Страница 37 из 58
Когда сын Раймонда навестил их компанию и предложил забраться к Эрдерам — Александр сразу заподозрил неладное. Если наследник лорда Айтверна накануне втайне замысленного мятежа предлагает пробраться в усадьбу, где вожаки этого мятежа собирают своих сторонников — дело здесь явно нечисто. Это не совпадение, потому что таких совпадений попросту не бывает. Коллинс и Бойл ломали комедию, давая Александру время на то, чтобы принять решение. Он его и принял. Требовалось пойти с Артуром и разобраться, в чем дело. К сожалению, дело оказалось куда хуже и гадостней, чем можно было предположить.
Похитить юную девушку, шантажировать ее отца, угрожая убить заложницу, если лорд Раймонд не примет выставленные ему условия — да какому дьяволу Джейкоб Эрдер и компания продали свои души? Гальс ничуть не раскаивался, что убил ради спасения Айны Айтверн своих друзей и соратников, а вот о том, что нельзя тем же манером свернуть шею герцогу Эрдеру — сожалел, и еще как. Однако Александр понимал, что все они гребут сейчас в одной лодке, и переворачивать эту лодку нельзя.
Когда бой закончился и над крепостью было поднято знамя победителей, Гледерик Брейсвер со своим ближним кругом отправился в тронный зал. Гледерик не стал занимать Серебряный Престол, хотя тот и стоял пустым — вместо этого потомок Карданов устроился в простом деревянном кресле, поставленном у самого подножия трона. Нельзя садиться на монаршье место, если ты не коронован по всем законам, перед Господом и народом. Прежде Александр восхитился бы благородством своего нового сюзерена, а сейчас только и мог, что стоять в стороне и вглядываться тому в лицо. Гадать, знал ли Брейсвер о похищении Айны Айтверн. Дал ли он на то свое согласие? Согласился бы лишить ее жизни, возникни в самом деле такая нужда? Во время сражения тягостные мысли куда-то делись, в горячке боя было просто не до них. Зато теперь сомнения вернулись и одолевали с новой силой.
Брайан Ретвальд погиб в самом начале штурма, и никто толком не мог сказать, каким образом. Одни утверждали, лорд Айтверн лично перерезал ему горло, чтобы тот не попал к врагам в плен, вторые болтали, что низложенного венценосца убил Терхол, с самого начала решивший от него избавиться, третьи клялись на Священном Писании, что король покончил жизнь самоубийством. Александр даже не пытался судить, кто из них в большей степени врет. Если честно, ему было плевать. Терхол тоже погиб. Говорили, его зарубил все тот же Раймонд Айтверн — чтобы самому оказаться убитым минутой спустя.
Как бы там ни было, убийцу лорда Айтверна все-таки нашли. Невысокий щупловатый гвардеец клялся всеми святыми, каких помнил, что ходил у Терхола в доверенных людях и получил приказ убить лорда Раймонда лично от генерала. Он, мол, специально занял позицию на одной из башен, чтобы было сподручнее целиться в герцога. И прицелился наконец — хотя и не с первого раза, и его чуть не опередил какой-то другой парень, стрелявший с противоположной стороны. Лучник был смертельно перепуган и явно сам не соображал, похвалят ли его за содеянное или отругают, но при том отчаянно желал выслужиться. Не удалось.
— Герцог Раймонд Айтверн был одним из благороднейших и честнейших людей в королевстве, — промолвил Гледерик Брейсвер, и его лицо все аж побелело от гнева. — Я лично приказывал его не трогать. Айтверн должен был остаться в живых и служить мне. И что теперь? Хочешь сказать, Терхол наплевал на мою волю? Может быть, он последнюю память свою пропил?
— Н-нет, м-милорд, — пролепетал убийца лорда Раймонда, позеленев. Несчастный трясся как заяц. — Генерал… никогда… понимаете, он никогда не стал бы…
— Да уж понимаю, что не стал бы, — перебил Брейсвер. — И понимаю получше тебя. Гарт Терхол был честным человеком. Он поднес мне Серебряный Престол, и никогда бы не пошел на такую подлость. Но кто-то ведь пошел, верно? Не он, так ты, больше некому. Признавайся, змей — ты самовольно нарушил приказ и выстрелил в лорда-констебля?
