Страница 6 из 28
– Скажи, Лаврентий, а ты мог меня спасти?
– Ты что такое говоришь? Я всю жизнь боролся за тебя. В войну я создал мощную разведку, ловил шпионов и предателей, в это время их на самом деле было много. Честно выполнял свою работу. А после войны? Когда американцы взорвали над Японией ядерные бомбы? В поте лица трудился над сверхсекретным заданием, и четыре года спустя под моим руководством была создана наша атомная бомба, которая поумерила пыл империалистов, и страна могла спокойно жить. Много старался для тебя, ведь ракетными установками занимался тоже я. Ты не представляешь, как с облегчением вздохнул, когда умер Сталин. Мне хотелось взойти на трон, но не для власти как таковой. Хотелось провести реформы, ввести частную собственность, мелкие лавочки, магазинчики, мастерские, крестьянские хозяйства. Я все это видел и в Германии, и Польше, Венгрии. В ГДР было восстание в пятьдесят третьем году. Причина в том, что люди стали жить очень плохо, советская система не работала, и нужно было что-то менять. Да, тогда мы подавили бунт. Но ты можешь представить – рабоче-крестьянская власть подавляет своих же рабочих. Только тогда понял, что мы идем не тем путем. После этого восстания было ясно, что сохранить тебя на определенное время можно, только если все время держать народ в страхе. Но сколько можно запугивать людей? Ведь придет момент, когда страх уйдет, и что тогда делать? Сталин не туда повел всех нас, заливая дорогу потоками крови своего же народа. Честно, хотел тебя спасти! Начать реформы. Я бы мог, в руках у меня была большая сила, и все меня боялись, все эти шуты и трусы из Политбюро. Мог бы. Но Хрущев поступил подло, заманив меня в ловушку. Арест, а потом расстрел. Мне не было страшно, ругал себя, что недооценил этого клоуна Хрущева, надо было всех их арестовать, а потом проводить реформы. Но я оказался слишком самонадеян. Когда меня выводили во двор Лубянки, то был спокоен. На мне много было чужой крови, бесчисленное количество плохих дел, недостойных поступков, но я старался все сделать, что бы ты был великим и могучим. Мне не хватало доброты, сочувствия к людям, но тогда я вряд ли бы выжил. Мне не хватило честности, но работал добросовестно и ничего лично для себя не просил. Не вез из Германии вагонами трофеи, не брал взяток, не сводил личные счеты. Часто я находил в тюрьмах талантливых ученых, конструкторов, физиков, математиков вытаскивал их, создавал более-менее, человеческие условия и давал им шанс выжить. Я знаю, все эти члены Политбюро повесили на меня всех собак, у них виноват во всех злодеяниях. Но я выполнял приказ хозяина, а они? Все они предавали своих учителей, наставников, друзей, родственников только ради власти и собственной шкуры. Все это видел и хорошо знаю. А теперь они стали борцами за справедливость, и только я был душегубом. Они так обелили Сталина. Как будто это я подписывал приказы о расстрелах! Но Бог им судья. Мне обидно только одно – что ты сейчас тоже на небесах, а значит, мои опасения, к сожалению, оправдались.
Берия умолк, на его твердом лице пробежала чуть заметная нотка тоски. И я понял, какая страшная трагедия сейчас творится в душе этого всесильного наркома НКВД, которого боялась страна. Все, что он делал, чему посвятил жизнь, оказалось напрасным. Ради чего нужны были все эти бесконечные жертвы, если, в конечном счете, оказалось на свалке истории? И самое страшное для Берии, что на этой свалке оказался и я. Он долго стоял, думая о чем-то своем, а волны тоски наплывали и наплывали на его лицо, глаза постепенно становились влажными.
– Скажи, Лаврентий, кто мог меня спасти?
– Честно? Я, наверное, не смог бы, у меня слишком жестокое сердце, нет, изначально не был плохим человеком, но за двадцать лет я стал черствым и равнодушным. Тебя могло спасти только доброе сердце и теплые руки. У меня не было ни того, ни другого.
– Но ведь у кого-то была возможность спасти меня? – чуть не плача прокричал я. – Получается, во всей огромной стране не нашлось ни одного человека, кто бы меня спас?
Берия помолчал.
