Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 17 из 21



- Если он думает, что таким примитивным способом сможет запугать меня, то ошибается! - запальчиво воскликнул Асклепий. - Боткилай, никто не догадался, что вы с Катцисом знакомы?

- Нет, великий Асклепий. Я изображал незнакомца, который хотел остановить дерзкого еретика.

- Ладно, полчаса на сборы! Отправляемся туда, где богам будет найти нас сложнее всего. На Троянскую войну!

XII

Рейсовый корабль "Малея-Троящина" уверенно двигался к пункту назначения. Перед началом путешествия друзья разработали легенду. Асклепий взял себе имя Агробий, похудевший Хирон стал Ксироном, Боткилай - Амосием. Онезимос не стал ничего выдумывать и назвался по-старому Оником. После попадания в другое тело узнать его было невозможно, а имя популярное. Агробий ехал как врач, Ксирон с Амосием числились учениками, Оник - чернорабочим.

В общение с другими пассажирами доктора почти не вступали. Тем не менее, за короткое время Хирону пришлось дважды подраться с каким-то бесноватым мужиком, оказавшимся двоюродным братом их старого знакомого Папазогласа. Сначала тот долго присматривался к кентавру, но молчал. Первый конфликт произошел после того, как Хирон процитировал своего знаменитого соплеменника Суворого. Мудрец стоял у борта, любовался достопримечательностями и, от переизбытка чувств, продекламировал: "Помилуй боги, мы - греки! Какой восторг! Мы греки и поэтому мы победим!".

- Какой ты к дьяволу грек, лошадиная жопа! - вскричал неистовый кузен Папазогласа и бросился на кентавра с кулаками. Хирон был мирным философом, но как-никак когда-то тренировал знаменитых героев. Он одним ударом вырубил задиру, после чего с достоинством удалился.

- Ты чего на нашего Ксирона накинулся? - спросил пострадавшего Оник, приведя его в чувство.

- Ненавижу кентавров! - зло процедил Папазогласов родственник. - От них все зло по Элладе.

- Так ты, оказывается, расист, - сказал Оник. - Вот уж не думал, что в наше просвещенное время такие существуют. Ты, может, еще и к однополой дружбе негативно относишься?

- Ты не думай, я человек широких взглядов. И кентавров не люблю не потому, что у них ноги, задница и все остальное ниже пояса - лошадиное. Это семейное. Мой предок дружил с этим самым Суворым. Он разговаривал исключительно его цитатами и заставлял учить их своих сыновей, которые естественно возненавидели все кентаврийское. С тех пор в нашем роду эта ненависть заложена генетически. Пока кентавр молчит или разговаривает нормально, я еще могу сдерживаться. Но стоит ему только процитировать проклятого Суворого, пелена гнева сразу застилает мне глаза. Какого Гермеса этот кентавр вообще на войну прется? Его же сородичей почти всех домой отправили.

- Ксирон - помощник нашего замечательного врача Агробия и сам прекрасный эскулап, - объяснил Оник. - Он едет жизни воинские спасать, а ты на него с кулаками. Стыдно, товарищ!

Во второй раз представитель рода Папазогласов бросился на Хирона, когда тот громко и назидательно сообщил Амосию, что теория без практики - это утопия, а практика без теории - смекалка. Очередной нокаут стал не единственным разочарованиям забияки. За повышенную агрессию его высадили на ближайшем частном острове, владельцем которого был знаменитый циклоп Полифем. Что стало с неукротимым задирой дальше, история умалчивает. Остается надеяться, что ему повезло, и циклоп Полифем не был поклонником афоризмов Суворого.

Пока врачи вели свои хитроумные беседы, Оник скучал без дела. Единственным его развлечением стали беседы со знаменитым поэтом Фландереем, который писал о войне поэму. Почтенный стихотворец ехал к Трое, чтобы увидеть все своими глазами. Общение с поклонниками он любил.

- А как вам такое? - спрашивал Фландерей Оника и других молодых балбесов, проявивших любознательность к литературным чтениям ввиду полного отсутствия нормального досуга.

