Страница 15 из 51
- Нет, я... не пьянею... от коньяка! - с трудом произнес я.
- Чему же ты смеешься?
- Посмотри, какой он... маленький... и смешной! - я показал на верзилу.
Тот, словно почувствовав что-то, беспокойно заерзал в кресле. А Дадуна, быстро закрыв мне рот рукой, крикнула:
- Девочки, попросим Гелу прочесть новые стихи! - Давай, Гела!
- Не могу, они еще не доработаны! - встал Гела, красивый, коротко подстриженный юноша.
- Вы знаете, кто это? - шепнула мне соседка.
- Как вас зовут? - спросил я.
- Меня? Изида, - ответила она удивленно.
- Так вот, дорогая Из... зида, я не знаю его!
- Как, вы не слышали про Гелу Вешапидзе?
- Впервые слышу от вас!
- Господи, как вам не стыдно! Это же наша надежда!
- Чья это... ваша?
- Грузии... Народа...
Гёла уже читал:
Сквозь туман язычества,
Грохоча,
сметая все с пути,
Глыбами огромными
Идет виденье белое,
Виденье былого
и грядущего...
А коньяк совсем взбесился. Комната запрыгала в каком-то диком танце. Завертелась люстра. Потом лучи лампочек золотыми ремнями опустились вниз, опоясали выстроившихся на красном рояле слонов, подхватили их, и закружились слоны, как лошади на карусели. Потом каждый из нас очутился верхом на слоне, а карусель все ускоряла свой бег. На первом слоне сидела Дадуна, за ней - я; потом Изида, Мзия, Гела. Один из слонов был без седока - это было, наверно, место Арчила. На последнем, самом маленьком слонике восседал, смешно вытянув ноги, наш верзила.
Гела читал:
Шар земной
обхватив
Когтистой лапой,
Летит сквозь века
Аист белокрылый...
А карусель вертится, вертится, вертится...
И дети похожи
На головки маков,
И слышу я стоны
Свалившихся баобабов...
Вертится карусель, мелькают слоны...
Песнь неземную
Я несу в себе,
И страстное сверканье
Меня сопровождает звезд...
"Что за бред? - думаю я. - Или я окончательно сошел с ума?" Вдруг наступило молчание. Все стало на свои обычные места. Исчезла карусель, слоны по-прежнему выстроились на крышке рояля.
Молчание длилось долго. Наконец заговорил один, за ним другой, потом остальные.
- Боже, какая сила! - простонала.Изида.
- Ах, какая прелесть! - подхватила девушка с родинкой.
- Кто это? - спросил я у Дадуны, показав на нее.
- Это Вита. Хорошая девочка и прекрасно понимает искусство. Как тебе понравился Гела?
- Надежда Грузии?
- Не смейся, пожалуйста! Отвечай, он тебе понравился?
- Гела - болван и аферист! - ответил я и понял, что голос мой прозвучал громче обычного.
- Что вы сказали? - обернулся ко мне верзила.
- Как его звать? - наклонился я к Дадуне, - Анзор, - ответила Дадуна. Джако, - продолжала она с мольбой в голосе, - прошу тебя...
- Я вас спрашиваю! - повторил Анзор.
- Что вам угодно? - вежливо спросил я.
Увы, мне он больше не казался маленьким! Ну и вымахал, подлец! Шея какая, ручищи! Как только его кресло держит?
- Я спрашиваю: что вы сказали? - Анзор встал.
- Ничего. Ничего я не говорил.
Анзор самодовольно улыбнулся и сел.
- Вы занимаетесь спортом? - спросил я.
- А что? - растерялся он.
- Этот вот, ваш товарищ, который сейчас читал стихи, он всегда водит вас с собой?
Дадуна улыбнулась-.
- А в чем, собственно, дело? - спросил Анзор. Он ничего не понял, тупица.
- Вам понравились стихи? - обратилась ко мне Изида.
Я не ответил ей. Я наблюдал за Гелой. Лицо и поза его выражали крайнее напряжение.
- Видно, вы не знакомы с современной литературой.
Сейчас принято писать белыми стихами, то есть без рифмы, - сказала вызывающе девушка с родинкой.
- Это вы мне? - спросил я.
- Да, вам. Вы читали Фолкнера?
- Читал. Читал Фолкнера, Хемингуэя, Кафку, Стейнбека. Сейчас читаю Сартра.
- Сартра еще не переводили.
- А я в оригинале читаю.
- Кто же из них вам нравится?
- Все.
- Кого все же предпочитаете?
- Галактиона [Галактион Табидзе - народный поэт Грузии, академик (1892 - 1959)].
- Ну, у Галактиона, положим, тоже есть довольно бессмысленные строки.
- Например?
- Я сейчас не помню точно, но есть что-то про свеклу, которая хохочет. Как это попять?
- О, что вы! Это же замечательно! Во-первых, там прекрасная аллитерация - "Чархали хархарс", во-вторых - образ какой! Представьте себе хохочущего, покрасневшего от хохота человека! Ведь говорят же про такого:
покраснел, как свекла!
- Вы так полагаете?
- Не я полагаю, а так оно и есть.
- И все же стихи - это не колхозный устав!
- Тем более не цирковой аттракцион! Вы можете представить себе, как это аист несет в лапе земной шар?
Изида неловко улыбнулась. Потом спросила:
- А вы сочиняете стихи?
- Конечно!
- Так прочтите нам!
- С удовольствием!
Под изумленные взгляды присутствующих я подошел к столу, налил полный стакан коньяку и со стаканом в руке вернулся на место.
- Эти стихи я написал в детстве, в восьмилетнем возрасте. Помню, мы отдыхали в Кобулети. Было жарко, раскаленный пляж так и пылал. Я признался матери, что вчера написал стихи, и там же прочел их счастливым родителям.
По бульвару Парижа я гулял.
Жадно глаза мои запылали,
Когда увидел огромный проспект
И строек необозримые дали.
Шумит, грохочет гигантский завод,
Стонет рабочий, раб капитала,
Но знает рабочий и знаю я:
Рабства пора последняя настала!
Здесь силы свободы уже растут,
И солнце рабочим засияет,
Рухнут скоро фашистские цепи,
Счастливый день для рабочих настанет!
Ребята орали, девушки визжали, смеялся и я. Дадупа, схватив себя за живот, плакала.
- Иу и что сказали родители? - с трудом выговорила Изида.
- Мать ничего, а отец отвел меня в сторону, усадил под сосной и сказал матери: "Присмотри-ка за ним, оберегай от солнца, иначе мы погибли!"
Когда в комнате улегся новый взрыв хохота, ко мне обратился Анзор:
- И это называется стихотворением?
- Дорогой мой, чтобы понимать стихи, мало выжимать гантели, нужно еще читать книги. Понятно? - ответил я.
- Ты из какого района приехал? - спросил Анзор, подойдя ко мне вплотную.
- Из Чохатаурского.
- Так вот, самое время, чтобы ты отправился обратно!
- Повремени до августа. В августе приемные экзамены. Срежусь - уеду в тот же час, а не срежусь - придется тебе терпеть еще шесть лет.