Страница 9 из 26
Бывали случаи, что такие пикники он устраивал в лесной глуши, только не для деревенских обитателей, а в угоду своей шайке и ближайших своих соучастников, крестьян и пастухов, служивших у него в качестве тайной полиции. Словом, разбойник жил весело, как какой-нибудь польский пан давно минувших времён.
Но горе было тем обитателям окрестностей, над которыми он, так сказать, командовал. Если кто-либо, бывало, обидит его семейных или вознамерится сделать на него самого донос, тот жестоко платился за то.
В первых числах июня месяца 1874 года, сторож Малиновского казенного леса, находящегося неподалёку от села Запонорья, Афанасий Осипов Жохов, человек лет 35, служивший ранее в военной службе и вышедший в отставку унтер-офицером, обходил рощу дозором, вместе с двумя своими товарищами. Обойдя лес, сторожа, около 11 часов утра, возвращались обратно по дороге, ведущей из села Запонорья к Ильинскому погосту; не доходя до дороги с четверть версты и на таком же расстоянии от пикета, на котором днём и ночью находились три стражника, они встретили идущего от того пикета разбойника Василия Чуркина, вместе с пятнадцатилетним братом его Иваном и крестьянином деревни Давыдовой, Яковом Ивановым Курановым. Лесники, завидя Чуркина, сняли свои шапки и низко ему поклонились; разбойник ответил им тем же и, подойдя к Жохову, спросил:
– Ты был 4 июня у мирового судьи, вместе с братом моим, Иваном старшим?
– Да, был, – отвечал стражник.
– Скажи, пожалуйста, зачем так получилось?
– Иван порубку в лесу сделал, а я его поймал.
– Какую такую порубку?
– Сосну одну свалил, а мировой оштрафовал его за то на девять рублей шестьдесят две копейки.
– Он заплатил штраф?
– Нет ещё, а должен будет заплатить.
– Как ты думаешь, честно ты поступил?
– По закону, как присягу принимал.
– Почему же ты с другими так не поступаешь? Рубят у тебя в лесу не по одному дереву, а десятками, и ты молчишь, а тут придрался?
– Это уж дело моё!
– Вот же тебе за то!… Помни, как Чуркиных обижать! – крикнул разбойник и при этом так сильно ударил Жохова по левой щеке, что тот закачался.
В тот же момент, Иван, брат разбойника, и Яков Куранов накинулись на лесника и сбили его с ног. Чуркин вынул из кармана пистолет, взвёл курок, приставил к груди лежащего Жохова дуло оружия и сказал:
– Жизнь твоя в моей воле, я убью тебя!
– Дай хотя перед смертью перекреститься, – взмолился лесник.
– Крестись, если хочешь! – хладнокровно протянул Чуркин.
Жохов перекрестился.
– Не хочу тебя, собаку, убивать, а вот тебе, чтобы ты не забыл Чуркина во всю жизнь, обида за обиду, – сказал Василий, и, размахнувшись, ударил несчастного стражника курком пистолета в левый висок так сильно, что из раны ключом хлынула кровь, и Жохов потерял сознание.
Бывшие тут товарищи лесника, во всё время этой кровавой сцены, стояли в отдалении, не трогаясь с места: они боялись сами за себя и не произнесли ни одного возгласа о помощи.
– Вы видели, как я умею расплачиваться за обиды, ступайте и скажите о том, что было, своему начальству, – сказал им разбойник и пошёл по направлению к деревне Барской. За ним потянулись его брат и крестьянин Куранов.
Лесники, в свою очередь, подобрали полы и, не помня себя от страха, добрались до пикета, где и рассказали бывшим на нем сторожам о случившемся.
– Чего же вы молчали и не крикнули нам? – спросили те.
– Крикни мы, тут бы нас разбойник на месте и положил бы.
– Куда пошёл Чуркин? – подымая на плечи свои дубины, осведомились пикетчики.
– А кто его знает?! У него дорог много.
– Убил, что ли, он Афанасия Осиповича?
– Покончил с одного взмаха, – кровь так и брызнула из раны.
Пикетчики, не долго думая, пригласили лесников и пошли с ними на место приключения.
Те и другие, медленно двигаясь по лесу вперёд, оглядывались по сторонам и пугались каждого шороха птички. Подойдя к месту, где лежал Жохов, пикетчики остановились за кустом, прислушиваясь, не тут ли Чуркин и, удостоверившись что никого нет, они предстали пред лежащим навзничь лесником, у которого на виске зияла рана с запёкшейся кровью. Несколько минут они смотрели на него испуганными глазами, а затем один из и их сказал:
– Кажись, дышит ещё!
