Страница 37 из 83
На самом деле война это боль, и сам процесс, с хроническим недосыпанием, раскатами орудий, от которого трещит голова, со стонами раненых и рыданием над убитыми матерей, вовсе не является приятным и притягательным.
Ну, есть среди генералов отдельные отморозки с пулей в голове, кому это нравиться. Но это такое же исключение из правил, как пожарники, которым нравиться пожары. Сам Молотов тоже не хочет на свою землю войны, и особенно с таким сильным противником как Вермахт. А Молдавия? Так ли уж он им нужна? Территория небольшая, и ничего ценного, кроме долин, где отлично зреют фрукты, там нет.
Громыко поняв, что уже молчать неприлично, хоть правила приличия устанавливает сам вождь произнес:
- Мы сомневаемся, что было бы правильно в данный момент предъявлять ультиматум Румынии. Страны что является союзником Германии...Твое мнение?
Председатель Совета народных комиссаров после краткой паузы ответил:
- Определенный риск, конечно же, есть, но во время переговоров с Риббентропом, мы поставили свои условия - это возращение ранее принадлежащих российской империи земель, и немецкий министр согласился с этим.
Вождь-попаданец заметил:
- Это как интерпретировать соглашение - включение в сферу влияния или непосредственно в свой состав. Но главное не в этом. Гитлер может воспринять приближение наших войск к Болонским месторождениям, как угрозу экономической безопасности Третьему Рейху, что спровоцирует нам не нужную и сейчас, или даже гораздо позже войну. Но два-три года, а более то еще лучше отсрочки позволят нам встретить противника в полной готовности и быстро победить, а провоцирование бойки сейчас... - Громыко видя, что начинает путаться в аргументах решительно закончил. - Не следует пока провоцировать немцев. Мы и так уже забрали себе Прибалтику, Галицию, Запад Белоруссии. Плюс еще война с финнами. Может, хватит махать кулаками, когда последняя битва со страной Суоми показала. Что к реальной войне мы еще не готовы. А посему ультиматум откладывается.
Молотов дернул губами, но спорить не стал:
- Думаю, вы как всегда правы товарищ Сталин. Ваша интуиция никогда не подводила.
Но Громыко успел заметить нервное подергивание губ предсовнаркома, то была признаком несогласия. Хотел спросить подробнее, но уверенности в чужом теле пока еще не было. В памяти мелькнула мысль Сталина. Нельзя показывать Гитлеру слабость, но наглой провокационности следует избегать.
Золотая мысль... Но вот в данном случае Громыко решил поступить не по-сталински. Что же как в альтернативке, пусть будет развилка и по-другому. Все же двадцать восемь миллионов погибших это слишком много, чтобы повторятся за величайшим гением всех времен и народов.
На следующий день прошло заседание Верховного Совета СССР во дворце съездов. Громыко - Сталин предложил объявить крупную и фактически всеобщую амнистию. Вариант был достаточно радикальный, она касалась не только политических, но и уголовников. Все кто был осужден, до десяти лет получили свободу, а остальным сроки скосили на десять лет. Но в отношении ряда категорий осужденных пошли и еще дальше. Женщин, несовершеннолетних, бывших военнослужащих, ученых, писателей, партийных работников, осужденных по 58 - статье помиловали всех и оптом.
Сталин-попаданец составил постановление сам лично в компании лишь секретаря, что помогал с оформлением. А далее выступил очень кратко с трибуны и сразу же поставил без обсуждений на голосование.
Депутаты были удивлены, но голосовали единогласно. Тем более многие из них сами боялись попасть под каток репрессий, а у кого за решеткой были друзья или родственники. Во всяком случае, это было такое голосование, против которого вряд ли кто возразит, или даже захочет возразить.
Хотя бы тому, что амнистия прощала прошлые греха, а кто даст гарантию, что подследственный не даст показаний на тебя?
И аплодисменты после того как огласили итоги были вполне искренними.
Громыко почувствовал в себе уверенность. До этого он колебался, не сочтут ли гуманизм проявлением слабости, но теперь похоже он на правильном пути.
И решив ковать железо пока горячо, Вождь предложил учредить пост Председателя СССР. Конституция 1936 года была гибкой и позволяла сравнительно легко принимать поправки.
И тут не было возражений, хотя решение оказалось лишь общим. Пока и сам Громыко еще не определился с объемом полномочий председателя. Вообще-то существует распространенное заблуждение, будто у генсеков советских времен было власти больше, чем у самодержавных монархов времен средневековья.
Но это сильное преувеличение, как с фактической, так и юридически-правовой точки зрения. Например, Генсек если хотел снять или назначить на должность какого-либо министра, то должен был сначала вынести это на заседание Политбюро. Затем после обсуждения голосование большинством рекомендовалось кандидатура на учреждение пленумом или Верховным советом. То есть так просто ничего не решалось.
Монарху в данном случае было достаточно устно приказать, а президенту подписать в письменном виде указ. Так что де-юре у Генсека не было слишком уж больших полномочий. Если смотреть в правовую точку данного вопроса.
В какой-то степени ответственность лично Сталина за репрессии, даже сомнительна. Ведь НКВД ему непосредственно не подчинялось, как имеет место в президентской республике. Сталин не был начальником Ежова, и формально не мог давать ему указаний. Отчасти из-за этого и после смерти вождя возникли коллизии, по поводу того, кто все-таки глава государства и чей пост важнее. Хрущев реально и не имел и пятой части сталинской власти и авторитета. Впрочем того чего он получил с лихвой хватило, чтобы капитально набедокурить.
Во всяком случае, Громыко считал, что пост, де-юре закрепляющий единого лидера необходим. Тогда не будет безвластия и путаницы, кто кого замещает при форс-мажоре.
Полномочия председателя СССР могут быть значительны. Либо по примеру российской авторитарной конституции или несколько в меньшей степени американской. Конечно, это стимулирует деспотию...
Может американский проект лучше? Все же двести с лишним лет ни один президент империи Бакса, диктатором не стал, а страна стала сильнейшей в мире. И в тоже время президент имеет достаточно власти, чтобы многое изменить.