Страница 8 из 26
– Так-таки, вы его и не поймали? – спросил старшина.
– Нет, весь дом и двор трактирщика осмотрели, а, его не нашли.
– Бежал, знать, – протянул старшина.
– Вестимо, бежал, но как и куда, черт его знает, – ворчал пожилых лет мужичок.
Во время их разговора, у трактира послышалось ржание чьей-то лошади, старшина поднял голову, прислушался и послал узнать, кто приехал; но не успел ещё посланный дойти до дверей, как в трактир вошёл бледный, как полотно, фабрикант из деревни Давыдовой и объяснил старшине, что неподалёку от деревни, часа три тому назад, с ним встретился Чуркин и нанёс ему побои.
Мужички переглянулись между собою и молчали. Старшина, после небольшой паузы, спросил у фабриканта:
– Это как же так он побил тебя?
– Ехал это я со своим работником из погоста Ильинского в свою деревню, вдруг, не доезжая до неё пяти вёрст, в кустах раздался голос: «Стой, а то убью!» Я сдержал лошадь. Как из земли, передо мною вырос Чуркин, подошёл к телеге, уставил на меня пистолет и сказал:
– Ну-ка-сь, вылезай ко мне на расправу!
Я сошёл с телеги и поклонился разбойнику. Он взял меня за волосы и начал таскать, а потом нагнул и такие дал два удара кулаком по шее, что и теперь не могу головы повернуть. «Это, говорит, тебе за то, что не весь оброк отдал». Тут только я вспомнил свою вину: он присылал ко мне с письмом, неделю тому назад, какого-то рыжего мужика, требуя выдать ему две красненьких, а я дал только одну, – объяснял фабрикант, придерживаясь левой рукой за шею.
– Ну, и что же он, побил и отпустил? – допытывались крестьяне.
– Как бы не так! Час целый меня мучил, я на коленях перед ним стоял: «Возьми, говорю, ещё две красненьких, только душу не губи». На силу согласился он четвертную взять, тогда и отпустил.
– А работник твой чего же смотрел?
– Он убежал с испуга и где теперь – не знаю.
– Узнаешь ты того рыжего мужика, который приходил к тебе от Чуркина с письмом?
– Как не узнать? Узнаю.
– Сотские, подите, приведите сюда Жирякова! – сказал старшина.
Два здоровых парня поднялись из-за стола и вышли, но вскоре возвратились и доложили о приезде станового пристава. Старшина сел с фабрикантом в его тележку и поехал вместе с ним в волостное правление; следом за ним потянулись и понятые люди.
Становой пристав, узнав от старшины все подробности поимки арестантов, выслушал рассказ фабриканта и приказал ввести двух разбойников. Едва только они показались в дверях, как «фабрикант вскрикнул:
– Вот этот самый приходил ко мне с письмом Чуркина за деньгами!
– Погоди, не горячись, я сам его допрошу, – удерживая рукою фабриканта, сказал становой.
Арестанты, гремя кандалами, подошли к столу и остановились.
– Ну, наконец-то вы попались, головорезы этакие, рассказывайте мне ваши деяния?
– Мы ничего не знаем, что угодно с нами делайте, – отвечал Исаков.
– А ты что молчишь, рыжий сатана?
– Нечего говорить, ваше благородие.
– Как нечего, ты приходил от Чуркина за деньгами вот к этому человеку, – показывая на фабриканта, грозно спросил приставь.
– Я его только в первый раз вижу. Вольно ему говорить, язык-то без костей.
– Молчать, собачий сын!
– Будем слушаться, замолчим.
– Тащите их опять в арестантскую, да пошлите в деревню Куровскую, за Фёдором Фёдоровым.
– Он здесь, – отвечал рассыльный.
– Позвать его сюда.
Вошёл Фёдор Фёдоров.
– А где твоя жена? – спросил приставь.
– Дома осталась.
– Не эти ли разбойники остановили тебя с женою в Куровском лесу?
Фёдоров оглядел их с ног до головы, почесал затылок и сказал:
– Кажись, они, ваше благородие.
– Ты говори положительно: да или нет?
– Верного тебе сказать не могу, – кажись, они, а там кто их ведает?
– Говори прямо, чего ты мямлишь-то?
– Нет, не они, подумав маленько, – отвечал мужичок, пятясь к дверям.
Ha том дело и окончилось. Становой пристав составил обо всем протокол и отправил арестантов к судебному следователю, а затем, пригласив с собою волостного старшину и фабриканта, направился в трактир. Хозяин его отвёл им свою комнатку, куда подана была водка и закуска.
– Эх, дядя Фёдор, грех тебе будет! – укорял один из сотских крестьянина деревни Куровской, выходя из волостного правления.
– В чем грех-то, по твоему? – вопросил тот.
