Страница 3 из 17
Легко сказать, по следу. Вон с той стороны травища какая вымахала, выше пояса. Только вздыхать и пререкаться - себе дороже выйдет. Вернулся в свою избушку, собрал в мешок заплечный доспех свой, оружие, припасы кое-какие прихватил, к ивам подался. Перелез кое-как, осматривается. Приметное что-то быть должно, чего с прочим никак не спутаешь. То бороду потеребит, то затылок почешет, наконец, уразумел. Цветочки обозначились, маленькие такие, нежные, цветом - как сарафан у девки. Иных полно, а эти - в особицу. Вон один в траве глянулся, вон там, подалее, другой.
По ним и пошел Владимир, счастье искать. Сколько шел, про то неведомо, а только выбрел к холмам, где старцы жили. Глядит - и диву дается. Сказывали, будто пещеры ихние все как есть рукотворные, то есть собственными руками ископанные. Ну, положим, землю расковырять еще можно, камни, что в подъем, перетащить - тоже. А как такие, что в рост человеческий да в два-три обхвата переместить, этого понять не можно. Заглянул Владимир в одну пещеру - глубокая, темная, и никого не видать. Как же в ней и жить-то? С весны по осень - куда ни шло, хотя бы от дождя укрыться, а зимой? Ни дверей тебе, ничего. Опять же, пропитание. Огородов не заметно, к охоте и рыбной ловле за летами своими непригодны, а на одних грибах-ягодах долго не протянешь. Так еще и растут не во всякое время. Что ж это они, корой с деревьев промышляют, аки зайцы? И подевались куда - ни следа... Уж не обманулся ли? Там посмотрел, здесь побродил. Вспомнил, что девка говаривала: на отшибе.
И такую отыскал. Заходить не стал - мало ли. Пристроился возле, по сторонам поглядывает. Ждет - пождет, прислушается, не идет ли кто. Не слыхать. Окромя обычного лесного шума - ничего. Только к вечеру, как темнеть начало, мелькнуло в кустах поодаль серое что-то, и показался старец. Видом величественный, его б откормить да бороды с волосьями убрать, так за добра молодца выдать можно б. И походкой легок, и в руке, что посох держит, сила чувствуется. Взгляд вот только, - как ближе подошел, - лета выдает. Глубокий такой, ровно небо бездонное.
Поклонился Владимир поясно, выпрямился, только было слово приветственное молвить собрался, так ведь нет никого. Не помстилось ли? Потому как деться ему кроме как в пещеру некуда, ан и там пусто.
Присел снова на камушек возле, не успел оглянуться, вышел из пещеры старец. Сел на другой камушек, по другую сторону, да так и застыл.
Совсем зашло солнышко, темень надвинулась. Поднялся старец, повернулся к Владимиру.
- Знаю, молодец, зачем пожаловал. За счастьем собрался, а куда - не ведаешь?.. Вот и я когда-то... - вздохнул тяжко. - Что ж, заходи, коли пришел.
Подался Владимир за ним, и глазам своим не поверил. Будто в избе оказался. Тут тебе и печка, и лавки, и стол накрытый, и светцы по стенам. Обернулся - стена за ним, бревенчатая, дверь навешена.
- Вечеряй пока, - кивнул в сторону стола старец, - а мне отыскать кое-что надобно. - И вышел в соседнюю комнату.
Владимир на всякий случай и стену за спиной пощупал - дерево, оно дерево и есть, мхом переложено. И дверь толкнул - не открылась.
Положил возле порога мешок свой, за стол сел - чего уж там. А тут пироги свежие, горячие, и с грибами, и с ягодами, и с рыбой, и с корешками какими-то. Откуда им взяться - горячим-то? Печка ведь не топлена... Да и нету ее здесь, сам видел. А ежели по-иному взглянуть, как же нету - когда вот она? Кувшины с водой холодной, квасом и молоком. Так ведь и коровы... Махнул рукой, да и принялся за пироги - аж за ушами трещит. Так повечерял, что из-за стола не встать. Не то, чтоб до еды жаден был, а только пироги сами в рот просятся, не оторваться.
А тут и старец вернулся. Сел за пустой стол - разом все исчезло, будто ничего и не было, положил перед собой мешочек небольшой, и дощечки какие-то, на прут нанизанные, ровно ключи на связке. Не простые - точечками да черточками изрезанные. Развязал мешочек, вытряхнул из него палочки. У каждой - несколько сторон, на каждой стороне - насечки. Никогда прежде таких не видывал.
- Что будет, про то никому не ведомо, а что судьба сулит, коли поперек нее не идти, про то вызнать - хитрость невелика. Сожми в руках, - подвинул старец Владимиру палочки, - глаза закрой, спроси, кого перед собой увидишь, да палочки эти самые перед собой и брось. Как спросишь, такой тебе и ответ будет.
