Страница 14 из 24
Но сэр Джордж был настойчив: ситуация «становится настолько серьезной, – телеграфировал он 7 января 1917 года, – что, на мой взгляд, наш долг перед императором, перед Россией и перед нами самими как державой-союзницей России состоит в том, чтобы говорить без обиняков». Россия стояла на грани:
«Если не считать небольшой клики заинтересованных лиц, вся страна едина в своем противодействии нынешней политике Императора, которую осуждают также большинство министров… Министр иностранных дел, с которым я беседовал с глазу на глаз на эту тему сегодня утром, умолял меня испросить высочайшей аудиенции и сказал, что даже если я буду говорить с Императором только от своего собственного имени, в данный момент моя поддержка будет чрезвычайно полезна тем, кто уже высказывал ему примерно такие же взгляды. Французский посол… [сказал], что одно слово от нашего Короля было бы бесценно [курсив мой – авт.]»46.
Бьюкенен принимал ситуацию, сложившуюся в России, настолько близко к сердцу, что решил пойти на еще больший риск: если бюрократический аппарат не позволяет ему обратиться к царю в своем качестве посла и говорить с ним от имени короля Георга, не будет ли ему позволено обратиться к царю в личном качестве? Как он выразился, «я вполне готов целиком взять на себя ответственность за то, что я мог бы сказать, и, думаю, мне удастся выразиться таким образом, чтобы не оскорбить императора. Самое худшее, что может произойти в этом случае, – это то, что я могу навлечь временную немилость его величества лично на себя». Бьюкенен делал, что мог, чтобы подчеркнуть всю серьезность сложившегося положения:
«Я прошу лишь одного – чтобы мне было поручено передать Императору какое-либо послание от Короля, показывающее, что Его Величество и как родственник Императора, и как союзник России серьезно озабочен тем оборотом, который принимают события. Я желаю смиренно подать это мое предложение на милостивое рассмотрение Его Величества. Если Император внезапно не поменяет своего нынешнего отношения к делам большинство ведущих министров подадут в отставку, поэтому, по моему мнению, именно сейчас наступает момент, наиболее благоприятный с психологической точки зрения для моей с ним беседы. Если мы будем медлить и отложим эту беседу, потом, возможно, будет уже слишком поздно, и последствия могут быть непредсказуемы»47.
В телеграмме, отправленной Бьюкенену 8 января, британский министр иностранных дел Бальфур, учитывая убежденность посла в своей правоте, уже не возражал против того, чтобы Бьюкенен испросил у Николая аудиенции. Однако в одном вопросе Бальфур был непреклонен: он не желал «вынуждать Короля послать Императору телеграмму от себя лично». «Вся эта тема, – подчеркнул он, – причиняет Королю очень сильное беспокойство». Он полагался на присущие Бьюкенену «такт и осторожность, [которые позволят ему] поднять этот вопрос таким образом, чтобы не оскорбить чувств Николая», ибо в противном случае от этого может быть «больше вреда, чем пользы»48.
12 января Бьюкенен наконец смог встретиться с царем, но разговор оказался сухим и официальным, и Николай был еще более уклончив и недружелюбен, чем всегда49. Он упрямо отказывался сколько-нибудь серьезно воспринимать разговор о революции. Сэр Джордж пришел в ужас и написал своему правительству, что оба российских венценосца, похоже, «охвачены помешательством и в безрассудстве своем слепо идут прямо к катастрофе»50.
Из этого обмена телеграммами становится очевидным как то, что в личном плане король Георг V разделял острое беспокойство Бьюкенена относительно безопасности российского престола, так и то, что его правительство уже тогда пыталось воспрепятствовать вовлечению британского монарха в решение этой проблемы, грозившей стать предметом политических споров и разногласий. Однако, получив копию последнего донесения своего посла в Петрограде и прочитав «тревожные сообщения» о роли членов семьи Романовых в убийстве Распутина, Георг – независимо от совета своего правительства – поступил именно так, как и должен был: по-родственному. Он пришел к очевидному выводу, что в этот критический момент только личное вмешательство члена семьи может заставить его двоюродного брата все-таки одуматься51. Через своего шталмейстера Артура Дэвидсона он поручил своему другу-датчанину Хансу Нильсу Андерсену особую миссию. Английский король «крайне настоятельно» просил Андерсена убедить короля Дании Кристиана Х отправить его самого и принца Вальдемара (дядю Кристиана и Николая) в Петроград с тем, чтобы они попытались предотвратить то, что Георг назвал «угрожающей нашей семье катастрофой»52.