- Так лишь на битву построились оба народа с вождями,

Трои сыны устремляются, с говором, с криком, как птицы:

Крик таков журавлей раздается под небом высоким,

Если, избегнув и зимних бурь, и дождей бесконечных,

С криком стадами летят через быстрый поток Океана,

Бранью грозя и убийством мужам малорослым, пигмеям,



С яростью страшной на коих с воздушных высот нападают.

Но подходили в безмолвии, боем дыша, аргивяне,

Духом единым пылая - стоять одному за другого.

- Красиво, - подумав, сказал Оник. - Но где рифма?

- Какая тебе еще рифма нужна, щенок? Ты что же не слышишь, что речь плывет как тучка в ветреный день: быстро, грациозно и при этом сполна демонстрируя всю свою грозную красу. А тебе лишь бы примитивное звучание: Гера - для Зевса мегера, Афина - с дельфином, Афродита - пеной омыта.

- Посейдон - властелин дон, Аид - мертвых теребит, Деметра - командует ветром...- радостно подхватил Оник.

- Погоди, балаболка! Каких таких дон властелин Посейдон?

- Известно, морских и океанских.

- Правильно говорить доньев, деревня! Аид понятно, но каким-таким ветром командует Деметра? Может, Бореем или Зефиром? Я думаю, они сильно удивятся этой новости. Ты даже примитивно рифмовать не умеешь, а берешься оценивать произведения высшего класса. Твое мнение мне неинтересно, что скажут остальные?

- Непревзойденно, феерично, блистательно, гениально! - окружившие Фландерея льстецы хорошо помнили, кто угощает их вином. Оника быстро оттерли. Зашел разговор о молодых перспективных поэтах.

- Дальше всех, я думаю, Гомер пойдет, слабовидящий, - сказал один из лоботрясов, немного разбиравшийся в современном древнегреческом искусстве.

- Этот глухой тетерев? - удивился Фландерей. - Из уважения к физическим недостаткам я не стану ничего говорить о его никчемности как поэта. Но это просто смешно - называть Гомера перспективным. Он, по-моему, всего на несколько лет меня младше. Мне приходилось его слушать, но, честно скажу, это было тягостное выступление. Ни юмора, ни сатиры, ни по-настоящему яркого пафоса. Что-то умеет, но в целом - середняк!

- Все-таки у него есть и неплохие вещи, - продолжал упорствовать молодой литературовед. - У меня дядя работает в Афинской библиотеке, я кое-что читал.

- Да этот Гомер и писать не умеет, - расхохотался Фландерей. - Может, какой-то действительно хороший поэт, смеха ради, свои стихи его именем подписал.

- Может быть, - кротко согласился молодой человек, тоже любивший вино больше стремления во что бы то ни стало доказать свою правоту.

- А кто, по-вашему, самый перспективный поэт? Кроме вас, конечно, - снова подал голос Оник, которому надоело болтаться на втором плане.

- Ивик интересно пишет, Гесиод, Мосх неплохо закручивает. Естественно, я говорю только о простых смертных. До произведений родственников богов, не говоря уже об олимпийцах-небожителям, всем нашим современникам, как Авгиевым конюшням до стандартов санитарно-эпидемиологической службы. Что касается вашего покорного слуги, то я не люблю сам себя оценивать. Мне достаточно того, что я единственный на сегодняшний день человек, получивший две похвальных грамоты и кубок из рук самого Аполлона.

- А что вы думаете о нынешней войне? Можно было ее избежать или, хотя бы, быстрее закончить? - спросил кто-то из молодежи.

- Что, пацан, воевать боишься? - засмеялся Фландерей. - Хотел бы всю жизнь искусствами заниматься, вино пить, пастушек теребить и крови людской никогда не проливать? Многие хотят, но современный мужчина обязан повоевать хотя бы на одной войне. Какой ты к чертовой матери древний грек, если голой жопой ежа напугать не можешь. Мы этих троянцев всю жизнь в кулаке держали, и впредь будем держать! Даже если бы Елену никто не крал, все равно давно настала пора показать им, кто есть кто в античном мире. Троянцы - это язва на печени нашей великой цивилизации! Я их презираю! Избежать войны, ха! Чистеньким хотите остаться, юноша? Не выйдет! Если боитесь крови, лучше сразу прыгайте за борт. Война до победного конца, и баста!