Чёрный ирис

Тот же советник побагровел и хотел что-то явно нелицеприятное ответить, но правительница жестом заставила его замолчать.

– Говорите, что вы знаете, – ее требовательный взгляд замер на Дастрияре, отчего бедный юноша даже чуть втянул голову в плечи.

Сын эмирхана сбивчиво начал свой рассказ. Поведал он и об Азире, и обо мне и о пути в Сиапех. Джинны слушали, не перебивая, хотя скептические ухмылки на лицах некоторых советников были красноречивее любых слов. Я же вообще чувствовала себя здесь лишней. И так догадывалась, что Джабраил отправил именно нас сюда не потому, что якобы мы были самыми подходящими кандидатурами для переговоров. Скорее, он не без опасений предполагал, что в пустыне в это время могут напасть ифриты. Вот и постарался таким образом уберечь от смерти. Меня, понятно почему. Ну а при всей его неприязни к Зехиру, только тот ведь знал путь к храму Времени.

– Таким образом, – чуть сипло завершал свою речь пунцовый от волнения и всеобщего внимания Дастрияр, – если нам удастся добраться до храма Сиапех и пробудить его к жизни, ифриты будут повержены, что, несомненно, выгодно и нам, и вам. Я понимаю, что пролегшая между нашими народами пропасть вражды слишком огромна. И если бы была уверенность, что мы справимся с нашей миссией без вашей помощи, поверьте, тревожить бы вас не стали. Но сейчас не до старых распрей. Азир, само собой, догадывается о нашем замысле, и встречи с ифритами в пустыне не избежать. Ни я, ни мои воины не боимся смерти. Но предсказательница должна добраться в храм живой и невредимой. Она – наша единственная надежда на спасение и нельзя допустить гибели Сарии. Потому и просим вас помочь. Объединенными силами у нас куда больше шансов одолеть ифритов в случае их нападения. Подумайте, стоят ли старые обиды будущего наших народов.

– Да что тут думать? – порывисто воскликнул довольно молодой джинн. – Конечно же, нам нужно объединиться! Мы...

– Аджир, не вмешивайся, – презрительно оборвала его речь правительница, – ты не имеешь права голоса!

Тот отвернулся, видимо, пытаясь скрыть обуревавшие его эмоции. Даже стало жаль юного джинна, еще не погрязшего в традиционных предрассудках.

– Твои слова разумны, будущий эмирхан, – правительница перевела взгляд на Дастрияра, – но недостаточно убедительны.

Я не смогла сдержать усталого вдоха. Похоже, переговоры затягивались и надолго. Ко мне бесшумно подошел Талиф:

– Быть может, госпожа предсказательница желает отдохнуть? – с искренним сочувствием спросил пожилой джинн.

– Думаю, мое присутствие здесь и вправду необязательно, – я переглянулась с Зехиром.

– Только не уходи далеко, – попросил он.

Снисходительно кивнув, правительница дала мне свое позволение покинуть зал. И оставив Зехира с Дастрияром убеждать упрямых джиннов, я вслед за Талифом сквозь пелену белоснежного света поспешила уйти из этого подобия дворца.

– Спасибо, – тихо поблагодарила я своего пожилого спутника, когда мы оказались снаружи, – это все же немного утомительно, а толку от меня никакого. Я не умею ни убеждать, ни произносить пылких речей.

– Это здесь и ни к чему, – джинн лукаво улыбнулся и едва слышным шепотом добавил, – решение было принято, еще когда вы ступили на лестницу, про ифритов мы ведь тоже знали. Но просто так сразу согласиться тоже вроде не положено. Вот еще часа два и будут вести пространственные беседы.

– Все-таки вы – странный народ, – я покачала головой.

– На самом деле, мы все же очень похожи на людей, хотя ни мы, ни вы это признавать не хотим, – Талиф засмеялся. – Что ж, раз уж я взялся за ваш отдых, то могу предложить только одно. Видите ли, я – лишь придворный книгочей и ничем развлекать не умею. Но зато могу показать вам нашу библиотеку.

– Ой, это было бы замечательно! – я от радости даже в ладоши хлопнула.

– Тогда прошу за мной, – пожилой джинн устремился к боковой от дворца улочке, и я поспешила за ним.

