Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 3

После похорон мы были растеряны. Когда смерть приходит внезапно, ты даже не можешь оценить всю трагичность происходящего. Нет ни боли, ни страха, только звенящая пустота. И как пережить это, когда тебе всего девятнадцать лет, и ты совсем ничего не знаешь об этом мире? В ту первую после похорон ночь мы долго не могли уснуть. Я мучилась, пытаясь вспомнить какие-то мгновения из нашей, теперь уже прошлой жизни, но все было напрасно. Словно кто-то стер страницы моей памяти.

– Роуз, мне страшно. Я, наверное, самая плохая дочь на свете. Я хочу увидеть маму и отца, но не могу, даже их лица стерлись из моего сознания.

Сестра обняла меня и прижала к груди:

– Так и должно быть. Ты обязательно вспомнишь все, но через какое-то время, когда душа немного успокоится. Человек удивительное создание.

Я расплакалась.

– Роуз, ты моя мама, ты всегда ею была. А я просто взбалмошная девчонка. Я – эгоистка. Ты не раз спасала меня, а что сделала для тебя я? Ничего! Мне это даже в голову никогда не приходило!

– Да ты и вправду глупая, Софи! Ты дала мне гораздо больше, чем я тебе. Ты зажигала огонек в моей душе, учила радоваться и смеяться, учила быть свободной и независимой. Ты мой источник света! Это признание Роуз стало для меня неожиданностью. Мы никогда раньше так серьезно не разговаривали. Мы обнялись и крепко уснули.

Но жизнь продолжалась. Через несколько дней сестра вернулась в колледж, а я отправилась навстречу мечте. У каждой из нас была своя дорога.

Я ехала в автобусе в город грез и надежд, и волнение переполняло. Еще бы, это было в первый раз, когда мне предстояло одной оказаться в незнакомом городе. Конечно в голове был план действий, но пока этот весомый аргумент мало утешал. Солнце слепило изо всех сил. Я чувствовала себя разбитой.

Первым, кого я встретила на вокзале Лос-Анджелеса, был Майкл: высокий, худой, белобрысый оболтус. Он стоял на станции, жевал жвачку и пританцовывал, как это делают все тинэйджеры. Мне он тогда показался очень крутым. Он сразу подошел ко мне, осмотрел с ног до головы и предложил немного потусить, а заодно показать город. Я сделала такую же наглую физиономию, как у него, и согласилась. А что мне оставалась делать? Солнце уже не светило, на улице начинал накрапывать дождь, и я понятие не имела, куда мне следует идти дальше. Майклу было 18 лет жил один, в небольшой квартире на окраине города. Отца он не знал, а мать вот уже пару лет проживала у своего нового друга, и только иногда наведывалась к сыну, чтобы проверить все ли в порядке и дать немного денег. Вещи были разбросаны по всему дому, на полу валялись пустые банки из-под пива и кока-колы. Холодильник был пуст.

– Терпеть не могу убираться, – сказал Майкл. Мне и так хорошо. Я поморщилась и приступила к уборке. Пока я наводила порядок, Майкл сбегал за пиццей и принес несколько бутылок пива. В этот же вечер он стал моим первым учителем, который открыл ворота во взрослую жизнь. Не могу сказать, что мне понравилось. В кино выглядело всё иначе. Но это не было разочарованием. Я понимала, что до большой любви надо дорасти. Сначала меня все устраивало. Мы делали, что хотели: слонялись по городу, занимались сексом, курили какую-то дрянь и слушали музыку, от которой у меня ужасно болела голова. Так продолжалось несколько недель. Этот период я помню смутно, да и не хочется его вспоминать. Вскоре пришло озарение: принц нищ, работать не хочет, а в его голове пустота… Я же продолжала мечтать! Это не давало покоя, и спустя три месяца совместного проживания, я удрала от Майкла. Да-да, именно удрала, когда он в очередной раз отправился за пивом. Но все же я была ему благодарна. Теперь мне не было страшно ходить по городу, и я знала несколько адресов, где проходили актерские кастинги.

В маленькой душной комнате без окон, было человек тридцать. Все толпились, зубрили текст по бумажке, иногда переговаривались или просто репетировали. Стоял ужасный гвалт. Такая обстановка была мне не знакома. От нехватки кислорода закружилась голова, и я чуть не потеряла равновесие. Ко мне подошли три девчонки, примерно того же возраста. Я очень обрадовалась.

