Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 32

– Папа, ты не должен никого обвинять, – решительно возразила Жасент. – Это было бы нечестно.

– Что это значит? Черт возьми, ты скажешь, наконец, все?

Шамплен, выйдя из себя, схватил дочь за плечи и стал трясти.

– Эмма покончила с собой, папа, вот в чем правда! Возьми, прочти это письмо. Лорик ушел как раз перед тем, как я его нашла. Он тоже не знает.

– Что? Эмма? Покончила с собой? Ты лжешь! – прорычал отец.

Шамплен пробежал глазами письмо. Внезапно он стал удивительно спокойным, сложил письмо вчетверо и спрятал во внутреннем кармане своей велюровой куртки.

– Мама не должна об этом узнать, – сдавленно произнес он холодным и далеким голосом. – Господин кюре – тоже. Никто не должен узнать эту жуткую правду. Может быть, мы расскажем Лорику и Сидони, но только тогда, когда я посчитаю нужным. Но ни мать, ни местные жители об этом знать не должны. Пообещай мне это.

– Папа, а ты пообещай мне в свою очередь, что не будешь использовать смерть Эммы, чтобы рассказывать прессе всякие глупости! – ответила Жасент на слова отца.

– Но тогда мы не сможем требовать возмещения убытков! – возмутился Шамплен. – Мы потеряли урожай, нас ограбили! Зачем же и дальше гнуть спину? Ты хоть понимаешь весь масштаб наших потерь?!

– Я все понимаю, но это не значит, что мы вправе опускаться до такой лжи, оскверняя этим Эммино имя! Я отказываюсь видеть портрет сестры на первых полосах всех ежедневных газет, отказываюсь читать сплетни о причинах ее гибели! Нет ни единого свидетеля.

– Замолчи! – приказал Жасент отец, сверля дочь налитыми кровью глазами; челюсть его ходила от негодования. – Мы поговорим об этом позже. А сегодня нам нужно молиться о вечном упокое грешницы.

– Не надо, папа! – прокричала Жасент, нервы ее были натянуты до предела. – Не говори так об Эмме!

«Ад спустился на землю, ад без огня и демонов! – подумала она. – Ад, который называется потопом».

Лежа на диване, покрытом коричневым шерстяным пледом, Эльфин курила американскую сигарету. Она сняла свои туфли на высоких каблуках, а под голову положила подушку. Пьер сидел возле чугунной печки, повернувшись к ней спиной. Молодые люди только что согрелись чаем и перекусили печеньем. Их чаепитие сопровождалось классическим любовным сюжетом: несколько поцелуев, которые Эльфин сочла чересчур холодными. Как ни старались они не касаться темы, которая повисла в воздухе, но избежать ее было нельзя.

– Ты такой мрачный из-за нее, из-за Жасент Клутье? – наконец спросила Эльфин. – Пьер, после ее ухода ты даже по-настоящему меня не поцеловал.

– Прошу тебя, Эльфин, мне не хочется об этом говорить.

– А меня это волнует. Думаю, она пришла клеиться к тебе! Устала от своего целибата, смотри-ка! Хотя Валлас охотно бы на ней женился, да и доктор Гослен тоже, – сказала она, представляя, как доктор падает перед Жасент на колени. – Каждый раз, когда он к нам заходит, мы вынуждены выслушивать его излияния о прекрасной мадемуазель Клутье, которую с недавних пор он называет просто Жасент. Она работает в его отделении.

Пьер стиснул зубы, кулаки его сжались – слова Эльфин его задели. По своей природе он был человеком легкомысленным, даже беспечным, но только тогда, когда дело касалось отношений с кем-либо. Свою сосредоточенность и неусыпную бдительность он проявлял в работе.

– Жасент приехала без предупреждения, – небрежно бросил Пьер. – И я забыл, что ты обещала зайти сегодня.

– А если мы поженимся, ты забудешь, в чьей постели спишь? – съязвила Эльфин. – Пьер, подойди ко мне. Ты не в настроении, но я знаю, как тебя развеселить. У нас есть время. Я пообещала дяде Освальду вернуться только к ужину.

Эльфин, мало заботясь о своей добродетели, любила плотские удовольствия. До юного бригадира у нее была связь со студентом из Шикутими.





– Я сейчас действительно не в настроении, – мягко возразил Пьер.

Не обращая внимания на его слова, Эльфин поднялась, подбежала к креслу, где сидел Пьер, и устроилась у него на коленях. Она прижалась к любовнику, словно кошечка, обхватив руками его шею. Мужчина почувствовал соблазнительный запах ее духов, и это сразу напомнило ему о любовных играх, в которые они играли два дня назад.