Библиотека располагалась в с виду ничем не отличавшемся от соседних витом доме из изумрудно-зеленого света. Талиф снова прошел сквозь искристую пелену, я юркнула следом. Открывшийся мне зал оказался весьма небольшим. Лишь несколько рукописных и вполне материальных книг покоились на эфемерных постаментах. Видимо, мое безмолвное разочарование оказалось уж очень красноречивым, пожилой книгочей поспешил чуть виновато пояснить:

– Увы, мы слишком горды, чтобы хранить знания о чем-нибудь, кроме самих себя. Увековечиваем письменами лишь свершения и падения нашего народа, остальное передается из уст в уста. Сложившейся традиции не изменить, к сожалению, как и не изменить моих собратьев.

– Знаете, я до вас знала только одного джинна, – растерянно пробормотала я, – и думала, все вы, как и он, людей презираете. Но вы говорите сейчас со мной как с равной и даже дружелюбно... Выходит, я заранее в джиннах ошибалась.

– Ох, девочка, – Талиф засмеялся, – я слишком стар, чтобы иметь глупость кого-либо презирать. А тот джинн, о котором ты упомянула, не Джабраил ли часом? – спросил он как бы между прочим.

– А вы его знаете? – опешила я. – Или, быть может, знали раньше, еще до его изгнания?

– О, думаю, в Небесных городах о нем знает любой джинн, – книгочей покачал головой, – само собой, не в лучшем смысле.

– Жаль, – я вздохнула, – понимаю, у вас, наверняка, есть какие-то свои причины для неприязни к нему, но Джабраил – мой друг. Пусть он и не без недостатков, но он дорог мне, какой есть.

– А говорил ли он тебе, кем он был, и за что его изгнали? – джинн задумчиво бродил между постаментами.

– Нет, никогда, – я не сводила с него взгляда. – А вы знаете?

Талиф кивнул.

– Только не рассказывайте мне ничего, – спешно попросила я. – раз уж Джабраил хотел сохранить это в тайне, то пусть неведомым для меня и остается. Но все же кое-что я имею право знать. И быть может, как раз вы и способны мне в этом помочь. Как полностью звучит проклятье Джабраила? Вы знаете?

Эфемерный книгочей подошел к одному из постаментов и коснулся толстенного фолианта.

– Здесь, – тихо произнес он, – хранятся дословно все проклятия, когда либо павшие на кого-либо из моих собратьев.

– А я могу взглянуть? – я заранее ждала отказа.

Талиф раздумывал не меньше минуты.

– Что ж, взгляни, если это и вправду для тебя так важно. Только поклянись, что никому об этом не расскажешь. Все же люди не должны касаться наших сокровенных записей.

– Я клянусь, – я сложила ладони на груди, – что никому не поведаю о вашем щедром позволении.

Джинн принес мне высокий стул, ставший при моем прикосновении вполне материальным. И сев, я как раз могла удобно листать плотные страницы фолианта. Пусть и чувствовала, что совершаю в некотором роде кощунство по отношению к чужим тайнам, но все же для меня было слишком важным узнать правду.

Хорошо хоть джинны вели записи на том же всеобщем языке, что и люди. Перед самими проклятиями всегда стояли имена тех, кому те предназначались. И судя по объему книги, немало накопилось провинившихся. Джабраила я нашла примерно ближе к середине, уже порядком устав от мелькания витиеватых имен. Здесь же стояла и дата, судя по которой, мой друг был проклят около трех сотен лет назад. Даже по меркам джиннов это был достаточно долгий срок. Что же получается, Джабраил мучился в камне-темнице все это время? Меня даже дрожь пробрала от одной этой мысли.

Само же проклятие оказалось совсем кратким и гласило следующее. 'Изгнанному и обреченному вовек не найти освобождения. Лишь черной предсказательнице подвластно избавить его от каменных уз и сохранить ему в жизнь. Но если случится такое, то знайте, поднебесные, возвратится в мир древнее зло, ведомое несущим на левой ладони цветок ириса. И путь лишь один – возродить Сиапех через смерть черной предсказательницы. Только тогда Изгнанный избавится от позорного клейма и вновь обретет свое имя.'

Казалось бы и все. Это я и так знала. Но только прочитав сейчас своими глазами, потеряла последнюю надежду. Верила ведь, пусть наивно, но все же верила в глубине души, что наверняка есть какая-то лазейка, просто Джабраил об этом умолчал. Выходило, что зря я лелеяла эти мысли. Возродить храм Времени и вправду может лишь моя смерть...