Страница 5 из 44
Они знали о достижениях Билла и Бена, но у Билла сложилось ощущение, что до самого последнего времени они никак не связывали их имена (Бен – архитектор, он – писатель) с друзьями детства. Беверли достала из сумочки по экземпляру «Джоанны» и «Черной стремнины» (обе в карманном формате) и попросила автограф. Билл отказываться не стал, но заметил, что книги новенькие, словно она купила их в киоске в аэропорту, когда вышла из самолета.
В той же манере Ричи сказал Бену, в каком он восторге от коммуникационного центра Би-би-си в Лондоне… но в его глазах читалось недоумение, словно он не мог связать то здание с этим мужчиной… или с толстым мальчишкой, который показал им, как затопить половину Пустоши с помощью нескольких украденных досок и ржавой автомобильной дверцы.
Ричи работал диджеем в Калифорнии. Он сказал им, что его прозвище – Человек тысячи голосов, и Билл застонал:
– Господи, Ричи, твои голоса всегда были такими жуткими.
– Лестью вы ничего не добьетесь, миста, – небрежно ответил Ричи.
Когда Бев спросила, носит ли он контактные линзы, Ричи понизил голос:
– Наклонись поближе, бей-би.
Беверли наклонилась и радостно вскрикнула, когда Ричи чуть повернул голову, чтобы она увидела край мягких линз «Гидромист», которые он носил.
– Библиотека все та же? – спросил Бен Майка Хэнлона.
Майк достал бумажник и продемонстрировал фотографию библиотеки с высоты птичьего полета. Проделал это с гордостью человека, показывающего фотографии своих детей после вопроса о семье.
– Ее сделал парень, у которого свой легкомоторный самолет, – пояснил он, когда фотография пошла по рукам. – Я пытался убедить Городской совет или какого-нибудь хорошо обеспеченного частного спонсора выделить деньги на увеличение фотографии до размеров витража, чтобы повесить ее в детской библиотеке. Пока безрезультатно. Но фотография хорошая, правда?
Они все согласились. Бен смотрел на нее дольше всех, просто впился взглядом. Наконец постучал пальцем по стеклянному коридору, который соединял два здания.
– Ты где-нибудь такое видел, Майк?
Майк улыбнулся:
– Это твой коммуникационный центр, – и все шестеро опять рассмеялись.
Принесли напитки. Все наконец-то расселись.
Комнату окутала тишина, неожиданная, неловкая, вызвавшая замешательство. Они переглянулись.
– Ну? – спросила Беверли обволакивающим, чуть хрипловатым голосом. – За что пьем?
– За нас, – тут же ответил Ричи. Уже не улыбаясь. Он встретился взглядом с Биллом, всколыхнув в нем бурю эмоций, с которыми Билл едва справился: он вспомнил себя и Ричи посреди Нейболт-стрит, когда тварь, которая могла быть клоуном или могла быть оборотнем, исчезла, а они обнимали друг друга и плакали. Его рука, поднимая стакан, дрожала, и несколько капель упали на салфетку.
Ричи медленно встал и, один за другим, они последовали его примеру: Билл – первым, потом Бен и Эдди, Беверли и, наконец, Майк Хэнлон.
– За нас, – повторил Ричи, и его голос, как и рука Билла, чуть дрожал. – За Клуб неудачников 1958.
– За Неудачников. – В голосе Бев слышались веселые нотки.
– Неудачников. – Лицо Эдди за очками без оправы было бледным и старым.
– Неудачников, – согласился Бен. Легкая и печальная улыбка искривила уголки рта.
– Неудачников, – промолвил Майк Хэнлон.
– Неудачников, – подвел черту Билл.
Они чокнулись. Выпили.
Вновь упала тишина, но на этот раз Ричи ее не нарушил. Все чувствовали, сколь необходима эта пауза.
Они сели, и Билл повернулся к человеку, который их собрал.
– Выкладывай, Майк. Расскажи нам, что здесь происходит и что мы можем сделать.
– Сначала поедим, – ответил Майк. – Поговорим позже.
Они принялись за еду… и ели долго и с удовольствием. «Как в старом анекдоте про приговоренного к смерти», – подумал Билл, и почувствовал, что сам давно уже не ел с таким аппетитом… его так и подмывало подумать: «С самого детства». Готовили в ресторане не на высшем уровне, но и далеко не плохо, и еды было много. Вскоре все шестеро активно передавали друг другу стоящие на столе блюда: свиные ребрышки, курицу с грибами, обжаренные куриные крылышки, блинчики с овощами, водяные орехи, завернутые в бекон, полоски копченой говядины на шпажках.
