Клуб царских жен

Хоуп, вся внимание, будто губка впитывала каждое слово своего земляка. Средневековье, технологии, разделенное, кастовое общество, где все не для всех и каждому свое. Да уж… хотя, могло ведь быть и хуже?

– Долго я на эти кольца световые смотрел, – продолжал тем временем Ярик, – пока не понял, что образуются они с помощью специальных камешков…

– И как ты это понял? – настойчиво перебила Хоуп, желая получить от разговорчивого гостя только достоверную информацию, без лишних придумок и домыслов.

– А вот так.

Парень поднялся, дошел до прислоненного к стене меча, поднял его и показал Хоуп:

– Смотри, – он прижал к лезвию ладонь, потом убрал ее и продемонстрировал белую полосу на коже, – тупое, а если так, – с силой утопил пальцем невзрачный камушек, выступающий на рукояти: в тот же миг вдоль клинка возникло белое свечение, – и вот так! – надавил на соседний камень, после чего вокруг гарды вспыхнуло световое кольцо.

– И что? – заинтересованно поинтересовалась Хоуп.

– А то! – одним легким движением Ярик разрубил пустой бутылек. – Взгляни.

Хоуп аккуратно подцепила половину, с интересом оглядела ровный срез – ощущение, будто стекло разделили на части лазером: гладко, ровно.

– Да уж…, – пробормотала тихо, стараясь не выдавать возникшего изумления.

– Это все камни, – пояснил Ярик. – Один облегчает вес, второй создает заточку.

– Понятно, – резюмировала Хоуп, – что ничего толком непонятно…

– А самое странное – местный язык, – продолжил дивиться местным чудесам парень. – Говор местный понятный, по-нашему, вроде как, болтают. А вот пишут, – он порылся в карманах штанов, потом слазил запазуху и обнаружил там желтый лист бумаги, – вообще ничего не разберешь.

Ярик развернул исписанный лист и сунул его собеседнице. Перед глазами поплыли диковинным узором витиеватые, чужие буквы. Хоуп долго изучала их, разглядывала, потом вынесла вердикт:

– Это санскрит.

– Сан…что?

– Санскрит – древний язык. Праязык, точнее сказать. Считается, что от него произошло множество современных языков, славянские и европейские в том числе.

– Почему он тогда звучит, как родной? – не понял Ярик.

– Генетическая память, наверное. Древние знания спали в нас, и немудрено – в нашем мире они не к чему. А теперь мы с тобой говорим на санскрите. Тем более, что он сильно похож на русский. А письменность… – Хоуп многозначительно помахала листком перед носом собеседника.  – Это деванагари. А вообще, санскрит был устным языком и записывался с помощью разных алфавитов, так что тут древняя память, походу, уже не канает…

– Ладно, понял, – недоверчиво протянул Ярик, а потом поинтересовался с подозрением. – Откуда такие познания?

– Филологию заканчивала, – невозмутимо пояснила Хоуп, – не скажу, что училась с особым рвением, но что усекла, то усекла.

– Тебе-то зачем учиться понадобилась? – спросил на свою голову Ярик, за что тут же получил строгий взгляд:

– В детстве внушили, что высшее образование – залог жизненного успеха.

– По крайней мере, в этом мире учеба твоя пригодилась… – парень не стал спорить и, вспомнив об одном важном деле, обратился к девушке. – У меня деньги есть, золото. Хватит, чтобы выкупить тебя отсюда.

Хоуп задумчиво взглянула на него:

– Выкупить? Не надо.

– Хочешь остаться в борделе? – в голосе собеседника отчетливо прозвучали ноты осуждения.

– Нет. Есть у меня тут одно дело: обещала человеку помочь. Если все пройдет, как задумано – разживусь деньгами сама, и сама решу проблему с собственной свободой. Дело принципа, знаешь ли. А ты, раз у тебя лишнее золото карманы сильно оттянуло, выкупи лучше подругу мою – малолетку со второго этажа, Бинни ее зовут.

– Бинни… Ладно. Для хорошего дела бабла не жалко, – все еще не понимая сути происходящего, пожал плечами Ярик.