Приступив к выполнению просьбы короля, Андерсен 21 января приватно встретился в Лондоне с Бальфуром. «В случае революции или иного социального катаклизма», – сказал Андерсен Бальфуру, он, «в отличие от большинства остальных», опасается, что «Российское государство окажется недостаточно сплоченным для того, чтобы вести войну с Германии до победного конца». Он также добавил:
«Германия следит за всем тем, что происходит в России, с огромным вниманием и восторгом, и… когда настанет благоприятный момент, она предложит России Константинополь в качестве отступного за согласие заключить сепаратный мир и «оставаться в стороне» вплоть до окончания войны»53.
Андерсен выразился предельно ясно: если произойдет революция, «перед Германией встанет сравнительно легкая задача». Россия будет выведена из войны на Восточном театре военных действий. Такая перспектива грозила державам Антанты кризисом: «В настоящий момент весь результат войны буквально висит на волоске из-за того, что происходит в России». Говоря через своего шталмейстера Дэвидсона, король Георг подчеркнул, что «исключительное значение» миссии Андерсена и Вальдемара состоит не столько в том, чтобы спасти Николая от самого себя, сколько в том, чтобы не дать России выйти из войны.
Единственной проблемой была Александра: Андерсен опасался, что, если она узнает о содержании их с Вальдемаром бесед с Николаем, ее противодействие сведет все их усилия на нет – она убедит мужа, что надо поступить наоборот. Но, возможно, размышлял он, ей необходимо «узнать об опасностях, которые грозят дальнейшему существованию этого реакционного режима, из первых рук». Если не удастся перенаправить то влияние, которое она имеет на Николая, «в другое русло, – говорил Андерсен, – «то почти неизбежно произойдет катастрофа со всеми вытекающими из нее неизбежными последствиями»54. «Бесполезно, – заметил он Дэвидсону, – пытаться читать наставления Николаю о том, что необходима конституционная реформа и о том, как он должен вести дела со своим собственным правительством, но, возможно, он все-таки прислушается к своему дяде, если тот будет говорить с ним «по-семейному»55.
Кризис надвигался на Николая II стремительно, и единственной надеждой британского короля спасти ситуацию оставались родственные чувства. К сожалению, расчет на то, что династические связи эффективны для сохранения мира и стабильности, уже не оправдался – они не смогли предотвратить войну в 1914 году; теперь же к противостоянию королевских семей на фронтах добавилось их противостояние внутри России. Король Георг считал ситуацию критической. Находившиеся в Лондоне Андерсен и Вальдемар, получив добро от короля Кристиана, готовились отправиться с миссией в Петроград. Андерсен вез с собой датированное 22 января письмо, написанное Дэвидсоном от имени короля Георга и адресованное британскому послу сэру Джорджу Бьюкенену. На конверте красными чернилами было написано: «По прочтении немедленно уничтожить». В этом письме подтверждалась тревога короля и его уверенность в том, что царя и царицу нужно убедить, что «перед ними зияет пропасть»56.
К сожалению, это письмо так и не дошло до адресата: когда Андерсен и Вальдемар собирались отплыть в Россию в начале февраля, немцы установили полномасштабную блокаду Великобритании с помощью подводных лодок. Плыть было слишком опасно. Два дня спустя сэр Джордж Бьюкенен отправил своему королю и кабинету министров следующую телеграмму: «До моего сведения из нескольких источников дошли тревожные сообщения о том, что готовится либо дворцовый переворот, либо убийство самых первых лиц государства, но подтверждений этим сообщениям у меня нет»57. 10 февраля Андерсен телеграфировал, что, «по сообщению датского посланника в Петрограде, существует заговор, направленный на то, чтобы сместить царя и либо посадить на трон великого князя Александра Михайловича (Сандро), либо провозгласить республику»58.