Страница 56 из 58
Лицо Блейра сделалось растерянным.
— Сэр… Я не знаю… Лорд Александр просил вас, но… Я не знаю, что сказать.
Айтверн видел, что мальчишка никак не определится. На него даже смотреть было жалко. Впрочем, одернул себя Артур, какой Блейр к бесам мальчишка? Ему шестнадцать, семнадцать или даже восемнадцать лет от роду. Сколько именно, Артур точно не знал, но зато знал, что сам он в возрасте Джайлса уже успел окропить клинок вражеской кровью. И, наверно, Блейру тоже доводилось убивать людей, а коли даже и нет — все равно он этому учился. Он же, в конце концов, служил рыцарю, а не прислуживал пажом у знатной дамы.
— Решай уже, — сказал Артур грубовато.
— Хорошо, сэр. Я согласен. Деваться мне все равно некуда.
— Ну вот и отлично. Тогда поднимайся! Сначала почистишь и наточишь мне оружие, ужин — потом.
— Лучше б я под замком остался сидеть, в таком случае, — пробормотал Джайлс.
Тем же вечером Артур держал совет с Данканом Тарвелом. Все та же угрюмая зала, только за окном уже успело стемнеть. Слуги принесли ужин, но ни бывший учитель, ни бывший ученик и не подумали к нему притронуться. Они разожгли огонь в огромном камине и принялись обсуждать то, что следовало обсудить. Тарвел держался непринужденно, и ни единым намеком не дал понять, что придает значение случившейся днем ссоре. Владетель Стеренхорда был настроен спокойно, дружелюбно, и даже обращался к Артуру на «ты» — совсем как в старые добрые времена. Хорошо хоть байки не травил и не смеялся.
— Я не видел, сколько людей привел Эрдер в столицу, — рассказывал Айтверн, — но вряд ли много. Несколько сотен, может, тысяча. Две. Не больше. Ровно столько, чтоб хватило на королевскую гвардию, и так к нему переметнувшуюся. Собери мятежники большие силы, отец вычислил бы их гораздо раньше… — Артур запнулся, но пересилил себя и продолжил. — Так вот… Вряд ли у этих господ под рукой много солдат. Основные силы должны быть сосредоточены в их владениях. Личные дружины, ополчения вассалов, наемнические отряды… Они расквартированы не в Тимлейне. Нет, они на севере, в Шоненгеме. Вассалы Эрдера наверняка с ним. Тот же Данкрейн, отец говорил, Данкрейн всегда носил за Джейкобом плащ. Еще на востоке лен Коллинсов, они могут выставить немало мечей. Что с Тресвальдами — не знаю. Не удивлюсь, если они тоже теперь наши враги. Да и Дериварны, они не могут не пойти за Гальсом. Но вся эта армия сразу не соберется. Им нужно время… Это дает нам шанс.
Данкан налил из глиняного кувшина вина себе в кубок, и заметил:
— На твою радость я пришел к сходным выводам. Только потому я и согласился на союз с тобой. Будь у Эрдера под рукой все его войска, он бы разом двинул их на мой замок — в момент, когда мои силы разобщены и не готовы к бою. Нас бы просто здесь заперли и обложили со всех сторон. А так — да, пройдет время. Пока шоненгемский лорд соберет армию, да пока узнает о моем выборе, да пока мы обменяемся гонцами, почешем языком на переговорах, известим друг друга о намерениях… Я успею поднять своих. Вот только, — Тарвел прищурился, — один я не справлюсь.
— Один вы не будете, — заверил его Артур. — Малерион придет на помощь. Сегодня же я напишу все необходимые письма и дам их вашим людям, чтоб немедленно седлали коней и везли куда надо. В мой замок и ко всем лордам, ходящим под моим знаменем. Рейсворту, прежде всего. Пусть собирают всех бойцов, сколько найдется, и выдвигаются сюда. Началась война, так пусть поторопятся, раз уж я их зову. Чувствую, предстоит бессонная ночка, — Айтверн усмехнулся.
— Ничего, парень, привыкай, — сколько в тоне Тарвела снисходительного покровительства. Да, совсем как прежде. Вот только — «как прежде» уже не будет. Никогда. — Всю жизнь отныне будешь сидеть до утра за бумагами, да чесать языком на советах, да думать за себя и за других, пока голова совсем не разболится и не пойдет трещинами. Если не погибнешь в этой свистопляске, конечно. А ты что, думал — быть герцогом легко? Хотя может и думал, с тебя станется. Каким же ты был беспечным… диву даюсь. Ты в своей жизни хоть раз, пока это все не началось, о чем-нибудь заботился? Беспокоился? Боялся? Сомневаюсь я что-то. Веселился себе и горя не знал… А горе, оно вот — в седле с тобой ездит. Справишься с ним? Совладаешь?