– А вот помощь твоя мне все же понадобится…

5.Алсу

Сперва попробуй убить голыми руками кошку,

а после подумай,

что сотворит с тобой разъяренная

семидесятикилограммовая самка человека (С)

Проклятущая жара! Каждый день солнце поднималось в зенит и палило со всей яростью южной, тропической мощи. Дед будил ни свет ни заря и отправлял работать по утренней прохладе, но в тот день, мне дали выспаться.

Я продрала глаза, когда жгучие лучи уже вовсю сочились через щели между досками крыльца. Сама себе не враг – бежать на работу я не торопилась, повалялась бы еще, раз можно, но отчего-то занервничал Бонго: завозился, фыркнул и, предупреждающе лая, полез из нашего общего укрытия наружу.       Спустя миг над головой скрипнула дверь, прогнулись доски – дед Иша вышел из дома, спустился с крыльца и двинул навстречу ожидающей поодаль делегации.

Я наружу не полезла, припала глазом к широкой «смотровой» щели, пытаясь разглядеть пришельцев. Одного узнала сразу – Рупайя. Его ни с кем не перепутаешь – яркие одежки и золотой блеск дорогих украшений. Чего ему надо, интересно? Опять будет заманивать меня в царский клуб? Похоже, нет. А с ним кто? Я принялась внимательно разглядывать трех парней, стоящих за спиной душевного ростовщика.

Один – толстый и здоровый жиробас, точно не из бедных – думаю, бедняку на спарже тут так за всю жизнь не разожраться.

Второй – ничего себе такой типчик, только морда уж больно хитрая, даже на лису чем-то похож: глаза раскосые, к вискам оттянутые, с темными метками вокруг. Одежда на нем тоже была темная, под цвет глаз, и новая – на солнышке всеми пряжечками-перетяжечками так и блестела.

Третий типус – странный такой товарищ. Трудно о нем было что-то конкретное сказать, кроме того, что он какой-то весь неухоженный, запыленный, помятый. А прическа – просто караул: грива лохматых темных волос завязана в кривой хвост, а на лбу, чтоб волосы в глаза не лезли, приколота железная заколочка, на тот манер, как закалывают челочки карманным собачонкам. И прическу эту дурацкую он соорудил, похоже, как минимум месяц назад, и с тех пор больше не причесывался. Похихикав над незнакомцем, я сразу прозвала его «йоркширским терьером», несложно догадаться почему.

Пока я «умилялась» прибывшей троицей, Рупайя что-то тихо обсуждал с дедом Ишей, разводил руками, все показывал, кивал на своих пацанов. Те хмуро пялились на моего благодетеля, и только «йоркширский терьер» стоял с какой-то неестественной, натянутой на физиономию улыбкой, будто работник провинциальной администрации во время президентской проверки.

Иша отрицательно мотал седыми патлами, нет, мол, и не проси, а чего не проси – лично мне было неясно. Рупайя не сдавался, продолжая вещать о чем-то напористо и рьяно. Наконец дед уступил, махнул на приставучего Рупайю рукой и вдруг указал в мою сторону. Потом, дабы лишить меня возможности прикинуться незаметной и непонятливой, позвал:

– Иди сюда, дэви!

Чувствуя пятой точкой, что не за порцией утреннего кофе меня пригласили, я осторожно выбралась из своей «комнатки» и настороженно приблизилась ко всей честной компании. Жестом велев мне подождать, дед внимательно осмотрел притихших парней. А потом снисходительно кивнул ростовщику:

– Раз настаиваешь, вот мое условие: возьму в ученики того, кто одолеет мою помощницу.

– Чего? – у меня глаза на лоб полезли.

Какие еще, нафиг, ученики! И, самое главное, что значит «одолеет»?

– Вот еще! – брезгливо наморщил красивое лицо «лиса». – Драться со служанкой? Что за идиотские условия?

– Вот-вот! – тут же подпел ему жирдяй. – Чего там с ней драться-то? Хрясь, – он красноречиво вдавил в необъятную ладонь пудовый кулак, – и прихлопну, как муху.

– Эй, какого черта вы вообще тут устраиваете? – принялась качать права я, чувствуя, как мерзким холодком повеяло под коленками, а в голосе засквозила предательская дрожь. – Я ни с кем драться не буду!

– Тогда умрешь, – спокойнехонько так ответил мне дорогой дедуля.

– Чего? – тут же переспросила я, решив, что ослышалась, но Иша на меня больше не глядел, обращаясь к разношерстной троице: