Хэппи Энд

И вот, поведав мне все это, он добавил, что смертельно ненавидел свою веселую семейку, и если бы мы с тобой их не угрохали (не знаю, что значит "мы с тобой"), это без сомнения сделал бы он. Вообще, Клар, он, конечно, нервничал, путался в словах, однако говорил очень спокойно, и если это и был ядерный взрыв, то взрыв глубоко подземный. Это не было истерикой. Скорее, это была исповедь. Одно только: на исповеди ведь врать не принято, а я не могу заставить себя поверить, что все, что он говорил, есть правда.

А еще он сказал, что больше всех на свете ненавидит самого себя. Я попытался уточнить, за что это он так сильно себя ненавидит, и ответ был: "за все!". Ненавидит свое лицо, прическу, тело, ненавидит свой характер. Ведь он не может никого любить, а может только ненавидеть, и значит, этой его ненависти ко всем и вся нужна подпитка, нужно каждый раз новое подтверждение того, что он прав в этой своей всеобъемлющей ненависти. И самый верный способ - это чтобы сделали больно, чтобы унизили, растоптали. Потом он сказал, что я вчера спутал ему карты, игриво так поинтересовался, не передумал ли я, и - подтянул одеяло повыше к носу.

Дольше выдержать я не мог. Взял ненужное ему лишнее одеяло, сказал, что пошел спать, и чтобы он тоже спал - в том смысле, что это неприлично: так рано просыпаться в воскресенье, - и ушел. Знаешь, я действительно сейчас попробую заснуть. Хоть на пару часов. А уж что он там, в спальне, делает - спит, не спит, плачет, рычит, мастурбирует от неудовлетворенности - не знаю и знать не хочу.

Все. Конец. Выключаюсь. Не могу больше. Нет меня. Нет - и все. Дальше - хоть потоп...

Клара. 16 июля, воскресенье, 11-43

Пашка, где тебя черти носят!

Неужели ты пошёл сдаваться? И где в таком случае опять Кирилл?

Я, намаявшись во вчерашней беготне, спала крепко и встала поздно. В общем, выспалась. В первый раз за последнее время. А когда проснулась и прочитала все твои признания, то немедленно начала звонить. Разумеется, не Лэрри, а тебе. Ни один из твоих телефонов не отвечал, и я поехала. Дома - никого. Но я заметила, что твоей машины нет, потому что ты оставил открытым гараж. Вот когда порадовалась, что он у тебя сам по себе и в дом оттуда не попадёшь.

Я поняла, что ты жив, но пошёл либо сдаваться, либо выпускать пар (вместе с Кириллом). Надеюсь, что не станешь делать глупостей. Ведь для тебя это был своеобразный способ защиты. Реакция на стрессовую ситуацию. Это же не то, что ты сначала корпел над планом, а потом хладнокровно привёл в действие. Так, во всяком случае, я думаю. И знаю, что несмотря на все твои "голубые" бравады, для тебя твоя пресловутая "ориентация" - трагедия; не отпирайся, всё равно ты мне обратного не докажешь. Может, есть люди, для которых кажется нормальным спать с представителями своего же пола, но это не ты. Иногда я грешу на твоего исчезнувшего отца. А потом, когда думаю об Олеге... Кстати, при мне он наркотиками не пользовался. Это так, для справки. Если начал, я об этом не осведомлена.

Короче, что делать - не имею ни малейшего, потому в результате вернулась к компьютеру. А всё, что ты написал, стёрла ещё утром, когда проснулась. Прямо сейчас же побегу к Лэрри. За кого ты меня принимаешь? Кстати, раз и навсегда: Кассиди его фамилия.

Итак, всё, что ты написал, я стёрла. Дело в том, что я давно догадывалась. Я ведь всегда единственная трезвенница в нашей "тёплой" компании и чувствовала, что во всей истории с часами что-то не так. И понимала, что ты пытаешься выгородить Кирилла. Надеюсь, и ты сотрёшь всё, сейчас же, после прочтения. А я и посылать не буду, пока ты не объявишься. Просто подготовлю на случай твоего звонка или и-мэйла.

Паша, не мне тебя судить. И сейчас не о нас с тобой речь. Нам сейчас нужно делать всё возможное, чтобы спасти мальчишку.

Стой, подожди: сотовый. Вынудили таки позвонить и продиктовать номер кредитной карточки. Ладно, спасибо, включили наконец.