Прежде всего им на стол поставили подносы с закусками, по центру каждого стояла маленькая керамическая жаровня. И Ричи (он делил поднос с Беверли), как ребенок, держал над жаровней все, что потом клал в свою тарелку, включая половину блинчика с овощами и несколько красных фасолин.
– Жаровня на столе – мне это так нравится, – признался он Бену. – Я бы съел говно на палочке, если на моем столе стоит жаровня.
– И вероятно, уже съел, – хмыкнул Билл, и Беверли так смеялась, что ей пришлось выплюнуть еду на салфетку, чтобы не подавиться.
– Господи, кажется, меня сейчас вырвет. – Ричи так точно сымитировал Дона Пардо 10, что Беверли засмеялась еще сильнее, ее лицо стало пунцовым.
– Прекрати, Ричи, – выдохнула она. – Я тебя предупреждаю.
– Предупреждение услышано, – ответил Ричи. – Кушай, кушай, дорогая.
Роуз сама принесла десерт – большую гору «Запеченной Аляски» 11, и сама зажгла торт во главе стола, там, где сидел Майк.
– Больше жаровен на моем столе, – изрек Ричи голосом человека, который умер и отправился на небеса. – Это лучшая трапеза, какую мне доводилось есть в этой жизни.
– Мы старались, – потупилась Роуз.
– Если я задую огонь, мое желание исполнится? – спросил он ее.
– В «Нефрите Востока» исполняются все желания, сэр.
Улыбка Ричи разом поблекла.
– Мне нравится ваш настрой, но, знаете ли, я сомневаюсь в истинности вашего утверждения.
Они съели почти весь торт. И когда Билл откинулся на спинку стула, с животом, выпирающим над ремнем, он обратил внимание на стоящие на столе стаканы. Казалось, их сотни. Билл чуть улыбнулся, вспомнив, что уговорил два мартини до обеда и еще бог знает сколько бутылок пива «Кирин» за едой. Другие от него не отставали. В их теперешнем состоянии и поджаренные кегли для боулинга, наверное, отличались бы отменным вкусом. И однако, он не чувствовал, что напился.
– Я столько не ел с самого детства, – подал голос Бен. Они все посмотрели на него, и он чуть покраснел. – В прямом смысле слова. Эта самый сытный обед с тех пор, как я учился в десятом классе.
– Ты сел на диету? – спросил Эдди.
– Да, – кивнул Бен. – Сел. На диету свободы Бена Хэнскома.
– И что тебя к этому побудило? – спросил Ричи.
– Едва ли вы захотите слушать эту древнюю историю… – Бен заерзал на стуле.
– Не знаю, как остальные, но я хочу, – прервал его Билл. – Расскажи нам, Бен. Без утайки. Что превратило Стога Колхуна в модель из глянцевого журнала, которую мы видим сегодня?
Ричи фыркнул:
– Стог, точно. Я и забыл.
– Не такая уж это история. Даже вообще не история. После того лета… после 1958-го… мы прожили в Дерри еще два года. Потом моя мама потеряла работу, и нам пришлось переехать в Небраску, потому что там жила ее сестра, которая предложила взять нас к себе до тех пор, пока матери не удастся вновь встать на ноги. Хорошего в этом было мало. Ее сестра, моя тетя Джин, относилась к тем умеющим портить жизнь стервам, которые считают своим долгом постоянно напоминать тебе о твоем месте в этом великом мире. Она неустанно твердила, как нам повезло, что у моей матери есть сестра, которая дала нам стол и кров, как нам повезло, что мы не живем на пособие, и все такое. Я стал таким толстым, что вызывал у нее отвращение. Она не давала мне покоя. «Бен, ты должен больше заниматься физкультурой. Бен, у тебя будет инфаркт до того, как тебе исполнится сорок, если ты не похудеешь. Бен, в мире голодает так много детей, что тебе должно быть стыдно своего веса». – Он помолчал, выпил воды. – Но она поминала голодающих детей и в тех случаях, когда я оставлял что-то в тарелке.
10
Пардо, Доминик Джордж (1918–2014) – известный американский радио- и теледиктор.
11
«Запеченная Аляска» – мороженое в корочке безе.