– А вот, что разбойникам потачку даёшь.
– Бойкий ты какой, погляжу я на тебя – признай я их, тебе ничего, а мне бы досталось: Чуркин отомстил бы за них.
– Нет, Фёдор Фёдорыч хорошо сделал. Поди там, таскайся по судам, а отперся, и ладно, – сам цел, и домик в безопасности, а то, пожалуй, скажи: слово-то воробей, а из-за него всю деревню выжгут, – порешил пожилых лет мужичок из соседней деревни.
Понятые люди потянулись в свою деревушку, а сотские отправились в трактир, в котором находилось их начальство.
День склонялся к вечеру, а беседа сельского начальства всё ещё продолжалась. Становой пристав пригласил сесть с собой рядком и содержателя трактира. Бутылочки опорожнялись одна за другой, разговор принял весёлый характеру развязал язычок и трактирщик, подсмеиваясь, над фабрикантом, получившим приличное внушение от Чуркина.
– И откуда он взялся, проклятый? – заметил становой пристав.
– Шёл из деревни Давыдовой, ну, и наткнулся на его степенство, потаскал за волосы и получил за это четвертной билет, – сказал трактирщик.
– Зачем он в деревню то попал? – любопытствовал становой.
– В гостях у трактирщика был, двух его приятелей схватили, а он уплелся.
– Следовательно, сотские его прозевали?
– Из-под рук у них вывернулся. Об этом мне понятой Гурьян Сидорыч рассказывал. Когда сотские с понятыми стояли у трактира, да разговаривали, он услыхал их шаги, приложил ухо к оконной раме, вышел на двор и дал стрекача в задние ворота.
– Позвать сюда сотских! – крикнул пристав.
Они явились. Становой молча покачал головой, погрозил пальцем и сказал:
– Дураки вы – Чуркин у вас в руках был, и вы не могли его взять.
– Никак нет, ваше высокородие, его с Исаевым и Жиряковым не было, – отвечали те.
– Ослы, я вам говорю, был! Пошли вон!
Сотские вышли.
– Вот и поручи какое-либо дело этим олухам, – протянул его благородие, осушая рюмку очищенного.
– Ваше благородие, пакет от исправника! – сказал служащий трактира.
– Где он?
– Курьер привёз, прикажете позвать?
– Зови.
Вошёл курьер, подал исправнику конверт, тот взял его, расписался в рассыльной книжке, приказал посланному дать стакан вина и торопливо распечатал послание. Все присутствовавшие вытянули свои физиономии и как-то бессмысленно уставили на него глаза, в ожидании, что-то он скажет.
Становой быстро пробежал бумагу, пожал плечами и произнёс:
– Час от часу не легче: исправник требует к себе. На деревню Барскую облава назначена.
Через час начальство и фабрикант оставили трактир. Трактирщик, провожая их, подумал: «Эх вы, горе-богатыри, Чуркин проведёт вас и выведет!»
Глава 5
Поводом к облаве на деревню Барскую, в которой находился дом Чуркина, послужили доносы, что разбойник частенько бывает в ней, проводит с домашними дни и ночи и затем отправляется на добычу. Но пока исправник собирался посетить упомянутую деревню, Чуркин разгуливал себе по селениям, братался с крестьянами, и нередко задавал им роскошные угощения. Для таких пирушек он избирал себе сельские кладбища, находящаяся близ селений на возвышенностях и окаймленные деревьями. На эти пирушки выходили все жители тех селений, к которым, принадлежали кладбища. Красные девицы и молодицы участвовали в них, водя в своих праздничных костюмах хороводы, и сам Чуркин был не прочь пройтись по кругу и спеть песенку. Он был красивый молодец, лет 28, с чёрной, как смоль, бородкой, тёмно-карие глаза его были окаймлены густыми, длинными ресницами: чёрные, подстриженные в скобку волосы вились кольцами. Красивый наряд, в состав которого входили кумачовая сорочка, маленькая с павлиньим пером поярковая[9] шляпа, плисовые шаровары, запрятанные в длинные козловые сапоги, и накинутая на плечи поверх рубашки, синего сукна поддёвка, шёл как нельзя более к его атлетической фигуре. На Чуркина заглядывались красные девицы и молодые бабёнки, он не прочь был и приволокнуться за ними, но, как разумный человек, избегал столкновения с сельскими ребятами, зная, что месть их для него всего опаснее. На этих гульбищах Чуркин не скупился на расходы: вина и пива было у него довольно, а пряников и орехов – девать некуда.
9
Поярковая шерсть – шерсть, получаемая при стрижке молодняка овец в возрасте 5-7 мес. От шерсти взрослых овец П. ш. грубошёрстных и полугрубошёрстных пород отличается лучшими технологическими свойствами (большим блеском, лучшей уравнённостью).