Страница 5 из 26
– Эх, сударь, знаю, за каким ты чаем отправился, – сказал себе Чуркин. – Всё, что ты думаешь, я знаю наперёд! – и с этими словами, он, как кошка, выскочив из комнаты, скрылся в противоположные двери на губернаторский двор, вышел на улицу – и был таков.
Чиновник вышел из комнаты в полной надежде арестовать незнакомца, для чего пригласил с собою нескольких курьеров и сторожей, но, возвратясь в комнату, никого уже в ней не нашёл.
– Удрал, каналья, – поняв в чем дело, сказал он, оглядывая свою квартирку.
Курьеры и сторожа, кинулись было вдогонку за неизвестным, но уже поздно, – его и след простыл.
– Упустили мы ястреба, ваше превосходительство, – докладывает на другой день правитель канцелярии губернатору.
– Какого ястреба? – спросил тот.
– Чуркина. Вчера сам лично в канцелярию являлся.
– Так почему же его не задержали?
Правитель канцелярии рассказал всю суть дела. Губернатор, выслушав его, развёл руками и сказал:
– Ну, я этого от него не ожидал!
Между тем розыски разбойника по Богородскому уезду шли своим порядком; ежедневно к исправнику доходили рапорты становых, что Чуркина сегодня видели там, завтра в другом месте, но поймать не поймали: Чуркин разгуливал по уезду, как у себя дома, являясь там, где его вовсе не ожидали.
Однажды вечером, – это было 20 мая. – из лесу по дороге в село Запонорье[6], вышли три человека, вооружённые двустволками; на опушке села они закурили коротенькие трубочки, и, напевая какую-то песенку, достигли упомянутого села и скрылись в усадьбе местного священника. Тут они изловили работника батюшки, который в испуге упал пред ними на колени и умолял отпустить его на покаяние и не убивать.
– Молчи, дурова голова, да слушай, что тебе приказывать будем, – сказал ему Чуркин, поднимая его на ноги.
– Василий Васильевич. будь отец родной, не губи…. У меня жена и детки есть.
– Сказано, не тронем: только слушай команды, – произнес тихо разбойник.
– Приказывай, за тебя в огонь и в воду готов.
– Ступай к батюшке и скажи ему, чтобы он выслал мне четвертную бумажку, да скажи ему, что бы он никому о том не благовестил, а то сожгу.
– Слушаю, сейчас ответ принесу.
– Смотри, с пустыми руками не возвращайся…. Я здесь подожду.
Батюшка в это время отдыхал на постели; услыхав шаги своего работника, окликнул его и спросил:
– Что тебе, Степан?
– Батюшка, встаньте, Чуркин у нас на огороде.
– Что ему нужно? – спросил оторопевший священник.
– Денег у вас просит.
– Каких денег? – ничего не понимая, буркнул батюшка.
– Четвертную бумажку требует: без неё, говорит, лучше не возвращайся, а то сожгу, говорит.
Священник растерялся окончательно: имя Чуркина навело на него панический страх. Слово разбойника «сожгу» окончательно отуманило его; он начал рыться в комодике, достал из него несколько рублёвых кредиток, передал их работнику для подачки Чуркину и сказал ему:
– Ступай, отдай ему эти последние мои деньги и попроси его, чтобы он оставил меня в покое.
Работник вышел.
Чуркин встретил его с улыбочкой, потрепал по плечу и спросил:
– Ну что, принёс?
– Вот, возьми себе; батюшка сказал, что у него больше денег нет.
Чуркин пересчитали» кредитки; их оказалось одиннадцать рублей и, укладывая бумажки в карман, произнёс:
– И за это благодарствую.
– Не взыщи, только и было.
Разбойник вручил работнику за труды двугривенный и, прощаясь с ним, напомнил ему, чтобы он, под страхом смерти, не рассказывал никому о его посещении села Запонорья.
«Ну, слава Богу, гроза прошла», – подумал Степан, осеняя себя крёстным знамением. Долго он глядел вслед разбойникам, удаляющимся, от села по той же дороге, по которой они пришли.
Через несколько дней, до исправника[7] дошли слухи, что Чуркин был в Запонорье; кто распустил о том весточку, догадаться было невозможно. Чтобы проверить народную молву, исправник приехал к батюшке, но тот на все вопросы отвечал одно: «знать не знаю и ведать не ведаю». Работник батюшки вторил тоже самое.
– Да вы чего же боитесь сказать, если это была правда? – допытывался у них исправник.
– Нечего говорить, ваше высокоблагородие.
– Люди же толкуют о том?