– Ты новенькая? Что-то мы не видели тебя раньше? Мы тоже здесь недавно, так что если ты не зануда и не лесбиянка, давай держаться вместе, к тому же, в нашей комнате есть пустая кровать, и нам приходится за нее платить. Если тебе нравится наше предложение, знакомимся. Меня зовут Кэти, я из Чикаго, а это Нэнси и Санди, они из Мичигана. У Кэти были большие карие глаза и пухлые губы. Она и сама была пухляшкой. Но в ней было какое-то очарование, искренность что ли. Тогда она первой протянула мне руку, но я не успела ее пожать. Я упала в обморок. Меня доставили в госпиталь, где я и узнала, что беременна. Это известие ошеломило… После аборта доктор предупредила меня, что детей может больше не быть. Тогда я не придала значения этим словам, я даже не понимала их до конца, но мне было очень плохо. Я чувствовала, что всего лишь за три месяца свободной жизни, опрокинула в свою душу большую чернильницу, и теперь эта темная жижа булькала и переливалась внутри меня. Было тошно. Не знаю, что стало бы со мной, если бы не девчонки. Они приехали, забрали меня из госпиталя и окружили заботой, параллельно уча уму-разуму. Они были чуть старше, и у них уже был кое-какой опыт. Через некоторое время стало легче, и я продолжила ходить по кастингам. Я шла к своей цели.

Вскоре меня заметили и пригласили сниматься в кино. Я была на седьмом небе от счастья, радовалась, кричала как безумная. Девчонки завидовали, но виду не подавали.

Софи тяжело вздохнула.





– Я пробовалась на маленькую роль проститутки. Режиссер Анджело Бери был не очень привлекательным внешне: слегка лысоват, с приличным брюшком и маленькими бегающими глазками. Он наполовину был итальянцем. Много пил и громко кричал, широко размахивая руками. Ему всегда было жарко, оттого и ассистентки бегали за ним по пятам, смахивая пот со лба и утирая ему шею. Но режиссер он был от бога. Его фильмы постоянно крутили по телевизору. Я радовалась, когда он пригласил меня к себе в офис. В комнате было темно и, как на съемочной площадке, горел прожектор. Свет был направлен на большой кожаный диван. Анджело указал на него.

– Это твоя первая роль в кино? – спросил он.

– Да, – скромно ответила я.

– А почему ты не смотришь на меня, когда отвечаешь? – продолжал Анджело.

– Вы стоите около прожектора, а он слепит глаза.

– Тебе придется к этому привыкнуть, – засмеялся режиссер. Потом сделал несколько шагов вправо и влево, потер руки и серьезно произнес:

– Видишь ли, Софи, ты очень красивая девушка, привлекательная, но в тебе совсем нет того, что мы называем сексуальностью, страстью, если хочешь. Сможешь ли ты быть убедительной на экране? Сможешь ли заставить поверить мужчин, что они хотят именно тебя… Я не знаю, понимаешь ли ты, о чем сейчас говорю?

– Да, – робко сказала я.

– Так докажи это! – заорал Анджело. – Сделай так, чтобы мне сейчас снесло голову от желания трахнуть тебя.

Софи говорила громко, широко размахивая руками. А Джеймс преданно смотрел ей в глаза и только иногда прикладывал к губам палец, мягко успокаивая ее. Но Софи не обращала на него никакого внимания. Она продолжала рассказ:

– Я тогда совсем растерялась: мне захотелось заплакать и убежать прочь, ведь я не была готова к такому разговору. Я попыталась что-то сделать, но руки не слушались, губы тряслись, а в глазах стояли слезы. Мне хотелось доказать, что могу, но одновременно я чувствовала в этом какую-то грязь, и мне было противно.

– О, боже! – сказал Анджело, погладил себя по лысине и плюхнулся на диван. Я понял: ты девственница, или у тебя был парень, с которым ты спала раз пять? Я угадал? Но могу тебе сказать, что это не парень, а говно собачье и, слава богу, что ты вовремя от него убежала, иначе за всю жизнь он так бы и не научил тебя ни-че-му!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».