ВПК СССР

Между внесением Молотовым Записки по возобновлению работ по использованию атомной энергии и выходом Распоряжения ГКО № 2352сс «Об организации работ по урану» от 28 сентября 1942 г. прошел… один день. Этим распоряжением определялось создание специальной лаборатории, получение урана-235 методами термодиффузии и центрифугирования, подо что, собственно, и выделялись следующие материально-технические средства: 30 тысяч рублей для закупки за границей химикатов и аппаратуры, 6 тонн сталей различных марок, цветные металлы, два токарных станка. Кроме того, в Казани выделялось помещение в 500 кв. м и жилая площадь на десять научных сотрудников (и это в Казани, забитой до предела эвакуированными!). Не густо, конечно, было отпущено, но на дворе стоял сентябрь 1942 г., и было не до жиру. Однако это был первый шаг к созданию атомного, уранового проекта.

Несмотря на трудности и войну, ученые продолжали научную работу. В Радиевом институте в 1942 г. открыли полный развал атомного ядра под действием многозарядных космических лучей. С января 1943 г. началась подготовка плана научной и практической работы по разработке советской атомной бомбы, а в феврале наконец распоряжение ГКО об организации работ по урану начинает свое благотворное действие. В марте этого года при Академии наук СССР была открыта лаборатория № 2. Начальником лаборатории был назначен И. В. Курчатов. В 1943 г. И. И. Гуревич и И. Я. Померанчук выполнили теоретические расчеты реактора. Одновременно происходила стройка самого опытного ядерного реактора. Накопив достаточно урановых блоков и графита, немедленно приступили к экспериментам. Как только появилась возможность забрать из Ленинграда спрятанное в ЛФТИ оборудование циклотрона, так его тут же переправили в Москву, и уже 25 сентября 1944 г. в этой лаборатории был запущен первый на территории Москвы циклотрон. В 1945-м на нем были получены первые микрограммы плутония. Бомбу из них, конечно, сделать было нельзя, а вот изучить свойства вещества вполне было возможно.

В 1944 г. операция «Энормоз» дала просто ошеломляющие результаты. Были получены около тысячи страниц описания атомной бомбы, а также образцы ураниума и бериллия. Поступившие материалы просматривал Курчатов. Можно сказать, он в тот момент был единственным человеком, который владел всей полнотой информации в области ядерной физики. Многое из того, что узнавал Игорь Васильевич из разведматериалов о работе Манхэттенского проекта, могли бы сделать и наши ученые, но шла война, и ресурсы страны были направлены на победу над врагом. Несмотря на предпринятые в 1942–1943 гг. усилия в работе над урановым проектом, их явно было недостаточно. Разведданные были очень кстати в условиях материального и технологического голода. Фактор времени тоже подстегивал. Информация, полученная по каналам разведки, экономила время и силы ученых и измученной войной страны.

Продвижение американцев в исследовательской и проектной работе по атомной бомбе подхлестывало наши работы в этой области в прямом смысле слова. 8 апреля 1944 г. появилось постановление ГКО за № 5582с, предписывающее Народному комиссариату химической промышленности и его народному комиссару М. Г. Первухину заняться проектированием цеха по производству тяжелой воды, а также завода для производства шестифтористого урана. А народный комиссар цветной металлургии П. Ф. Ломако по этому же постановлению должен был способствовать получению 500 кг металлического урана на опытной установке, а также в течение 1944 г. организовать поставку для лаборатории № 2 десятков тонн высококачественных графитовых блоков. Кроме того, Ломако должен был к 1 января 1945 г. построить цех по производству металлического урана! «Проверка» разведданных очень даже помогала в решении насущных теоретических и практических задач, двигала советский урановый проект вперед.