— Куда мне деваться, — как мог твердо ответил Артур.
— А не сломаешься ли ты? Говорить легко, это всякий знает. А если по правде? Пока ты лишь втягиваешься, а что будет, когда жизнь тебя по-настоящему на излом попробует? Когда жизнь тебя со всех сторон окружит, в спину ударит, в сердце леденящий кинжал загонит? Куда не оглянешься — одна жизнь вокруг тебя будет, и ты против нее один будешь, никто не поможет. Хватит ли сил? Золото — оно хорошо блестит, но доспех из него я бы делать не стал, и никто в здравом уме не станет. Чего в тебе больше, парень, эльфийского золота или человеческого железа? Сколько лет на тебя гляжу, до сих пор не пойму. Иногда кажется — мягкий совсем, всего-то и умеешь, что на солнце сверкать, а от сильного удара — разом прогнешься. А иногда нет — удивляешь ты меня, не гнешься и другим погнуться не даешь. Раньше удивлял. Сегодня вот удивил. Может, и выстоишь. Не знаю я, братец, не знаю… Но вот что скажу. Твой отец — он такой же был. Ты его сильным привык видеть, а я — всяким. Я его ведь знал когда-то. Вместе воевали, вместе в походах хлеб жевали. И у лорда Раймонда тоже было золота с избытком в крови. Только он всю жизнь его из себя выливал — по капле, по капле, по капле, покуда все не выйдет. Вены ножами резал, зубами рвал… Все свое золото хотел пролить, чтоб одно железо осталось. И, наверно, освободился он от слабости своей, сам себя вырезал да изваял, каким хотел… а может, и нет. Может, ошибся где-то. Не доглядел. Все ли он так сделал, не промахнулся ли где? Кто ведает… Я одно знаю — беда у вас общая. На весь род ваш — одно несчастье. То держите натиск, то бьетесь в осколки. Кто-то справляется, а кто-то и нет…
— Я справлюсь, сэр, — пообещал Артур с уверенностью, которой вовсе не чувствовал. — Не вижу смысла повторять, я же вам уже все сказал. У меня осталась только одна дорога.
Айна никак не могла уснуть. Ночь давно уже сгустилась над замком и окрестным миром, рухнула на него тяжелым одеялом, а у девушки не получалось забыться. Она ворочалась на широкой кровати, с одного бока на другой, с одного бока на другой, и так, пока бока не сотрутся, а дрема упрямо не шла. Айна сосредоточенно читала про себя монотонные стихи и считала овец, а потом просто лежала, закрыв глаза и потушив все мысли. Даже от этого не было никакого проку. На душе было тяжело и мутно — не так, как в темнице у Эрдера, а просто тревожно. Не ужас, от которого хочется вопить, а просто глухая подколодная тоска. Когда такая тоска рвет горло мужчинам, они пьют или убивают. А что делать женщинам?
Александр Гальс убит. Убит человек, который пришел к ней, туда, в темницу Эрдера, и вывел на волю. Убит человек, который предал ради ее спасения собственных друзей, поставил на кон собственную жизнь. Айна помнила, как он бился с воинами Эрдера, как плясал меч в его руках. Александр спас ее, а теперь его больше нет. Он пал от руки ее родного брата.
Кажется, подумалось Айне, ее собственная семья решила ополчиться против нее. Сначала отец недрогнувшей рукой оставил ее умирать в плену у врага. А потом брат погубил человека, который вывел ее оттуда и спас от смерти.
И она уже не знала, может ли она по-прежнему доверять Артуру так безоглядно, как доверяла раньше. Последнее время тот словно менялся с каждым днем, становился непонятным и чужим. Он не только принял отцовский титул — он словно позволил этому титулу оплести себя паутиной церемонности и холода.
Раньше все было совсем иначе. Когда отец уезжал в столицу или на войну, Артур оставался единственным, что у нее было. Он был ее настоящей семьей, тем, чем и должна быть семья — пониманием, заботой, опорой. Не дядя, сэр Роальд Рейсворт был далеким, непонятным человеком, подобно отцу целиком погруженным во взрослые заботы взрослого мира. Не мать — Айна не помнила матери. Только брат. Совсем еще маленькой девочкой Айна часто по ночам пробиралась к нему в спальню и забиралась на кровать. Артур садился рядом, на край той же кровати, спиной к окну, и звезды горели над его головой. Артур рассказывал ей сказки, и Айна засыпала, убаюканная его голосом.