Страница 25 из 37
Домик Тордис возник внезапно. Эрнольву всегда это не нравилось: несколько елей стояли вплотную друг к другу и загораживали низкий дом из толстых бревен от идущего по тропе; обогнув ели, тот неожиданно видел дом прямо перед собой, как выскочивший из-под земли.
Тордис стояла на пороге, и так тоже бывало почти всегда. Старшей дочери Хравна и Ванбьёрг перевалило уже за тридцать лет, но она никогда не была замужем. Да и кто бы ее взял? С самой юности она считалась безумной и по своей воле отказалась жить с людьми. "Вы слишком шумные! - заявляла она родичам. - Вы мешаете мне слушать землю и богов!"
Как и все в роду Хравна, Тордис была высокой, но не в пример другим выглядела слишком худощавой и бледной. Длинные светло-русые волосы, густые и плохо чесанные, спускались ниже колен и окутывали всю ее фигуру в толстом сером платье с большими серебряными застежками тонкой работы. Отказываясь от самых простых удобств, укрываясь потертыми шкурами и питаясь одним хлебом, Тордис обожала серебро и охотно принимала в подарок все, что ей приносили. Между наплечными застежками у нее висело пять или шесть серебряных цепей разной длины и толщины, на худых и бледных руках звенело множество браслетов. Пальцы руки, лежащей на дверном косяке, казались похожими на птичьи когти. Как всегда, Эрнольву стало неуютно от взгляда больших, темных, с расширенным зрачком, блестящих глаз сестры. Но он смирял страх и неприязнь. Даже безумная, она оставалась его сестрой.
- Приветствую тебя, брат! - протяжно проговорила Тордис, как пропела, и даже сделала шаг навстречу. У Эрнольва полегчало на душе. Сегодня ее голос звучал бодро, ясно, и в голове, как видно, было посветлее обычного. Заходи. Я давно тебя не видела.
Она подошла к брату вплотную, подняла свою птичью лапку и ласково царапнула его по щеке.
- Красавчик ты мой, - невнятно мяукнула она, как кошка, и ее глаза были отстраненно-ласковыми, как будто она обращалась и не к самому Эрнольву, а к кому-то другому, кого видела в нем. Она и раньше, до "гнилой смерти", называла Эрнольва красавчиком, хотя он был вовсе не красивее Халльмунда. Ей даже не требовалось привыкать к его новому лицу - она видела в человеке не внешнее и никакой перемены в брате не заметила. Именно Эрнольву она неизменно радовалась больше, чем всем прочим родичам.
Тордис отошла с порога, Эрнольв шагнул в дом, оставив дверь открытой, и сел на свое обычное место, на край скамьи возле самой двери, где было посветлее. Тордис, напротив, забилась в самый темный угол, но не велела закрыть дверь. Она знала, что люди любят свет, и уважала странности своей родни.
- Я сегодня видел сон, - без предисловий начал Эрнольв. Тордис не любила, когда у нее засиживались подолгу, поэтому он делал ей любезность, излагая свое дело покороче. - Мне снился отвратительный мертвец с рогами, бродящий вокруг дома. Я подумал по дороге: наверное, это Халльмунд хочет подать мне какую-то весть из Хель. Наверное, эта весть не из самых добрых?
- А ты носишь рунный полумесяц? - спросила Тордис из своего угла.
Эрнольв кивнул:
- Ношу. Я хотел снять, но... он как-то не снялся.
Вытащив из-под рубахи амулет, Эрнольв покачал его на ладони, не снимая ремешка с шеи. Это было не самое внятное объяснение, но до помраченного рассудка Тордис невнятные доходили гораздо лучше внятных. А это объяснение было и самым верным: Эрнольв не раз думал, что полумесяц надо снять, не раз брался за него и пробовал стянуть ремешок, но какая-то неясная сила удерживала его руки, какое-то темное внутреннее чувство мешало. Рассудок был бессилен убедить душу, что брат мертв и связь с ним больше не нужна, невозможна. Он все не верил. И вот - дождался.
- Дай мне его! - Тордис протянула Эрнольву худую длинную руку.
Эрнольв стащил ремешок с шеи и бросил сестре. Золотая звездочка тускло сверкнула в полутемном доме, Тордис ловко поймала ее и сжала в ладони.
- Теперь молчи и не мешай, - сказала она. - Я попытаюсь добраться до Халльмунда.
Добраться до человека, который уже давно во владениях Хель! Такое могла сказать только Тордис. Но только Тордис могла и сделать это. Она славилась особым умением ворожить о людях, находящихся очень далеко.
Сжимая в ладони рунный полумесяц Эрнольва, Тордис уселась на полу поудобнее и закрыла глаза. Некоторое время она сидела молча и не шевелясь, и Эрнольв наблюдал за ней, боясь потревожить ее даже дыханием. Постепенно лицо Тордис задвигалось, как будто каждый мускул зажил своей особой жизнью и собирался двинуться по какой-то своей, ему одному известной дороге. Губы Тордис зашевелились, она тихо запела. Эрнольв различал лишь непонятные обрывки слов. "Ветер вздымает... Мужи эти - жертва великим богам... По влажным дорогам... Бесятся вихри... В темных пещерах у каменных врат..." От ее заунывного обрывочного пения у него волосы шевелились на голове, и Эрнольв, как ни старался, не мог унять внутренней дрожи.
А лицо Тордис все так же жило своей особой жизнью; Эрнольв зачарованно вглядывался и видел, как на миг его черты делаются подобны чертам Халльмунда, потом сходство распадается, как разбитое камнем отражение в воде, и Тордис хмурится, снова поет, снова подбирает по одной черты ушедшего брата, как рассыпанные на дороге прутья. Так она ворожила всегда: ее дух шел по воздушным тропам вслед за ушедшим, проникал в него, и лицо ее становилось лицом ушедшего. Но сейчас Эрнольв видел, как тяжело ей последовать за Халльмундом - ворожбы не получалось. Да и как тут получиться? Легко ли - в Хель?
И вдруг пение оборвалось. Что-то случилось. Тордис кого-то поймала, сообразил Эрнольв и похолодел от неожиданности и тревоги. Черты Тордис сложились в лицо не Халльмунда, а какого-то совсем другого человека... другого существа. Резкие, острые, немного искаженные судорогой ведуньи, но ясные черты, с широким ртом, немного хищной улыбкой... Светлые боги, да не тролль ли это? Эрнольв по привычке схватился за то место, где много лет висел амулет, но нашел пустоту, и внутри него что-то оборвалось. Он понял главное: Тордис нашла второй полумесяц, но не нашла Халльмунда.
- Росою покрыты влажные тропы... - снова забормотала Тордис.