Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 17

Концепция национальных черт народа довольно условна, тем не менее, есть какие-то общие черты, которые создают то, что мы называем национальным характером, культурой. В рассуждениях о характерах двух народов ограничимся только советским периодом, когда евреи уже не были связаны обязательным проживанием внутри черты оседлости и были более ассимилированы в русскую жизнь. Начиная с тридцатых годов, большое число евреев, получив образование, доступа к которому они были лишены в царское время, довольно быстро стали частью нового слоя советского общества – интеллигенции.

Что же все-таки отличало евреев от других их соотечественников и почему отношение к ним было другое? Многие русские классики неоднократно затрагивали эту тему в негативном для евреев ключе, но я не хочу ни повторять их, ни опровергать. Двести лет, проведенные если не вместе, то рядом, а особенно семьдесят лет советского периода, наложили глубокий культурный отпечаток на русское еврейство.

Если говорить о мировом еврействе, то это очень культурно разобщенный народ, хотя такое разобщение нехарактерно для советских евреев (во всяком случае, в доэмигрантский период). Советский еврей сильно отличался от европейского, ближневосточного или южноамериканского, и даже – от потомка русских евреев, живущего в Соединенных Штатах. В процессе ассимиляции евреи приобрели много чисто русских черт. В результате советский еврей стал одновременно носителем русской культуры и еврейского склада ума. Он носит в себе культурные черты русского человека больше, чем, например, британский еврей носит черты британца, что можно объяснить гораздо большей однородностью культурной среды в тоталитарном государстве. Поэтому русские евреи в любой загранице – в первую очередь русские, и только во вторую – евреи. Советские евреи всегда хотели раствориться в одной большой нации, а крохотная Еврейская Автономная область, искусственно созданная в тридцатые годы на Дальнем Востоке по приказу вождя народов, так никогда и не стала центром советской еврейской жизни.

Число русских – коренной национальности страны – значительно превышает половину населения, тогда как число евреев никогда не превышало 4 %, а сейчас, после распада Союза и массовой эмиграции, оно упало до 0,2–0,3 %. Надо ли вообще обсуждать особенности национального характера русских и евреев? Считаю, что да, нужно, прежде всего – для понимания, кто все мы, русские и евреи, народы, прожившие бок о бок двести и более лет, с глубоко сросшимися судьбами, во многом похожие, но в чем-то существенном различные, а сейчас почти расставшиеся. Это нужно и для понимания причин этого расставания. Скажу заранее, это не черно-белая картинка, и будет уместно еще раз подчеркнуть, что каждый индивидуум любой национальности и культуры уникален. В любом обществе всегда найдутся люди, чей характер, склонности и состояние ума будут совершенно противоположны тем, которые приписывают к чертам так называемого национального характера. Однако трудно оспорить и то, что общности в характере народа это то, что составляет его культуру. Описать национальный характер целого народа – задача непростая. Всегда будут люди, не согласные с этими характеристиками, это их право.

Живя в России веками вместе, многие народы так ассимилировались, что теперь трудно найти человека, кто был бы на сто процентов русским в этническом плане даже во втором-третьем поколении. Поэтому, говоря о русском характере, я, конечно, имею в виду, прежде всего, культурный аспект. Семьдесят лет советского правления выровняли разные народы до «новой исторической общности», которую в мире называют просто: русские.

Родившись и прожив всю или большую часть жизни в России, русские евреи в значительной мере русские по культуре; но другая часть их менталитета не принадлежит этому народу, поскольку они рождены и воспитаны в еврейских семьях – не в религиозных или традиционных, а типичных семьях советского среднего класса, еврейской интеллигенции.





