Страница 26 из 109
- Я уверена, герцог не стал бы возражать. Каждому человеку приятно услышать немного похвалы в свой адрес, верно? Так кухня находится там?
Лили толкнула дверь, на нее повеяло влажным горячим воздухом, пропитанным запахом специй. Лили сразу увидела огромного толстяка, стоявшего возле кухонного стола, и решила, что он-то и есть Бык. Передним высилась разноцветная груда овощей, с которыми он ловко расправлялся с помощью огромного ножа. Увлеченный этим занятием, он даже не поднял головы, чтобы поздороваться с вошедшими.
- Добрый день, сэр, - окликнула его Лили. Бык ответил, не поворачиваясь:
- Сколько раз повторять: чтобы глаза мои не ви...
- Бык, к тебе пришла леди Лилиан! - перебил его Джек.
Лили никак не ожидала, что столь дородный человек способен так быстро двигаться. Он резко развернулся, угрожающе держа перед собой свой огромный нож.
- Что вам здесь понадобилось? - Его голос напомнил Лили звук басовых струн скрипки, на которой очень плохо играют. Постаравшись ничем не выдать своего волнения, она приветливо улыбнулась.
- Да просто поблагодарить вас за ваше внимание ко мне и моей служанке. Элис сказала мне, что вы готовили для меня специальные блюда, чтобы мне легче было глотать. Очень благодарна вам за вашу заботливость.
- Да никакой такой заботливости, - буркнул Бык, нацеливая на Лили кончик ножа. - Я дал этой чертовке все, что она просила, лишь бы избавиться от нее. Не выношу, когда на кухне крутятся под ногами болтливые женщины, а эта - самая болтливая из всех известных мне. Так ей и передайте.
- Обязательно передам, - вежливо сказала Лили. Затем она сдвинула брови и стала внимательно его разглядывать. Исследовав его от макушки до ступней, она понимающе кивнула.
Бык метнул на нее бешеный взгляд.
- И что вы во мне такого высмотрели, госпожа?
- Ох, что это я... - Она сделала вид, что смутилась. - Но вы должны извинить меня за мое бесцеремонное любопытство. Вы выглядите совсем не так, как я себе представляла. Значит, я не совсем правильно поняла... Видите ли, я была уверена, что вы женщина.
- Кто-кто?!
Лили съежилась от его рыка, однако не сдвинулась с места.
- Видите ли, Диксби сказал мне, что вы его жена, но мне и в голову не могло прийти, что вы - мужчина. Должно быть, у вас очень необычные отношения. В наше время ничему не приходится удивляться. - Она пожала плечами, как бы не желая продолжать разговор на эту тему. - Ну, что ж, мне пора. Большое спасибо за великолепный обед, сэр.
Лили спешно покинула кухню, несколько удивляясь тому, что Бык никак не отреагировал на ее объяснение. Они с Джеком были уже в холле, когда услышали грохот разбиваемых тарелок, сопровождавшийся цветистыми проклятиями.
- На самом деле у Диксби и Быка ничего такого нет, миледи. - Джек бросил обеспокоенный взгляд через плечо. - Бык теперь спустит с Диксби шкуру за то, что тот наплел вам всяких небылиц.
Лили улыбнулась.
- Не думаю, что Диксби сделал это специально. Малоли что бывает. Простите меня, но вам не пристало называть своего друга лжецом. Это просто нечестно. - Она поспешно сменила тему, не дав Джеку возразить: - Его светлость сказал, что я могу осмотреть дом. Я бы хотела начать с верхнего этажа.
Ремингтон прислонился к дверному косяку. Его глаза не сразу привыкли к царящему в музыкальном салоне полумраку. Мебель была закрыта пыльными чехлами, все окна, кроме одного, занавешены плотными портьерами. Оконные стекла были настолько грязными, что почти не пропускали света, и хотя герцог прекрасно знал, что на улице вовсю светит солнце, он не мог отделаться от ощущения, что уже вечереет. Он собирался уезжать, но тут Диксби доложил ему, что их гостья отправилась на верхний этаж. Диксби знал, что он не велел ей сюда заходить. Джек с виноватым видом стоял рядом в коридоре. Герцог кивком головы отпустил его и вновь взглянул на Лили. Девушка стояла возле закрытого шторами окна, склонившись над инструментом, покрытым пыльным чехлом.
С грязными пятнами на платье, с волосами, собранными под изящным простым бантом, она показалась ему очень юной. Она наклонилась ниже, чтобы приподнять чехол и взглянуть на инструмент, и от этого движения ее волосы медленно скользнули вперед, через плечо. Даже при этом тусклом свете ее медные локоны мерцали живым теплым блеском, словно у них был свой собственный свет. Герцог представил, как он развязывает этот бант и пропускает пышные сверкающие пряди между пальцами... Он перевел взгляд ниже, и у него перехватило дыхание. Ее естественная и в то же время такая соблазнительная поза показалась ему, прелестной. Изящные линии ее тела явственно прорисовывались под легкой тканью. Его воображение тут же услужливо подсказало самые восхитительные и запретные картины... он и она вместе.
Он вовремя вспомнил, что может только смотреть на нее... Но, великий Боже, как же ему хотелось прикоснуться к ней, обнять этот гибкий стан! В обеденном зале он старался отвлечь себя разговором, однако несколько раз ловил себя на том, что не сводит с нее глаз. Он прилежно выискивал в ее внешности какие-нибудь недостатки, которые могли бы ему помочь сдержать слово, данное ее отцу. Но тщетно. Насколько он мог судить, у нее не было ни одного изъяна. Она время от времени тоже поглядывала на него своими огромными светло-карими глазами, которые могли бы зажечь самое холодное сердце мужчины.
Она что-то говорила, но он почти не следил за ее словами, не в силах оторвать взгляда от двигающихся губ, словно созданных для поцелуев. Стоило ему сосредоточиться на разговоре, как его тут же отвлекал ее голос. Легкая хрипотца - напоминание о роковой ночи - не мешала ему представить, как мог бы звучать этот голос во мраке спальни, то нежный, то мучительно-страстный. К тому времени, когда они покончили с супом, он уже был возбужден настолько, что не мог думать ни о чем другом.
На протяжении всего обеда он был занят тем же, чем сейчас: представлял себе, как обнимает ее, как стаскивает с нее платье, любуясь ее наготой, как она стонет под его поцелуями... Это было хуже пытки, но он не мог заставить себя отвести взгляд. Его ладони горели от желания ощутить ее кожу, а тело требовало соития. Но самым ужасным было то, что ее тоже влекло к нему. В ее глазах иногда мелькал столь откровенный призыв, что все его тело напрягалось от невыносимого желания.