– Пусть их, что хотят, то и рассказывают, а мы ничего не знаем и Чуркина не видали.
Исправник пожал плечами, сел в свой тарантасик и уехал, по направлению к деревне Ляховой, в которой и остановился, в доме зажиточной крестьянки Елены Щедриной.
– Ну, что у вас новенького? – спросил он у хозяйки дома.
– Что, батюшка, в страхе живём, изо дня в день напасти ждём, – отвечала та.
– Будет вам пугаться.
– Как не путаться, Чуркин одолевает.
– Что ж, разве он был у вас?
– Сам-то не был, а присылал за деньгами.
– Кого присылал?
– Домну Иванову присылал, вот жену-то дяди Трофима, что на краю у нас живет, денег всё просит.
– Ну, что ж ты и отсыпала?
– Двадцать пять рублей отдала, «а то, говорит, сожжёт или ограбит».
– Сам-то он бывает у Трофима?
– Да, сударик ты мой, у него и живёт.
Получив такие сведения, исправник уехал из Ляхова и сделал распоряжение следить за появлением Чуркина в упомянутой деревне.
С тем вместе, старшинам Запонорской и Теренинской волостей был отдан приказ собрать к 27 маю двести человек крестьян, для облавы на Чуркина.
Глава 3
Следствие о побеге Чуркина шло своим порядком. Выли преданы суду скрывшийся смотритель тюрьмы, Жданов, которого долго нигде не могли отыскать, и надзиратель острога, Галюза, который, как выяснилось, способствовал Чуркину переодеться в женское платье. Последний хотя и не сознался во взводимом на него обвинении, но и не представил против него никаких положительных доводов в своё оправдание. Была также отыскана жена Чуркина, которая показала, что смотритель острога, Жданов, впускал её в замок, под видом своей кухарки, брал с неё за то деньги и принял от неё, в первое её посещение, в подарок пять аршин сукна.
Но пока оставим следствие в стороне и перенесёмся в уезд, где происходили приготовления к поимке разбойника и его шайки.
Сборы эти были нелёгкие: сотские и десятские, в течении нескольких дней сновали по селениям, разнося приказы деревенским старостам, чтобы они были готовы с известным числом своих односельчан и по первому приказу явились бы туда, куда им велят.
Поверка распоряжений исправника была поручена волостным старшинам[8], которые, между прочим, должны были побывать накануне сборного дня или рано утром 27 мая, в каждом селении их волости, для того, чтобы знать, готовы ли люди к походу на Чуркина или нет, а если готовы, то велеть им никуда не отлучаться.
В пять часов утра 27 мая, волостной старшина приехал в деревню Юркино и, к удивлению своему, узнал, что жители того селения о сборе в поход ничего и не знали.
– Позвать сюда рассыльного! – сказал он бывшим с ним сотским.
Рассыльный явился.
– Ты передал приказ старосте этой деревни, Власову?
– Нет, не передавал, – ответил тот.
– А почему?
– Не застал его дома.
– Куда же он девался?
– Он часов в 12 ночи, ещё до моего прихода, куда-то ушёл из дому.
Вызвали жену старосты и спросили у неё, не знает ли она чего о муже.
– Ушёл оброки сбирать, – отвечала она.
– Куда?
– Не знаю; ему, вишь, сам исправник приказал.
– Как же ты не знаешь, куда он ушёл?
– Говорил, кажись, что в деревню Демихову пойдёт, а точно не знаю, может, и не туда.
– При ком это он тебе говорил?
– При дяде Афанасье.
Явился и Афанасий Федотов и объяснил старшине, что Власов, действительно, сказывал, что пойдёт, по приказу исправника, собирать оброки в деревню Демихову.
Волостной старшина хорошо знал, что исправник не мог дать такого распоряжения Власову, так как он в сказанное время даже не был в Теренинской волости. У старосты явилось прямое подозрение, что Власов должен быть хорошо знаком с Чуркиным и непременно ушел к нему, дабы сообщить ему о готовящейся на него облаве.
6
Запонорье – деревня в Орехово-Зуевском р-не Московской области. Входит в состав сельского поселения Давыдовское. Расположена на реке Понорь. Население – 134 чел. (2010). Впервые упоминается в 1587 году.
7
Исправник – глава полиции в уезде в Российской империи, подчиненный губернатору. Должность эта была учреждена Екатериной II и до упразднения в 1862 г. земских судов была выборной от дворянства.
8
Волостной старшина – выборное старшее должностное лицо волости, административной единицы крестьянского самоуправления в Российской империи. Волостной старшина избирался волостным сходом, на срок не более трёх лет.