– Потрогай его, может, глаза-то и откроет, проговорил другой пикетчик.
Они оба вместе нагнулись к несчастному, приложили руки ко лбу его, – он был холодный.
– Умер, – решили пикетчики и торопливо отправились в обратный путь.
Не заходя па пикет, они прямо пошли в деревню Давыдову, собрали народ и рассказали о случившемся со всеми подробностями. Православные толпой потянулись в лес, а сторожа рощи поспешили дать знать об убийстве Афанасия Осиповича казённому объездчику Макару Фролкову, в село Запонорье.
Фролков, поражённый такой вестью, бросился в волостное управление. Старшина, выслушав его рассказ, приказал бить в набат. Это уже было около трёх часов дня.
Взволнованное набатным колоколом население Запонорья, не зная, что случилось, бежало, само не понимая куда; все полагали, что произошёл, пожар, осматривались по сторонам, но, не видя дыма, останавливались друг с другом и спрашивали о причине тревоги. Вскоре выяснилось, что тревога эта была вызвана убийством лесника Жохова.
Когда собрался народ, старшина пояснил старикам о злодеянии Чуркина и повёл православных в лес, находящийся за деревней Барской. За толпой крестьян ехала телега, снаряженная на всякий случай волостным старшиною. Добравшись до лесу, крестьяне остановились, лесники пошли вперёд и довели православных до места несчастья. Первым подошёл к Жохову старшина; молча коснулся он рукою лба замертво лежащего Афанасия Осиповича, который тут же открыл глаза.
– Слава Богу, он жив! – воскликнул старшина и при этом перекрестился.
Мужички, в свою очередь, обнажили головы и осенили себя крёстным знамением. Лица их просияли.
Жохов глядел на них с каким-то удивлением, не понимая, что с ним произошло и где он. Картина была, по истине, трогательная.
После продолжительной паузы, Жохов, придя немножко в себя, испустил тяжёлый вздох, поднял левую руку к голове, дал старшине знак приблизиться к нему и едва слышным голосом проговорил:
– Везите меня на квартиру.
Объездчик Фролков был тут же; он стал перед своим товарищем на колени, хотел что-то спросить у него, но не успел, потому что больной снова закрыл глаза.
Потребовали поближе телегу, бережно подняли Жохова на руки и положили его на раскинутые армяки в повозку. Лошадка тронулась в обратный путь, крестьяне следовали за нею, и только в сумерках больной был уложен в постель на своей квартирке.
– За что это такое Чуркин избил бедного солдатика? – спрашивали крестьяне один у другого.
– Зря он никого не тронет, знамо дело, – слышались ответы.
– Смотри, братцы, за брата своего Ивана. Лесник-то, слышали мы в роще, на порубке его задержал, да к мировому сволок, вот за что, говорили иные.
– Вот какой озорник, поди, наткнись на него, сейчас тебя на тот свет спровадит, – вторили старики, расходясь по домам.
Наступила ночь, утихла суета в селе, только у постели Жохова сновали его близкие люди и хлопотали около него, стараясь чем-нибудь облегчить его страдания. Послали на какую-то фабрику за фельдшером, который приехал только к утру, осмотрел страдальца, оказал ему медицинскую помощь и объявил, что жизнь больного находится вне опасности.
На другой день из волостного правления был отправлен к становому приставу рассыльный с донесением о разбое, совершенном Чуркиным.
Пристав, получив таковое, приказал заложить коней и помчался с докладом о том лично к исправнику в г. Богородск.
Весть о поступке Чуркина с лесником в Малиновой лесной даче быстро разнеслась по всем Гуслицам. Она дала понять жителям этой громадной Палестины, что разбойник шутить не любит и жестоко мстит за всякую нанесённую ему обиду. Богородское полицейское начальство, видя такое нахальство разбойника, сделало распоряжение усилить пикеты, так, чтобы они со всех сторон окружали Запонорскую волость, в которой Чуркин имел главное своё местопребывание. Распоряжение это было исполнено немедленно: по всем дорогам в волостях – Волотеренинской, Дороховской и Новинской, граничащих с Запонорской волостъю, было поставлено более 50 пикетов; и на каждом из них без отлучки находилось по три человека крестьян из ближайших, селений, занимавших, посты по очереди, под строгою ответственностью за неисполнение приказа исправника.