Страница 14 из 37
______________
* Имя "Хравн" означает "ворон".
- Да, - хрипло выдавил Эрнольв. - Мой брат погиб у квиттинского побережья. Квиттингское чудовище разбило все корабли, и "Вислоухого" тоже. Многие люди погибли, и Халльмунд... он не выплыл.
- А мы знаем! - крикнула йомфру Ингирид, пятнадцатилетняя воспитанница Хравна. В ее быстрых ясных глазах и на румяном свеженьком личике не было и следа скорби. - Тролль из Дымной горы назвал его, и всех других тоже. Еще десять дней назад!
Эрнольв невольно оглянулся к вершине фьорда, где над лесом поднимался к низкому хмурому небу едва заметный серый дымок. В Дымной горе жил бергбур огромный тролль, одноглазый и уродливый. И уже много веков он оказывал обитателям Аскрфьорда услугу, за которую ему никто не был благодарен: когда кто-нибудь из здешних людей погибал на чужбине, ровно в полночь бергбур выходил из горы и громким грубым голосом называл имя погибшего. Но сейчас Эрнольв готов был благодарить мерзкого соседа: если бы не тролль, то бросить это горе на головы близких пришлось бы ему самому. А так они уже знают. Целых десять дней.
- Значит, это правда... - услышал он сдавленный шепот Свангерды.
Обернувшись, Эрнольв увидел, что она судорожно прижимает ко рту край головного покрывала, а в ее больших желтовато-серых глазах вместо слез стоит такая мучительная тоска, что он не выдержал и опять отвернулся. Все десять дней она знала, но надеялась, что бергбур ошибся или зло надсмеялся над ними. Нет - эта порода не умеет смеяться...
Свангерда отвернулась, как-то сдавленно всхлипнула и пошла по тропе к усадьбе. Она прижимала к лицу край покрывала и спотыкалась, не глядя под ноги. Плечи ее дергались, и она, невысокая и хрупкая молодая женщина среди старых толстых елей, казалась потерянной и беззащитной. Эрнольв шагнул было за ней, но фру Ванбьёрг положила ему руку на плечо.
- Подожди, - тихо сказала она. - Не сейчас.
Чужой корабль вытащили на берег, хирдманы сворачивали парус, убирали весла. Домочадцы погибших наконец поверили, как и Свангерда, в свое несчастье, над берегом зазвучал плач. Чужие хирдманы, одолженные Эрнольву конунгом, чтобы довести "Оленя" до Пологого Холма, торопились затащить его в корабельный сарай, чтобы самим идти назад, к Ясеневому Двору.
- Такое теперь везде! - сказал Эрнольв отцу, кивнув на плачущих женщин. Его подавленность сменилась злобой. - Везде! Мы потеряли треть дружины! Шестнадцать кораблей! А конунгу все мало! Вы думаете, он успокоился? Понял, что богам не нравится эта война? Нет, он еще по дороге обещал тут же выковать ратную стрелу*! Теперь он собирается ехать созывать войско! Теперь он задумал пойти на квиттов по суше! Как тебе это нравится?
- Ты знаешь твоего родича Торбранда конунга, и я его знаю, - отозвался Хравн хёльд. - После смерти кюны* и детей он стал одержимым. Тихий берсерк я сказал бы про него так. Ему бесполезно показывать плачущих женщин. Он сказал, что отомстит квиттам, и отговаривать его бесполезно. Мой тебе совет - не пытайся. Мы только поссоримся с ним, и больше ничего. Если бы погиб Хродмар сын Кари, Торбранд мог бы одуматься. А раз его любимец жив, то он верит, что удача еще к нему вернется.
При упоминании Хродмара сына Кари Эрнольв насупился. Они считались родичами, но никто не назвал бы их друзьями. И именно Хродмар, любимец Торбранда конунга, горячее всех настаивал на этом походе. Как и теперь настаивает на его продолжении.
- А что... Ты нашел тело? - тихо спросила Ванбьёрг, как будто боялась громким голосом разбить что-то.
Эрнольв молча покачал головой. Ему было нестерпимо стыдно, что даже последний долг перед погибшим братом он оставил неисполненным, но что он мог поделать? Утонувших утащило в море, разметало по берегу на дни пути во все стороны, а у фьяллей не было времени искать и хоронить их. Они были в самом сердце вражеской земли, измученные и беспомощные без кораблей, зажатые на узкой полосе берега между Квиттингом и морем. Торбранд конунг приказал уходить, и они ушли.
- Боги ошиблись! - вдруг вырвалось у Эрнольва. - Это меня они хотели взять! Зачем его...
- Нет! - Фру Ванбьёрг перебила его. - Не говори так, это неверно.
Она подошла к младшему сыну, который к двадцати шести годам вырос на голову выше ее - а и саму фру Ванбьёрг никто не назвал бы низкорослой, - и погладила его по щеке, как в детстве.
- Если бы норны* судили тебе раннюю смерть, то ты умер бы вместе с кюной и ее детьми, - продолжала фру Ванбьёрг. - Но тебе оставлена жизнь. Боги берут лучшее. Вот они и взяли Халльмунда. Горько думать, что он попал в сети Ран...
- Но есть занятие получше, чем плакать, - неловко закончил Хравн хёльд.
Эрнольв не поднимал глаз. Занятие получше, чем слезы, - месть. Но кому мстить сейчас? Квиттингскому тюленю? Судьбе? Богам? Квиттинской ведьме, вызвавшей своими чарами пожар в усадьбе и разбудившей чудовище? Но ведьма это как сама земля, как лес и море, ей не отомстишь. С ней можно бороться, можно даже отогнать, но нельзя окончательно победить.
Боги взяли лучшее... Халльмунд, бывший на два года старше Эрнольва, был лучшим всегда и во всем. Даже "гнилая смерть", бушевавшая в Аскрфьорде месяц назад, унесшая жизнь кюны Бломменатт, двух ее сыновей и еще десятка человек, даже не посмела подступиться к веселому великану из усадьбы Пологий Холм, Халльмунду сыну Хравна, которому пророчили славу нового Сигурда. Зато она навек обезобразила лицо Эрнольва, покрыв его глубокими красными шрамами, и в придачу сделала одноглазым - левый глаз после болезни перестал видеть. "Ты сам теперь похож на тролля из Дымной Горы, - сказала ему бессовестная Ингирид, когда он оправился. - Такой же здоровенный, уродливый и одноглазый. Сватайся теперь к троллихам - может, у того урода в Дымной горе есть дочери".
Но что ему было за дело до собственного безобразия и даже до насмешек Ингирид? С тех пор как Халльмунд три года привез из зимнего похода по стране жену Свангерду, Эрнольв перестал оглядываться на девушек и даже не слушал, если при нем рассуждали, что, мол, у Хугвида Ловкача или у Арнвида Сосновой Иглы подросли хорошие дочери-невесты. Ни одна невеста на свете не могла быть лучше Свангерды, а худшей Эрнольв брать не хотел. Он любил ее, как солнечный свет, как свежий ветер, был счастлив тем, что она живет в одном доме с ним и он может каждый день ее видеть. Он отдал бы жизнь за нее - но вот, у нее беда, больше которой трудно придумать, и он ничем, совсем ничем не может ей помочь. Если бы он сам погиб вместо Халльмунда, ей было бы не так горько.