– Пьер, – прошептала Эльфин, приблизившись к самому его уху, – давай поднимемся в твою комнату и задвинем шторы, чтобы не видеть больше этого жуткого дождя.

Она искала губами губы Пьера и, взяв его руку, положила ее себе на грудь: маленькую, теплую и нежную. Дыхание Эльфин участилось, повинуясь сумасшедшему желанию, которое вызывал в ней этот мужчина. Он едва не уступил ей, едва не отдался зарождающемуся в его чреслах возбуждению. Однако в это мгновение перед его взором возник образ Жасент, кутающейся в свой серый непромокаемый плащ, ее нежное лицо, ее пылающие розовые губы. Затем другой образ предстал в его распаленном мозгу: обнаженная Эмма под его телом, с темными, обрамляющими лицо волосами, смеющаяся и словно чувствующая гордость за свое молодое, жадное до наслаждений тело.

– Нет. Я проведу тебя к дяде, – решительно заявил он, отталкивая Эльфин. – Я же сказал, у меня нет настроения.

Она вызывающе окинула его взглядом с ног до головы:

– Осторожно, Пьер, со мной так не разговаривают!

– И что ты сделаешь, чтобы меня наказать? Разорвешь нашу помолвку, о которой мы еще не заявляли? Что ж, если ты хочешь…

– Но, Пьер, я же люблю тебя, – сдалась Эльфин, опасаясь его потерять. – Ты снова очарован этой Жасент Клутье? Но ведь она отвергла тебя! Смирись с этим наконец!

Пьер стоял посреди комнаты, засунув руки в карманы брюк; на лице застыло выражение бесконечной печали.

– Хорошо, я скажу тебе, ты все равно рано или поздно узнаешь. Эмма, сестра Жасент, умерла прошлой ночью. Утонула.

– Утонула! – ошеломленно воскликнула Эльфин. – Боже мой, это ужасно! Но это не так уж и удивительно, в такую погоду нужно быть предельно осторожным. Мне жаль, я не могла догадаться, что тебя тревожит. Значит, Жасент приехала к тебе, чтобы рассказать об этом? Но она ведь могла и позвонить. Господи, тебе все это, должно быть, кажется странным.

– Странным – это не то слово. Я в ужасе, мои мысли только об этом. Эмма, такая веселая, такая жизнерадостная! Ей не было и двадцати. И мне она очень нравилась.

Эльфин закурила вторую сигарету, нервно расхаживая по комнате. Ее голубые глаза помутнели – это было верным признаком ее гнева.

– А сказал бы ты то же самое обо мне: «Мне она очень нравилась», – если бы я завтра умерла? Судя по тому, что ты рассказывал, вы с ней встречались на протяжении нескольких месяцев и она свято верила в то, что ты на ней женишься. Но получилось не так, как она хотела. Иначе, я полагаю, она бы тебе не уступила.

– Господи, давай не будем говорить об Эмме! Оставим ее в покое. Я часто проявлял к ней неуважение, это правда, я не был с ней честен, как и с тобой. Некоторым мужчинам удается усмирять свои желания. Но, увы, мне это не под силу.

Он пожал плечами и отошел к печке, чтобы подкинуть еще немного дров. Последние слова Жасент, которые она бросила ему в лицо, не давали Пьеру покоя. «Чтобы мучительные угрызения совести тяжким бременем легли на мои плечи?! Да, похоже, это уже началось. Я хотел бы провалиться сквозь землю», – пронеслось у него в голове.

– Ты не ответил, – не унималась его любовница. – Сказал бы ты обо мне то же самое, Пьер? Я в этом сомневаюсь. Способен ли ты вообще любить по-настоящему? Ты соблазнил Эмму, потом ее бросил. Значит ли это, что и мне не избежать подобного к себе отношения? Только что ты перечеркнул наши намерения обручиться. И это совсем неучтиво с твоей стороны, потому что я люблю тебя, хочу прожить рядом с тобой всю жизнь, подарить тебе детей и…

– Замолчи! – оборвал ее Пьер. – Умоляю тебя, замолчи! Сейчас не время донимать меня своими тирадами! С меня довольно! Давай будем честными, Эльфин. Ты хотела меня, ты искусно сплела вокруг меня паутину, я ни на минуту не мог расслабиться, пока ты не достигла наконец своей цели. Но вот в чем заключается правда: я могу спать еще с сотней женщин, но ни одна не заставит меня забыть Жасент. Вот в этом все дело, понимаешь? Ты довольна? Я был полным идиотом, когда послушал ее и позволил ей тогда уйти… И почему я не искал с ней встречи два последних года?.. Думаю, она все еще меня любит. Но теперь уже слишком поздно.