Страница 59 из 63
- Я вижу их, да, и ты был рядом с нами, а я шла с...
- Со Страдом, - подсказал я. - Ты шла со мной.
- С... тобой.
- И я обнимал тебя в саду, и туман извивался вокруг нас, как танцор, и ты целовала меня.
Каким-то образом мы оба оказались на ногах и мои руки сомкнулись на ее талии, как в ту ночь. Ее грубые одежды сменились шелковым подвенечным плаьем, а ее шикарные волосы свободно разметались по бледным плечам.
- Я люблю тебя, Татьяна, и ты любишь меня. Запомни.
- Я люблю...
- Страда, - прошептал я в теплый белый бархат ее шеи.
* * *
Следующий закат застал меня опять лицом к лицу с бургомистром Улричем. Он немного приоделся и даже побрился, но взглянув на него однажды глазами Татьяны, я уже с трудом сдерживался, чтобы вести себя с ним вежливо. Мы с ним были примерно одного возраста... внешне... и с этой стороны задуманная им женидьба не казалась чем-то неправдоподобным. Но его обычное обращение с ней вызывало во мне недовольство и отвращение. Он совершенно не видел ее достоинств и не знал ей настоящей цены. Будь она для меня чужой, я и в этом случае был бы в ярости. Я с облегчением заплатил ему все, что ему причиталось, собрал книги и свитки и попрощался.
Я упаковал свой бесценный груз в длинную коробку из моей кареты и отвез
его в лес, где я провел день в окружении волков-стражников. Изменив форму и поднявшись в воздух, я вернулся к дому и, устроившись поудобнее на дереве напротив окна Татьяны, стал дожидаться, когда все утихнет. Вскоре после того, как догорела последняя свеча, скрипнули ставни, я влетел в комнату и принял человеческий облик.
Я подготовил ее к этому и благодаря тому взаимопониманию, которое установилось между нами после моего первого глотка ее крови, она уже не задавала никаких вопросов и не испытывала страха рядом со мной. Напротив, она встретила меня с распростертыми объятиями и заплакала от счастья, что я пришел к ней.
- Больше слез не будет, - сказал я, осторожно снимая соленые капельки мизинцем с ее щеки.
- Я ничего не могу с собой поделать. Я чувствую, что проснулась после долгого сна. За что бы я сегодня не бралась, все кажется нереальным. Только сейчас я начинаю на ощупь узнавать вещи. Столько всего случилось, столько изменилось.
Ее слова возродили во мне радость, которую я думал, что потерял навечно. Я притянул ее к себе поближе, довольный, что могу обнимать ее и ни о чем не думать, просто плыть по течению.
- Ты... заберешь меня с собой? - спросила она.
- Конечно. Ты действительно считаешь, что я могу бросить тебя?
- Нет... я...
- Когда я уйду, ты будешь со мной.
- Когда? Сегодня?
Нам требовалось провести вместе еще несколько ночей, прежде чем я унесу ее с собой как мою невесту.
- Нет, пока это невозможно, пока нет.
- Но, пожалуйста, увези меня отсюда поскорее.
- Что-нибудь не так? - Я отклонился назад, чтобы взглянуть ей в глаза.
- Пожалуйста, Страд, я многим обязана папе Лазло, но я не могу выйти за него замуж. Он сказал, что теперь, когда у него есть деньги, он...
Я ласково взял ее голову в свои ладони и поцеловал ее в надбровье.
- Не надо переживать. Он не тронет тебя. Я клянусь.
Без сомнения, часть моих денег нашла место в кошельке брата Григора, гарантируя скорую отмену удочерения и начало подготовки к свадьбе. Досадно, что никто даже и не подумал поинтересоваться мнением Татьяны, однако точка зрения сироты, попавшей в лапы фанатика, уверенного в том, что он помогает ей, никогда не имеет значения.
Я опять почувствовал отвращение при мысли об Улриче, который взял это невинное создание под свою защиту как ее отец и так бессердечно использовал ее доверие и чувства, заставляя ее выйти за него замуж. По крайней мере - за что я ему был чрезвычайно благодарен, - он ждал благословения церкви до того, как перейти к откровенному насилию в качестве ее мужа.
Отодвигая на задний план его неприятное присутствие, я подхватил Татьяну
на руки и отнес ее на кровать. Мы лежали, тесно прижавшись друг к другу, и я говорил о нашей жизни, какой она была и какой будет. А когда время разговоров кончилось и мы поцеловались, она отбросила назад голову, тихо умоляя меня любить ее, как я делал прошлой ночью.
И я овладел ею, и мы насладились друг другом, вдвоем познав истинную радость любви.
* * *
На следующий день после захода солнца я опять сидел около ее окна, но оно было плотно закрыто, и хотя прошло довольно много времени, она так и не отворила его. Я прижался ухом к стеклу и напряг все мои чувства, но ничего не услышал. Она была там, внутри, но не могла ответить на мой зов. Я похолодел, на сердце у меня стало тяжело. Я проник в дом через щели в раме и паника, повисшая на мне железной гирей, прорвалась вместе со мной. Комната провоняла молитвами и защитными заклинаниями. Я выбросил руку вперед, защищаясь от убийственного зловония, но брат Григор не зря здесь старался. Конечно, это была не так ловушка, которую устроил мне Лео, но все равно это не предвещало ничего хорошего. Один святой символ висел над ее кроватью, а второй болтался на цепочке, надетой на шею. Воздух загустел от запахов ладана и чеснока, и она задыхалась. Я мгновенно решил эту проблему, распахнув окно и впустив внутрь холодный, но свежий ветер.
Она открыла глаза и узнала меня, но поначалу не смогла вымолвить ни слова.
Движением руки я дал ей понять, что это и не нужно, и принялся шарить по
углам в поисках других ловушек.
К счастью, их не оказалось. Григор посвятил свои молитвы одной Татьяне и
хотя они были достаточно сильны, их влияние не продержится всю ночь. Я
попробовал разрушить его - очень осторожно - и почувствовал, как дрогнула чужая сила. Татьяна помогла мне, сняв с шеи святой знак. Она успела стянуть со стены второй символ и рухнула обратно на подушки. Освободившись от этого дополнительного давления, с которым мне приходилось бороться, я кинулся к ее кровати.
- Они хотят убить меня, - прошептала она. Слезы навернулись ей на глаза и потекли по вискам. Ее ледяные и тонкие, как мертвые листья, пальцы вцепились в меня. Я поцеловал их и прижал к своей груди.
- Я здесь. Ты в безопасности.
- Но я так слаба. Когда брат Григор пришел приглядеть за мной, мне стало