Страница 13 из 21
До сих пор критики не уделяли достаточно внимания другим заимствованиям из текстов Бердяева в творчестве Хаксли. Если перечитать «Новое средневековье» после рецензии Хаксли на поэму Блока, то трудно не заметить, что английский писатель во многом предвидел наблюдения русского философа. Как уже говорилось, среди факторов, приведших к Революции, Хаксли отмечает варварство и стремление к анархии. Но разве не о том же самом четыре года спустя (в 1924 г.) напишет Бердяев в «Новом средневековье»? «Революция есть <…> стихия. И большевики не направляли революции, а были лишь ее послушным орудием. <…> Большевики действовали <…> в полном согласии с инстинктивными вожделениями солдат, крестьян, рабочих, настроенных злобно и мстительно <…> (НС, 440). В революции <…> есть извращенная и больная народная стихия. <…> Большевизм был извращенным, вывернутым наизнанку осуществлением русской идеи, и потому он победил (НС, 441). Большевизм есть не внешнее, а внутреннее для русского народа явление, его тяжелая духовная болезнь, органический недуг русского народа. <…> (НС, 445) Власть, которая пожелала бы быть более культурной, не могла бы существовать, не соответствовала бы состоянию народа» (НС, 447).
Как было сказано выше, второе качество Русской революции, которое Хаксли осознал, прочитав поэму Блока, – мессианство, религиозность. На эту тему исчерпывающе выскажется и Бердяев в «Новом средневековье»:
<…> В основе русской революции, разыгравшейся в полуазиатской, полуварварской стихии и в атмосфере разложившейся войны, лежит религиозный факт, связанный с религиозной природой русского народа. Русский народ не может создать серединного гуманистического царства, он не хочет правового государства в европейском смысле этого слова. Это – аполитический народ по строению своего духа, он устремлен к концу истории, к осуществлению Царства Божьего. Он хочет или Царства Божьего, братства во Христе, или товарищества в антихристе, царства князя мира сего (НС, 453). Поэтому и социализм у нас носит сакральный характер, есть лже-Церковь и лжетеократия. Русские люди всегда духовно противились власти буржуазно-мещанской цивилизации XIX века, не любили ее, видели в ней умаление духа (НС, 455).
Не считая необходимым оспаривать данные тезисы Бердяева, все же отмечу их значение для понимания политических воззрений Хаксли.
Статьи Хаксли, написанные в 1930-е гг., доказывают, что его суждения о Революции и большевизме еще больше укрепились после прочтения книги Бердяева. Так, «Бег с препятствиями» (Obstacle Race, 1931) содержит один из важнейших тезисов: «Коммунизм – одна из немногих бурно процветающих религий современности»[53]. А в «Советском школьном учебнике» (A Soviet Schoolbook, 1931) Хаксли саркастически отзывается об общественной жизни Страны Советов. С его точки зрения, энтузиазм советской молодежи имеет, по существу, религиозный характер, коммунизм – их религия, их рай располагается как в этом мире, так и в светлом будущем, их верховное божество – это Пролетарское Государство, их религиозные церемонии – это собрания, революционных песни, исполняемые хором, атеистические праздничные ритуалы[54]. Впрочем, влияние Бердяева на Хаксли – это тема отдельного исследования.
Проанализированные тексты показывают, что, несмотря на, казалось бы, близорукое восприятие поэмы Блока «Двенадцать», именно из этого поэтического произведения (пусть и не в самом удачном английском переводе) Хаксли сумел вычитать центральные характеристики Русской революции. Литературная эстафета «Блок – Хаксли» оказалась весьма плодотворной: под влиянием блоковской поэзии английскому автору удалось предугадать будущие тезисы Бердяева о большевизме и социализме. Этот пример служит очередным доказательством того, что догадки и прозрения художников порой опережают ответы на вопросы, на которые еще только предстоит отвечать философам и историкам.