Важно иметь в виду, что до Октябрьской революции 1917 года в России существовали классы людей, которые по своему образу жизни, роду занятий и культурному уровню сильно различались, я имею в виду дворянство и простонародье. Дворянство как высший класс имело свои представления о чести и репутации, которые были мало присущи простому народу. Такое мироустройство кардинально изменилось после 1917 года. Более чем двадцатилетнее преследование и истребление «социально чуждых элементов» – бывших дворян и собственников, а также годы красного террора начисто смели с российской почвы дворянство с их культурой и манерами поведения. Сотни тысяч из них эмигрировали. В результате российский народ стал другим, пролетарским, который со временем стал народом советским. Постепенно, к позднесоветскому периоду (1960–1980 годы) сформировались две неравные части этого народа: «синие воротнички», или простой народ (большинство) и «белые воротнички» – интеллигенция (меньшинство). Разница между этими двумя группами была настолько заметна, что мы имели как бы две цивилизации в одной стране. Мои характеристики сфокусированы на простом народе, поскольку он составляет большинство русского народа.

Вы не задумывались: почему, когда говорят о русском национальном характере, то в отличие от других национальностей, как правило, употребляют сочетание русский человек, а не просто русский? Аналогичные словосочетания: английский человек, японский человек, сомалийский человек звучали бы довольно нелепо. Возможно, это не только потому, что слово русский звучит скорее как прилагательное, но и потому, что слово «человек» добавляет какую-то дополнительную краску в характер этого народа. И такой краской можно писать только характер народа огромной страны.

Русский человек легковерен и недоверчив одновременно. В пост-советский период начала девяностых, когда «делать» деньги стало второй религией, умный мошенник Мавроди организовал финансовую пирамиду, известную на Западе под названием Понзи (по имени первого мошенника, обманувшего простодушных сограждан). «Инвестмент банк» Мавроди ограбил десятки тысяч людей, отдавших ему свои деньги в расчете на быструю сверхприбыль. Народное доверие мошеннику было до того безграничным, что даже после закрытия этого «банка» и пропажи денег те же ограбленные им люди голосовали за него на выборах в депутаты парламента! Он заседал в нем до самого ареста. А люди все несли и несли свои жалкие обреченные деньги, несмотря на перманентный кризис, когда не то, что большой возврат денег был невозможен, но и вообще никакой. Если бы эти люди смогли подумать и посомневаться: а возможно ли в стране с развалившейся промышленностью получить быструю сверхприбыль без обмана граждан? – наверное, несчастных было бы меньше. Аналогичная пирамида была создана Берни Мэдоффом в Нью-Йорке. Разница между русской и американской пирамидами лишь в том, что вкладчики верили Мэдоффу только до того, как разразился финансовый кризис 2008 года. Когда же они поняли, что денег обратно не получить, Мэдофф был разоблачен, и о вкладах в его компанию больше не могло быть и речи. Русские же вкладчики были готовы исступленно нести и нести новые деньги, несмотря на разоблачение Мавроди. Легковерие есть и в политическом аспекте: пропаганда с экранов телевизоров легко внедряется в сознание простых людей, и власти используют эту доверчивость в своих целях.

Недоверие – отнюдь не противоположная черта доверчивости, а ее обратная сторона, и оба эти качества вполне уживаются в одном человеке. Человек не склонен доверять слову, если слышит его не из телевизора или не прочтет в газете. Недоверие и страх причинения вреда существуют на подсознательном уровне. Русский человек не так открыт, как, например, американец; он не будет говорить открыто с кем-то, если этот кто-то не его знакомый. Типичная зарисовка из жизни двух разных обществ: несколько групп людей находятся в одной кабине большого лифта – американцы внутри одной из групп будут разговаривать естественно, не понижая голоса; русские не будут говорить вовсе или будут разговаривать так тихо, чтобы люди другой группы их не слышали. Существовавший веками страх непонятного и незнакомого вызывает и различный подход в отношениях с окружающими людьми: впервые встреченный индивидуум не рассматривается как хороший человек до тех пор, пока он не доказал, что хороший – это типично русский подход, настороженный и закрытый.