Кирилл. Молчал, но я знаю: он. Я стала говорить в трубку, что не искупить чего-то хочу, а просто люблю его и прошу вернуться. Если ему это так необходимо, пусть меня ненавидит: заслужила. Но всё равно его люблю, неважно, какой он. И нет ничего, что бы он сделал или сказал, за что я его разлюбила бы. Он положил трубку, прослушав мою речь до конца.

Опять сотовый.

Опять Кирилл. На этот раз отозвался. Голос у него сломанный. Я повторила всё то же самое. Он сказал: - Клара, имей в виду: я действительно тебя ненавижу. И всех остальных тоже.

Ещё бы ему кого-то любить...

Вслух ответила: - Ничего, это пройдёт.

Значит, вы не вместе сейчас. А где же тогда ты? Ладно. Напомнила ему, что он ведь хотел меня защитить, а мне теперь это необходимо. Прибавила, как в кино говорят: - Ты ни в чём не виноват, но, к сожалению, судьба иногда распоряжается вот так. Всё перемелется.

Ещё бы мне в это поверить!

Мальчик на всё это сказал, что подумает.

Ох, опять сотовый.

На этот раз, Лэрри. Спросил, как дела. Узнав, что ОК, предложил встретиться на чашку кофе. Я сказала, что затеяла уборку и попросила отложить кофе на вечер, если, конечно, это не очень важно. Он ответил, что совсем неважно, и согласился встретиться вечером. Сердце моё чует, что он со мной в кошки-мышки...

Не успела положить трубку, как снова звонок. Мишка. Сказал, что ты к нему забегал. Ну и отлично. Впервые в жизни обрадовалась Мишке.

Да что это опять такое? Теперь Лизка. Сообщила, что все перемирились, и каждый из их четвёрки остался при своих интересах. Йоська вроде успокоился. Не знает только, надолго ли. Хоть там всё в порядке.

Взбесились все сегодня, что ли!

Ах, это, наконец, ты. Явился. Что-то слишком быстро ты от Мишки доехал. Гнал? Тебе не хватает сбить кого-нибудь? Хорошо, обошлось! После разговора с тобой я отключила свой сотовый, чтоб не мешали, а теперь напишу всё то, что не отважилась сказать тебе по телефону. Компьютеру довериться легче. Я не буду долго растекаться по древу: тороплюсь, потому что боюсь, что в любой момент передумаю и уже никогда не решусь. Кроме того, надеюсь, Кирилл всё-таки вернётся ещё до моей встречи с Лэрри и хочу успеть.

Итак. Помнишь, ты всё считал меня чуть ли не святой, а я утомилась твердить, что это ошибка. Так вот: исповедь на исповедь. Я тоже не могу больше скрывать от тебя правду. Поверь: для тебя нет никакой необходимости убеждать меня в том, что ты не убивал Зинку. С самого начала я прекрасно знаю, что в её смерти виноват не ты.

Ух. Теперь по порядку.

У костра Зинка всё вкручивала мне, как коварно поступил со мной мой любимый Олег. И уверяла меня, что он нисколько не раскаивается, а только смеётся над "болванами, которых и полагается надувать". Для меня одно из самых страшных человеческих проявлений - именно подобная, во всяком случае, я себе её так представляю, издевательская насмешка. Впрочем, об этом я уже тебе говорила и устно, и, кажется, письменно тоже. Ладно, пошли дальше. Всё время, пока Зинаида вот так надо мной глумилась, я, стиснув зубы, молчала и мечтала только о том, чтобы замолчала и она. Но она трещала и трещала, одно и то же, как затёртая пластинка.

Потом моя мучительница, наконец, удалилась по каким-то своим делам, а я пошла говорить с Олегом начистоту. Не знаю, чего я ждала от этого разговора. Просто хотела посмотреть этому человеку в лицо и услышать всё напрямую от него, а не от Зинаиды.

Сначала утеплилась: натянула под куртку ещё один свитер, а потом надела свой новенький шарфик и такую же шапочку. Понимаешь? Я ещё зимой купила этот комплект, но при наших "холодах" до сих пор не выдавалось случая надеть. Да и приобрела-то именно для пикников, на которых по ночам очень мёрзну. Поэтому никто и не узнал шарфика, даже ты. Их полно было в продаже. Где угодно, навалом.

А Кирилл, по-видимому, проследил меня и увидел, что моё. Вот эту защиту он, вероятно, имел в виду.