с озера Саммамиш рассказывала полиции о каком-то «Теде». Он был «очень искренним», говорила она. «С ним было легко говорить. По-настоящему дружелюбный. У него была приятная улыбка». Тут я вспомнила еще один факт: «Тед» приехал к озеру Саммамиш на бежевом «фольксвагене». И все его жертвы были молодыми женщинами с длинными каштановыми волосами с пробором посередине.