Страница 6 из 38
Здесь совсем другой русский язык. Стыдно и неловко об этом говорить, но он лучше и чище того, каким пользуемся мы. На Сен-Женевьев произошла самая, наверное, трогательная наша французская встреча. С последней - да очевидно, уже последней представительницей первой волны русской эмиграции. Елене Константиновне Кац, урожденной Нарышкиной - 84. Наша между прочим почти землячка - из Вольска. "Так вам было семь, когда вас увезли из России? по-журналистки уточнили мы. "О нет, живо возразила она. - Я была значительно старше. Мне было восемь!"
Мы проговорили часа, наверное, полтора. Стоя. В тесной кладбищенской сторожке был всего один стул, и занять его в присутствии гостей она категорически отказывалась. Зато сфотографироваться согласилась сразу и охотно: "Для меня это большая честь - такому пожилому человеку, как я, редко доводится бывать объектом внимания..."
По французским меркам Елена Константиновна образование получила далеко не блестящее - семья долго скиталась, и несмотря на помощь эмигрантам со стороны государства многое было не по карману. Но эти семь - нет, восемь лет, проведенные в дворянской России, угадываются до сих пор. Почему-то всю обратную дорогу в голове вертелась одна и та же митяевская строчка: "Она хоть бывшая, но подданная русская..."
...А потом большую часть дороги до электрички мы прошли пешком. Деревушка Сен-Женевьев - место, куда не забредают туристы. Она сонно и скромно утопала в цветах, сверкала клинической чистотой витрин, не уступающих парижским, и навевала мысли о том, что мир прекрасен и спокоен. Конечно, это было не так. Но ведь бывают же минуты, когда хочется думать только о хорошем. За двенадцать с половиной франков мы купили здоровенные бутерброды, начиненные мясом, сыром, зеленью и еще бог знает чем и решили закончить французский дневник именно сен-женевьевской главкой. Потому что заранее поняли: что бы еще ни приклчилось с нами в Париже, эти впечатления все равно останутся самыми сильными.
Так и сделали...
январь 1996
Из Злата Праги с белой завистью
Лет тридцать тому назад в столицу социалистической Чехословакии ездила моя мама. Она до сих пор хранит один буклетик - такие тогда вручались всем отъезжающим. "Самовольные изменения маршрута не допускаются..." "Туристам предоставляются места в четырех- и шестиместных номерах, супружеским парам отдельные места не предоставляются..." И - программа пребывания в дружественной Чехословакии: посещение передового предприятия... вечер интернациональной дружбы... посещение еще одного передового предприятия...
За то, что она, свободно владея немецким языком, "посмела" пообщаться с туристами из ФРГ, ей пришлось расплачиваться оч-чень неприятным разговором с неприметным человечком в сером пиджачке.
...И вот - год девяносто шестой. Слава богу, первая его половина двенадцатое июня еще не грянуло. Конечно, остается надежда, что и к летнему отпуску коммунисты не смогут вернуть старые порядки в полном, так сказать, объеме. Но мы все-таки решили поспешить...
Ищите женщину... в мужском монастыре
В старинном Страговском монастыре, аж в тринадцатом веке построенном, недавно побывали археологи. И вернулись оттуда с сенсационной информацией: где, дескать, ни копни, непременно натыкаешься на женский скелет. Или на два.
Поборники и ревнители были озадачены. Ведь речь-то - о мужском монастыре...
Да, Чехия - такая страна, где к разного рода законам и устоям относятся не слишком трепетно. Как считают нужным, так и живут. Без особого разрушительно- перестроечного рвения, но и без слепого поклонения.
К воротам того же Страговского монастыря, например, недавно скромно притулилась "сменарня". По-нашему, пункт обмена валюты. Кощунство, наверное. Но никакого возмущения на лицах смиренных хозяев обители заметно что-то не было.
Крона без крена
Чехи вообще народ миролюбивый. И в то же время - самостоятельный. Абсолютно бесшумно выскользнули из объятий "власти рабочих и крестьян", безо всякой помпы открыли границы. Из 59 банков, работающих в Праге, 12 созданы с участием иностранного капитала, зеленый свет открыт заграничным инвесторам в какую бы сферу чешской экономики они бы ни решили вложить средства.
Два года тому назад меня в эту страну уже заносило. И вот что удивительно: курс доллара по отношению к кроне с тех пор практически не изменился: как было 27 крон за доллар, так около 26 и осталось. Цены выросли в то же время ощутимо - кое на что раз в пять. Тем не менее в Праге не встретишь нищих - сидят разве что несколько профессионалов на наиболее оживленных туристских тропах. А еще там пенсионеры в рванье не ходят. И молодые, судя по всему, имеют возможность заработать на жизнь не только в сумрачной подворотне... "Крутизны", правда, тоже гораздо меньше чем у нас. По количеству навороченных машин Прага уступает не только Москве, но даже, пожалуй, и Самаре. Однако все, вплоть до "мерсов" и "линкольнов", готовы уступить дорогу пешеходу.
Учитесь, Вольфович, учитесь!
Разумеется, за неделю ни за что не понять, почему так. И, конечно, сами чехи далеко не в восторге от своей жизни. Но то, что сюда стоило бы съездить поучиться не только Геннадию Андреевичу и Владимиру Вольфовичу (если, конечно, они на это способны), но даже и Виктору Степановичу - точно. Ведь это - место, где побеждает здравый смысл. В отличие от России, стартовавшей вроде бы с тех же позиций, но застрявшей на полпути.
В Чехии, в отличие от нас, с каждым годом все более крепким и многочисленным становится средний класс - люди, имеющие свое небольшое дело и получающие около тысячи долларов в месяц. При социализме все зарабатывали в лучшем случае 150. Обездоленных здесь немного, миллионеров еще меньше, а вот крепко стоящих на ногах хозяев...
Для Праги пока что остается довольно типичным такой пейзаж: стоят стена к стене два дома. Один - с иголочки: весь сияет, тонированные стекла, новые оконные рамы, на первом этаже какой-нибудь заманчивый кабачок или магазинчик. А рядом - обшарпанный, угрюмый, словно с какой-нибудь нецентральной питерской улицы перенесенный. Чехи объясняют: один дом приватизированный, и хозяин старается сделать все как можно лучше, чтобы получить прибыль. Другой - до сих пор в муниципальной собственности. И судьба его, стало быть, волнует только квартиросъемщиков.