«Следы» Русской революции явственно проступают на страницах «Дивного нового мира». В романе немало русских фамилий, среди которых и те, что имеют самое непосредственное отношение к большевистскому перевороту. Наряду с Троцким, о котором было сказано выше, ярким сигналом сатирического отношения Хаксли к большевизму является, разумеется, имя главной героини – Ленины Краун. Думается, что такая транслитерация гораздо адекватней «Ленайны», предложенной русским переводчиком О. Сорокой. Ведь, по существу, имя этой героини – оксюморон: Ленина Королевская, что должно было восприниматься современниками как отсылку одновременно и к монархии, и к тому, кто покончил с царизмом, став новым диктатором России.
Придумывая счастливое, благоустроенное, а главное – стабильное мироустройство в своей первой утопии, Хаксли задавался вопросом о том, как предотвратить революции, т. к., вслед за Расселом, он был убежден, что «цивилизация не настолько устойчива, чтобы ее нельзя было разрушить, а условия беззаконного насилия не способны породить ничего хорошего»[55]. Оценивая собственный роман в книге «Возвращение в дивный новый мир» (Brave New World Revisited, 1958), Хаксли выделил то главное, что было заложено им в фундамент Мирового Государства – любовь раба к рабству как гарантия политической стабильности: «…При научно подкованном диктаторе обучение станет эффективным – ив результате большинство мужчин и женщин научатся любить свое рабское положение и даже мечтать не станут о революции»[56].
После выхода в свет «Дивного нового мира» в 1932 г., появилось много рецензий. Среди авторов были такие знаменитости, как Томас Манн и Герман Гессе. Но, на наш взгляд, наиболее точно суть и значение этого романа выразил именно Рассел:
<…> Мир, нарисованный Хаксли – единственный цивилизованный мир, который может быть устойчив. На данном этапе большинство скажет: «В таком случае давайте обойдемся без цивилизации!» Однако это лишь абстрактная идея, не предполагающая конкретного осмысления, того, что означает такой выбор. Вы согласны пойти на то, чтобы 95 % населения погибло от ядовитых газов и бактериологических бомб, а также на то, что оставшиеся 5 % вновь станут варварами и будут питаться лишь сырыми плодами? А ведь именно так неизбежно и произойдет в ближайшие пятьдесят лет, если не возникнет сильное мировое правительство. А сильное мировое правительство, если оно придет к власти с помощью силы, будет тираническим, оно нисколько не будет печься о свободе, а будет нацелено, прежде всего, на сохранение собственной власти. Следовательно, боюсь, хотя пророчество мистера Хаксли и задумано как фантастическое, скорее всего оно сбудется[57].
Бегство от грядущей войны в Дивный новый мир: Хаксли и Америка
Несколько забегая вперед, скажем, что, работая на «Дивным новым миром», Олдос Хаксли размышлял не только о революционной России, но и о самой передовой стране – о Соединенных Штатах Америки.
Работая над романом, Хаксли не мог себе представить, что через несколько лет именно Америка станет его убежищем. Одним из главных факторов, предопределивших эмиграцию («бегство», с точки зрения многих недоброжелателей) Хаксли в Америку в 1937 г., было ожидание неизбежной, еще более сокрушительной войны в Европе. Тогда мало кто сомневался, что миру вскоре предстоит пережить очередную большую войну. Вот, например, как описывал свои предчувствия другой британский автор, Кристофер Ишервуд, который последовал примеру Хаксли, отправившись за океан в 1939 г.:
Подобно многим людям моего поколения, меня преследовали разнообразные страхи и желания, связанные с идеей Войны. Война в чисто невротическом смысле означала Испытание. Испытание твоего личного мужества, зрелости, сексуальной силы[58].
53
Huxley A. Obstacle Race // CE. Vol. III: 1930–1935. P. 140.
54
Huxley A. A Soviet Schoolbook // CE. Vol. III. P. 309.
55
Рассел Б. Практика и теория большевизма. С. 81.
56
Хаксли О. Возвращение в дивный новый мир. М.: Астрель, 2012. С. 191.
57
Aldous Huxley. The Critical Heritage / Ed. Donald Watt. London: Routledge and Kegan Paul, 1975. P. 212.
58
Isherwood Chr. Lions and Shadows. London: Hogarth Press, 1938. P. 46.