Страница 28 из 109
- Обычный старый клавесин. Тысяча шестьсот девяносто третий год. Не такая уж редкость.
- Но ведь это же Кристофори!
- Обычный старый клавесин, - повторил он и с досадой посмотрел на Лили. - И он в любую минуту может рухнуть нам на головы.
- Едва ли. - Она насмешливо взглянула на него. - Так вы не знаете, кто такой Кристофори?
Он не знал, и это его совершенно не волновало. Что его действительно беспокоило в настоящий момент, так это то,. что ему все труднее было сдерживать себя. Он даже не подозревал, что обладает столь буйным воображением. Глядя на ее губы, он спрашивал себя, даст ли она ему пощечину, если он сейчас ее поцелует?
- Мне кажется, что очень скоро его тайна обрушится на мою щеку, - с невинным видом сказал он. Лили вздернула подбородок.
- Ну, если вам неинтересно, я ничего вам не скажу.
- Прекрасно. Значит, мы можем покинуть вашего Кристофори. - Однако же сам не двинулся с места. Его взгляд медленно скользил по мягким линиям ее щеки, вниз к изящной длинной шее, к краю высокого ворота, над которым темнел синяк. Он ощутил острую потребность защитить ее. Стиснуть в своих объятиях и поцелуями заглушить боль, которую причинил ей этот негодяй. Ему снова захотелось утешить ее, как тогда в карете, когда она плакала. Только сейчас он не стал бы вытирать ее слезы, нет, он осушил бы их поцелуями, заставив ее забыть все свои страхи. Он бы...
- Ну, ладно, так и быть. - Лили вовсе не собиралась сейчас плакать. Он отчаянно старался сосредоточиться на том, что она говорила. - Кристофори изобрел пианино. Известно, что он сделал клавесин, а потом на его основе создал пианино. Тот клавесин, возможно, был очень похож на ваш. И возможно, это он и есть. А раз так, то это самый настоящий раритет, музейная редкость.
Внезапно он очень подозрительно посмотрел на нее.
- Откуда такие познания о музыкальных инструментах, миледи?
Она отвернулась, чтобы еще раз внимательно рассмотреть небольшую надпись.
- Мой отец очень интересуется древними редкостями. И много о них рассказывает. Я почему-то запомнила историю об этом Кристофори.
Она явно лгала. Он был уверен в этом. Но, заглянув в ее широко раскрытые невинные глаза, тут же изменил свое мнение. Зачем ей лгать по такому пустяковому поводу? Он видел, как ее взгляд опустился чуть ниже, и понял, что она смотрит на его рот. Внезапно она облизнула губы. Скорее всего просто от волнения, но для него этот жест был полон тайного смысла. Ее губы были сейчас всего в дюйме от его губ, а в ее глазах он прочитал столь явный призыв, что не мог устоять. Ему надо было всего лишь чуть наклониться и...
- Ваша светлость?
Голос Диксби заставил Ремингтона резко отпрянуть, в результате чего он с громким стуком ударился о днище инструмента.
- Вам не нужна... э... помощь, ваша светлость?
Герцог еле слышно выругался. Можно было представить, что вообразил Диксби, увидев подобную картину. Лили под клавесином, а сам он в такой позе, словно гнался за ней. Еще одна минута, и подозрения Диксби получили бы подтверждение. На этот раз он был чертовски близко от опасной черты. Ему не следовало закрывать дверь... Ему вообще не надо было входить в эту комнату! А виновница всей этой унизительной сцены была просто воплощением невинности, глядела на него широко раскрытыми чистыми глазами, словно ни о чем таком не догадывалась.
- Нет, Диксби, я справлюсь один.
- Как угодно, милорд.
Дверь закрылась, и они вновь остались одни. Диксби, конечно, догадался, что здесь происходит, черт бы его побрал. Он с таким видом закрыл дверь, словно хотел сказать, что никто больше не осмелится потревожить их. Временами герцог готов был поклясться, что Диксби умеет читать его мысли. Ремингтона не раз выручала эта его способность, однако сейчас проницательность Диксби вызвала лишь досаду. Его внезапное вторжение напомнило Ремингтону о том, что у него не было никаких оснований находиться здесь, наедине с Лили, и уж тем более не было никакой необходимости закрывать двери. Поскольку Диксби ушел, герцог обрушил все свое раздражение на Лили.
Девушка между тем отряхнула руки и стала быстро выползать из-под инструмента.
- Слава Богу, что ваш слуга не болтлив. Мы, должно быть, выглядим не слишком прилично.
- Не слишком прилично? - повторил он, поднимаясь на ноги. - Моя милая леди, каждая секунда, проведенная вами в моем доме, - это верх неприличия. Я установил некоторые весьма четкие правила в самом начале этого визита, и вы уже сумели нарушить их. Удивительно: вы помните столько подробностей из истории пианино и при этом не можете усвоить суть нашего с вами разговора, состоявшегося всего два дня назад.
- Память - очень странная вещь, сэр, разве нет? - Она подняла чехол и начала натягивать его на клавесин. - Теперь, когда вы сказали, я припоминаю ваш совет не ходить в эту комнату. Хотя вы записали все ваши правила, но список показался мне слишком трудным для запоминания. Боюсь, я нарушу еще не одно из ваших правил, прежде чем этот... этот визит кончится. Вы не могли бы помочь мне накинуть чехол?
Он резким рывком накинул покрывало на инструмент, не заботясь о вновь поднятой туче пыли. Она не забыла его правил. Он готов был поклясться собственной жизнью. Она смотрела на него этими невинными глазами и попросту не обращала внимания на его слова. Вчера, когда он объездил весь Лондон в поисках человека, который мог бы помочь ему решить ее же проблемы, она велела своей служанке облазить весь дом. А сегодня сама принялась за исследования. У него же были весьма веские причины для того, чтобы предельно ограничить передвижения Лили и ее служанки по дому. Он решил, что пора проявить твердость.
- Похоже, мне придется не спускать с вас глаз, чтобы быть уверенным, что ваша память вас не подводит.
- О, я не думаю, что это необходимо, - сказала она быстро. - Было бы лучше - для всех нас, - если бы вы просто позволили мне продолжить мое путешествие. У моей тетушки Амелии есть небольшой летний коттедж в Брайтоне. Я и Элис могли бы там остановиться.
Выражение надежды на ее лице странным образом успокоило его.
- А вы весьма настойчивы, не так ли?