Взял Владимир палочки, зажал в кулаке, закрыл глаза - никого не увидел. А как никого не увидел, так и спрашивать некого. Бросил палочки и ждет, что старец скажет. Взглянул тот на него, - то ли показалось, то ли и впрямь было, - головой качнул. Принялся дощечки свои перебирать. Нашел одну, провел по ней ладонью.
- Отыдешь скоро, путь тяжек, обратно не быть. - Вздохнул. - Вдругорядь бросай.
Легко ему - вдругорядь. После тех слов, что сказал, повыть бы. Однако ж повиновался.
Другую дощечку отыскал старец.
- Женат будеши, и проживешь с нею в богатстве и чести. Еще бросай, до трех раз указано.
Бросил третий раз.
- Счастлив человек во всяком деле и любим всякому человеку, а лета долги его.
Тут уж Владимир просиял, ровно блин на коровьем масле. Только старец враз огорошил.
- Коли б кого спрашивал, была бы вера дщицам, а как наугад бросал, так и веры им нету. Может, правду сказали, а может, и нет. Ложись опочивать. Завтра, чем свет, в путь-дорогу собираться. С тобой иду.
Спал Владимир крепко, однако ж слышал посреди ночи, как выходил старец из пещеры ли, избы ли - не поймешь.
Иному собраться - только подпоясаться. Так и тут: старцу - посох в руку взять, Владимиру - мешок на плечо вскинуть. Хотел было спросить, далеко ли идти-то? - ан старец ладошку распахнул, а на ней - рогатулька лежит. Сучок о двух ножках. Кинул он его перед собой, так сучок на эти самые ножки поднялся - и ну подпрыгивать, как живой!
- Ну что, веди, показывай дорогу, - старец ему говорит.
Тот и поскакал...
...доколе не привел путников к селению на берегу большого озера. Дорога не то чтоб шибко долгой показалась, ан удобной. То ли вожатый так выбирал, то ли само случилось, только ни тебе топей, ни чащ непролазных, а коли речушка встретится, так перебрести можно. Возле крайней избы замер сучок, да и упал на землю обычной деревяшкой. Пришли, значит, куда надобно.
Первый из насельников, который встретился, не то, чтобы волком глянул, а все одно - неприветливо, исподлобья. Оно не диво - больно уж место выбрано неудачное. Иные поселки так поставлены, что и в ливень солнышком светятся, а иные - наоборот. Вот и этот такой же - темный, настороженный. Или показалось?
- Скажи нам, человече, как вашего старшего отыскать? - старец спрашивает.
Тот в ответ буркнул что-то невнятное, рукой махнул вдоль дороги, повернулся и потопал себе. Медведь, да и только.
Если б только он один такой оказался, так ведь все, вопреки обычаю, сторонкой обойти стараются, посматривают искоса. Не по себе Владимиру, а старец бредет себе, ровно не замечает ничего. Даже скалящих зубы из-под заборов собак.
Ворота избы старшего оказались чуть приоткрыты. Старец остановился на мгновение, толкнул створку и вошел на двор, как если бы он был его собственный. Сделал несколько шагов и вдруг замер, дрогнув всем телом. Он смотрел на старушку, застывшую на крыльце с деревянной миской в руках. Пальцы ее задрожали, миска наклонилась, из нее тонкой струйкой полилась вода.
- Ишня... - прошептал старец.
- Сильдес... - донесся шепот от крыльца.
Смотрит Владимир, то на одного, то на другого, ан того не зрит, что им зримо. Не зрит девицы-красавицы, что милей жизни сердцу Сильдеса, не зрит добра молодца, что милей жизни сердцу Ишни. Таких историй - ни одним ведерком не вычерпать, как неровня слюбится. Редко когда по любви ихней случается, все больше наперекор. Так и тут. Ишня - из рода знатного, а Сильдес - так, к плетню прислонился. Встречались тайно, бродили рука в руке, покуда отец Ишне жениха не выбрал. Пошла она за нелюбимого, воле родительской покорна, а он - от мест родных подалее. Поначалу, как в учение старцам попал, все мечтал обратно вернуться. Думалось ему, вот вернется - и все разом изменится, встретятся они с Ишней, ровно не было между ними ни лет, ни людей... Только чем дольше в пещерах жил, тем понятнее становилось - нет к прошлому возврата. Не вернуться ему туда, откуда ушел. Не в селение, во дни. Сколько и каких дум передумал, неведомо, надумал же за лучшее - забыть. Как надумал, так и сделал. Ан на поверку-то вышло: забыть и не вспоминать - не одно есть.