Страница 98 из 109
Он потер руки в предвкушении.
- Мне кажется, Диксби догадался, почему ты запер столовую. - Лили оглядела себя. - Ты испортил вином все мои кружева. Видел, каким взглядом он посмотрел на меня, когда мы выходили из столовой? Не сомневаюсь, что завтра утром обнаружу возле своей тарелки детский фартучек.
- Ты преувеличиваешь. - Он принялся за панталоны. - Не волнуйся, я куплю тебе столько новых платьев, сколько испорчу. Но учти: если ты будешь заказывать такие же платья, как это, они тебе долго не прослужат.
Ее губы дрогнули в легкой улыбке.
- Вам нравятся такие откровенные декольте, милорд?
-М-м. Именно. Даже слишком.
Он коснулся ее обнаженной груди, подтверждая свой ответ, который подразумевал ее вопрос, и провел кончиками пальцев вниз, по ряду мелких пуговиц. Лили замерла, пока его пальцы медленно скользили по ее телу, но несколько раз ее начинала бить при этом дрожь.
- Декольте - это замечательно, но больше всего мне нравятся пуговицы. Множество маленьких пуговиц, до самого пола.
- В этом сезоне такой стиль не в моде.
- К дьяволу моду. Я люблю пуговицы. Не знаю почему, но, когда я вижуих на тебе, они сводят меня с ума.
Он покачал головой и вновь стал расстегивать панталоны. Однако его руки невольно замерли, когда он увидел, как она медленно, еле касаясь пальцами, провела рукой по тому же пути, что и он, - от выреза платья и до талии... и обратно...
- Не делай этого Лили, пожалуйста.
- Почему? - промурлыкала она в ответ.
- Потому, что я больше не могу... - Он не мог оторвать взгляда от ленивых, обольстительных движений ее тонких пальчиков... - Лили, остановись. Пожалуйста. Это нарушает мой план...
- План? - Она замерла. - У тебя был план даже на этот вечер? Ты составил себе расписание?
Он машинально кивнул, по-прежнему не отрываясь глазами от пуговиц.
- Вполне определенный план.
- И что же это за... - Она вдруг судорожно вздохнула, догадавшись об ответе. Ее пальчики снова заскользили по застежке на груди, сначала с некоторым колебанием, а затем с откровенным желанием возбудить его еще больше.
У него пересохло во рту. Внезапно он обнаружил, что совершенно гол. Самоё удивительное, что он совсем не помнил, как снял с себя эти проклятые панталоны. А потом он понял, почему она вдруг забыла спросить про его "вполне определенный план". Чтобы удостовериться, он взглянул ей в лицо, напомнив себе, что пуговицы от него никуда не денутся, что ему гораздо важнее сейчас увидеть, как она восприняла его наготу. И - не смог отвести глаз от нее... Конечно, она раньше бросала на него короткие стыдливые взгляды. Они ведь каждую ночь были вместе, и он ласкал ее со всем искусством требовательного наслаждения, поощряя ее исследовать его тело, уча всему, что знал сам и что могло доставить удовольствие им обоим. Однако он никогда еще не стоял перед ней вот так, при свете, во всем блеске своей мужской красоты и силы, позволяя разглядывать себя. Несмотря на то, что Лили уже знала его всего, она каким-то образом ухитрялась сохранять целомудрие, которое сияло сейчас во взгляде ее распахнутых в изумлении глаз. Этот удивленно-смущенный и в то же время восхищенный взгляд несказанно его обрадовал. Ее глаза скользили по нему очень медленно, почти осязаемо, ощупывая каждый дюйм его тела... а в конце концов остановились на самом сокровенном месте. Он почти почувствовал прикосновение ее взгляда, не отрывавшегося от его чресел целую вечность.
Заметив, как покраснело его лицо, она повторила слова, когда-то сказанныеим самим:
- Дыши, Майлс.
Он сделал глубокий вдох и через миг уже склонился над ее затянутым в шелк телом всей своей кожей, ставшей вдруг необычно чувствительной, впитывая тепло, исходящее от нее, манившее прильнуть к ней всем телом.
- Лили, - он уперся лбом в подушку возле ее головы, пытаясь вспомнить, чтоже он собирался делать дальше, - у меня есть план.
- Я знаю. - Она выгнулась вверх, и он почувствовал, как пуговки на ее платье вжались в его кожу. - Но мой план лучше...
Он принялся ее целовать, но заставил себя остановиться.
- Я должен тебе кое-что сказать.
Однако губы сами, словно не подвластные его воде, прижались к бьющейся на ее шее жилке, впитывая биение ее сердца, а руки уже ласкали ее тело. Это было какое-то сумасшествие. Он... он просто ничего не мог с собой поделать. Но он должен!
- Это важно, Лили, - простонал он.
- Да? - Ее вопрос прозвучал как приглашение к еще более интимным ласкам. Она откинула назад голову, открывая его жадным губам изящную шею и грудь. - И что же это такое?
Он слышал, как учащается ее дыхание, почувствовал, как подрагивают и приподнимаются ему навстречу ее груди, едва прикрытые лифом платья. Его губы двинулись ниже.
- Я хотел, чтобы все было сегодня как... как положено, Лили, пробормотал он из последних сил.
- Тогда твой план полностью выполнен.
Она еще больше выгнула спину, и он, обхватив руками ее талию, прижал Лили к себе, покрывая чувственными медленными поцелуями полуобнаженную грудь.
- Пуговицы, - прошептала она. - Расстегни их.
Он услышал свой отчаянный стон и заставил себя поднять голову, оторвавшись от этого невыносимого искушения. Он хотел видеть ее глаза, прежде чем сделать свое признание.
- Нет, подожди, я же должен тебе сказать... - Однако соблазн был слишком велик. Он с полным отчаянием почувствовал, как пальцы его послушно стали освобождать от петли верхнюю пуговку на лифе. Он стиснул зубы, пытаясь сосредоточиться на том, что собирался сказать.
- Я же все пытаюсь сказать тебе, что люблю тебя, черт возьми!
Он вновь застонал, но уже от отвращения к себе. Он снова все сделал не так: уставился на ее груди и сказал им, что любит ее. А она терпеть не может, когда мужчины глазеют на ее грудь. Он тихо чертыхнулся.
- Я тоже люблю тебя, Майлс. - Он тут же поднял голову, и Лили одарила его своей самой нежной, самой чарующей улыбкой. - А теперь, почему бы тебе все-таки не расстегнуть твои любимые пуговицы?
Он так хотел быть торжественно-серьезным... Вот сейчас он скажет ей что-то очень важное для них обоих. Он столько раз повторял про себя эти слова, репетируя часами свой монолог об их новой жизни... Однако как назло не мог вспомнить ни одного слова.