Гвардеец рухнул на колени и пополз к Брейсверу, не иначе намереваясь ухватить того за ноги и облобызать, но Гледерик замахнулся на него сапогом:
— Стой, где стоишь, мразь! Отвечай, с чего совершил такую мерзость?!
— Я просто выполнял приказ! — выкрикнул лучник. — Мне так Терхол сказал! Если Айтверн попробует сопротивляться — стрелять на поражение! Он сопротивлялся. А я сделал, что велели, клянусь! Не лгу я, милорд, вот вам крестное знамение!
— Вот значит как, — протянул Брейсвер, — ты, значит, клянешься. И что, душегубец, не боишься гореть в аду за свое клятвопреступничество? Ты, гляжу, и родную мать бы продал, только чтобы выкрутиться. Предположим, ты говоришь правду, и Терхол в самом деле проявил самовольство… Но вот как мне его судить, если его уже сам Господь Бог на том свете судит?
Стрелок выдавил из себя нечто совсем уж нечленораздельное.
— Значит, так, — постановил Брейсвер. — Я не могу судить Терхола, он уже мертв. Но ты-то здесь, и на твоих руках кровь. Голова дана тебе не затем, чтоб бездумно выполнять приказы. Ты не получишь от меня моего королевского милосердия, но получишь мою королевскую справедливость. Я отправляю тебя на встречу с генералом Терхолом. Вместе и обсудите, кто из вас в большей степени виноват. Стража! Выведите этого человека прочь. Предать его смертной казни через повешение, завтра на рассвете. За измену против короля и за убийство герцога Западных Берегов.
Тут Александр и не выдержал. Он молча вышел из тронного зала, находиться там больше ему не хотелось, и отправился бродить, куда глаза глядят. Замок, еще недавно такой веселый и оживленный, производил теперь гнетущее впечатление. Куда бы он ни пошел, всюду ему попадались выбитые стекла, сорванные с петель двери, порубленная на куски мебель, осколки дорогих ваз и статуй под ногами… И — мертвецы. Сколько же их здесь сегодня погибло… Тимлейнская крепость погрузилась в угрюмое молчание, двор и лакеи попрятались кто куда, забились в норы, и по опустошенным залам, помимо патрулей, вышагивала одна только тишина.
И вот он сидит здесь, пьет и смотрит на воронов и дым от костров. Не самое приятное зрелище, но какое имеется. Вороны далеко, дым забивается в ноздри, а земля холодная, совсем как смерть или как вода подо льдом. Прекрасный финал для такого великого дня.
— Сэр Александр! Я уж умаялся вас искать! — из сумерек вынырнула темная фигура, превратившаяся в Блейра Джайлса, юношу, служившего у Александром оруженосцем. Щека Блейра была рассечена, да и надетая поверх кольчуги котта кое-где порвана. Несмотря на это, парнишка держался молодцом, даже и не скажешь, что впервые в жизни сражался в настоящем бою, не считая одной давешней схватки в лесу. Мне бы пример с него брать, невесело подумал Александр.
— Нашел же, — сказал Александр, протягивая оруженосцу фляжку. — Будешь?
— Спасибо, сэр! — просиял мальчишка и приложился к горлышку. Он пил жадно, большими частыми глотками, и Гальс подумал, что ему бы не вина предложить, а простой родниковой воды попрохладней — после боя часто першит в глотке. Граф порадовался, что не стал брать Блейра с собой, в первую волну атакующих, и оставил его в рядах своей дружины, подоспевшей лишь тогда, когда самое отчаянное сопротивление уже было сломлено. В такие переделки едва начавшим брить усы юнцам лучше не соваться.
— Зачем искал хоть? — осведомился Гальс, когда оруженосец оторвался от фляги и утер губы.
— Вас король видеть хочет.
— Который? — еще вчера Александру и в голову бы не пришло иронизировать по подобному поводу, но то было вчера. — Ах да, совсем забыл… У нас же теперь только один король. Король не говорил, зачем я ему сдался?
Блейр широко распахнул глаза:
— Так ведь он мне не докладывает.
— И правда. Как я только мог об этом забыть? — Александр поднялся на ноги и принялся отряхивать плащ. — Между прочим, Блейр, соизволь запомнить одну простую вещь. Король становится королем только тогда, когда архиепископ возложит на его голову корону и заставит принести клятву перед землей и водами. До той поры наш король, будь он хоть трижды монарших кровей, должен зваться принцем.