– В той системе, которая была у нас, такой человек просто не мог появиться. Хотя мог бы – один. Берия задумался, роясь в своей памяти – Да, я его помню, он был относительно молод. Его еще Сталин приметил. Интересно, этого товарища после учебы послали в Сибирь заниматься кооперацией. Так ты не поверишь, такой предприимчивый оказался, поставил там дело так, что деньги к нему рекой потекли. Если бы Сталин не свернул НЭП, он стал бы одним из самых богатых людей в стране. Но потом почему-то все бросил, вернулся домой, поступил в институт, жил очень бедно, с хлеба на воду перебивался. А затем за четыре года вырос до наркома. Представляешь, какой карьерный скачок? На учебу потратил больше времени, чем на то, чтобы получить наркомовский пост. Я понимаю, НКВД расчистил дорогу для молодежи, думал за ним кто-то стоит. Но нет. Просто самородок какой-то, волшебник! За что ни возьмется, все решает. Таких редко людей встречал. Но сам его не любил. Не знаю, за что. К нему придраться невозможно, нет недостатков. Весь такой положительный, хороший семьянин, исполнительный, в интригах не участвует, амбиций никаких, гордыни нет, одна работа на уме. Вот как такого на крючок взять? Да и к людям, в отличие от всех нас, относился по-человечески. Сталин его в наркомы произвел, потом бросал на решения самых тяжелых задач. Но хозяин ценил людей тогда, когда они ему были нужны, а потом…
– Что потом? – спросил я. Мне было интересно узнать мнение Берии о Сталине.
– Потом, – Берия тяжело вдохнул. – Хозяин всегда чего-то боялся. В его душе жил страх. Не знаю, почему и откуда он взялся, но Сталин всю жизнь провел в ужасном напряжении, как будто его окружали не, верные соратники и друзья, а потенциальные убийцы, ежеминутно жаждущие лишить его жизни. Он был подозрительный, никому не доверял. Знаешь, какая у Сталина была любимая поговорка? Здоровое недоверие – хорошая основа для совместной работы. А про НКВД, что говорил? У чекиста есть только два пути – на выдвижение или в тюрьму. Вот и понимай, как хочешь, любая ошибка стоит жизни. Все мы работали, как на минном поле, один неверный шаг – и все. Самое страшное, мы не знали до конца, что хочет хозяин. У него были очень своеобразные шутки, например: «Может быть, так и нужно, чтобы старые товарищи так легко и так просто опускались в могилу?» Вот, и решай, что он имел в виду.
– Я слышал все фразы Сталина и хорошо знаю его черный юмор. Но скажи мне Лаврентий, мог он меня спасти?
Берия опять достал платок, снял пенсне и не спеша вытер стекло, потом снова аккуратно надел.
– Я не знаю, он многое сделал для тебя. Поднял экономику. Хозяин всегда говорил: наша цель – постоянно увеличивать число советских республик. Сталин выиграл войну. Конечно, он думал о тебе, ведь твое величие – это его могущество. Мог ли он спасти тебя? Трудно сказать. Я читал историю Древнего Рима и выяснил причину, почему самая мощная империя в мире того времени рухнула. Римляне все строили на подавлении и страхе. Но в страхе можно держать одно поколение, другое, третье. Люди могут долго работать из-под палки. Но у страха есть обратная сторона – равнодушие. Если человеку невыгодно работать, то со временем он перестанет трудиться, а управлять равнодушными людьми очень сложно, и когда сила, которая вызывает страх, ослабевает, унижение, обиды и злость вырываются наружу и сносят все на своем пути. Сталин мог сохранить тебя на определенное время, но страх, который он посеял в людях, скорее всего и стал причиной твоей смерти.
– Почему ты так считаешь? – возмутился я. – Я умер тридцать восемь лет спустя после смерти Сталина. Он в моей смерти не виноват.
Берия посмотрел на меня пристальным взглядом.
– Как ты все упрощаешь! Ты умер потому, что народ не пришел к тебе на помощь. А почему не пришел? Вот ответь себе на этот вопрос.
– Не знаю, – честно признался я.
– Ты умер, потому что тебя убило равнодушие народа. Его приучили к тому, что каждый человек – это ничтожная пылинка, за которую должен решать мудрый вождь. А если эта пылинка захочет подать голос или проявить несогласие? Что было? Забыл? Вот основная причина твоей смерти – страх, который породил равнодушие.