К весне 1945 г. у Игоря Васильевича Курчатова сложилась ясная, четкая концепция создания атомной бомбы. Он определил, что решение этой проблемы нужно разделить на четыре направления: создание уран-графитового или тяжеловодного котла (так было принято в то время называть ядерный реактор), проектирование и строительство диффузного завода для наработки урана-235, подготовка оборудования для получения тяжелой воды и непосредственное ее получение и, само собой, конструирование и производство атомной бомбы. Об этом он и доложил в апреле Сталину.

Близился конец войны. Советские войска выдвинулись на территорию Европы. Пора было думать об устройстве Европы и мира после войны, и, может быть, Сталин не сразу обратил внимание на докладную Курчатова. Однако некоторые шаги, ускоряющие урановую программу, в этот момент все-таки были сделаны.

Когда советские войска вошли на территорию Германии, Австрии, Чехословакии, сразу возникла идея поиска необходимого оборудования, материалов, архивов на территории этих стран. В апреле 1945 г. было решено создать специализированную группу разведки, состоящую из ученых, которые бы могли оценить, что сделали немецкие ученые для овладения секретом атомной бомбы.

2 мая на подмосковном аэродроме собралась группа военных для вылета в Берлин. В самолет сели какие-то странные полковники – форма им явно была лишней, сидела мешковато, фуражки им мешали, они их то и дело сдергивали с головы и совали под мышки. Летчики видели всякое и виду не подали – полковники были сплошь из НКВД, мало ли что… Тем более что делегацией руководил заместитель Л. П. Берии А. П. Завенягин.

В Берлине странная делегация поехала в первую очередь в Институт кайзера Вильгельма[2]. Еще по довоенным временам было известно, что именно в этом институте были сосредоточены лучшие силы немецких физиков, занимавшихся изучением атомного ядра. Затем группа посетила Берлинский университет и Берлинское техническое училище. Вряд ли простые энкавэдэшные полковники поехали бы по такому маршруту. Только физикам в только что захваченном Берлине могли понадобиться такие места. Курчатова среди них не было. Зато были Ю. Б. Харитон, И. К. Кикоин, Л. А. Арцимович, Г. Н. Флеров, Л. М. Неменов, являющиеся сегодня столпами советской и российской ядерной физики.

Группа убедилась, что немецкие физики отнюдь не обогнали своих советских коллег, а по многим параметрам исследований даже серьезно от них отстали. Однако лабораторное оборудование, аппаратура, реактивы, приборы были лучше, совершеннее, чем советские образцы. Понятно, что смотреть на это оборудование спокойно было невозможно, и по праву победителей, которым полагались трофеи, мы это оборудование вывезли с перспективой использовать в атомной программе. В мае-июне 1945-го с некоторыми немецкими учеными, еще остававшимися в Германии, были проведены переговоры об их совместной работе с советскими учеными на территории СССР. Немецкие ученые были вынуждены согласиться!

Так что к моменту разговора между Сталиным и Трумэном 24 июля 1945 г. Сталин хорошо знал и понимал, что такое «оружие большой мощности» и как его употребляют.

И что надо делать, чтобы получить подобное оружие «в первой стране социализма». К лету 1945 г. в СССР появились начатки научной базы, материалы и первые технологии по получению металлического урана, были проведены экспедиции по поиску урановых руд не только на территории Советского Союза. Велась даже подготовка переговоров о проведении экспедиции в освобожденной в сентябре 1944 г. Болгарии! А уж на территории оккупированной советскими войсками Германии наши специальные группы из военных и ученых прошерстили все, что было можно, и вывезли в Союз около 100 тонн урановых концентратов, научное и технологическое оборудование. В СССР даже был вывезен немецкий частный физический институт барона Манфреда фон Арденне!

Еще в декабре 1944 г. было образовано 9-е управление НКВД, которому были переданы из Наркомцветмета добыча и переработка урановых руд. В том же декабре в подмосковном Ногинске З. В. Ершова провела плавку и получила первый слиток металлического урана. Если американцы бились над проблемой получения металлического урана без малого два года (23 месяца), то мы справились за полгода!

2

Kaiser Wilhelm Institute.