Штрихи тысячелетия

Болотников подошел к Москве в октябре 1606 года. Устроив лагерь в селе Коломенское, он осадил столицу. Скопина назначили воеводой «на вылазке» – он совершал стремительные рейды-удары по осаждавшим и, не давая им опомниться, укрывался за стенами Скородома – построенной в Замоскворечье деревянной крепости. Такая тактика принесла свои плоды – сформированное с бору по сосенке повстанческое войско, неся потери и не видя результатов осады, начало разлагаться. Предпринятый Болотниковым отчаянный штурм Серпуховских ворот провалился. После ряда сражений изрядно потрепанные, но еще вполне боеспособные отряды Болотникова отошли в укрепленный лагерь в Коломенском.

Дело было уже в декабре. Повстанцы укрепили лагерь соответственно времени года. Испокон веков зимой славяне для обороны использовали лед. Лагерь был обнесен деревянными надолбами и валом, залитыми водой и, соответственно, обледеневшими. Кроме того, по всему периметру стояли возы с мокрым сеном, превратившимися в ледяные монолиты, которые не могли пробить ядра. Кроме того, от навесного огня оборонявшихся защищали специальные навесы. В такой цитадели можно было отсиживаться долго, до самой весны.

Однако такой расклад не устраивал энергичного юного воеводу. Он распорядился применить небывалый до того артиллерийский снаряд, сочетающий в себе зажигательное каленое ядро с разрывной бомбой. Болотниковцы сразу начали нести потери, в лагере начались пожары. И повстанцы были вынуждены покинуть лагерь, под постоянными ударами царских войск отступить к Калуге.

Иван Болотников сделал вывод из уроков, которые ему преподал Скопин. Калугу окружала деревянная стена. Повстанцы выкопали вдоль нее рвы, снаружи и изнутри, и забросали землей частокол. Теперь городу обстрел был не страшен. Иван Исаевич применил тут ту же тактику, что Михаил Васильевич в Москве – совершал частые вылазки, во время которых наносил немалый урон царскому войску. Во главе правительственной рати теперь стоял бездарный и ревнивый к славе своего юного родича князь Иван Иванович Шуйский (не путать героем обороны Пскова Иваном Петровичем Шуйским).

В январе 1607 года на подмогу осаждавшим направили «особый полк», одним из командиров которого являлся Скопин-Шуйский. По прибытии он энергично взялся за дело. Первым делом по его приказу был насыпан вал такой высоты, что установленные на нем пушки могли стрелять внутрь крепости. Михаил Васильевич согнал из окрестных деревень крестьян, которые построили из бревен защитную стену. Под ее прикрытием войско приближалось к городу. Оценив опасность, осажденные по приказу Болотникова подвели под нее мину. В момент взрыва на ошеломленных стрельцов обрушился отряд вышедших на вылазку осажденных.

После ряда сражений, которые проходили с переменным успехом, Болотников с остатками своих войск заперся в Туле. 12 июля 1607 года началась осада города. 22 раза осаждавшие штурмовали город, по три-четыре раза за день осажденные делали вылазки… Казалось, этой осаде не будет конца. Болотников ободрял сподвижников обещанием скорой помощи – к тому времени на Москву уже двигались войска Лжедмитрия II. Тот же факт заставлял Скопина форсировать события и завершить разгром армии Болотникова.

Выход из сложившейся ситуации нашел муромский дворянин Иван Кровков. Он предложил затопить тульский кремль водами реки Упы. Тут источники расходятся: по одним, была разрушена плотина выше города и на обороняющихся обрушилась волна попуска (в 1940 году подобным образом финские саперы пытались остановить прорвавшиеся к Выборгу части Красной армии); по другим, напротив, была возведена дамба ниже по течению, и поднявшаяся вода залила кремль. Как бы то ни было, наводнение сломило дух оборонявшихся. Болотников сдался, поверив слову царя, однако был казнен.

…Слов нет, основная заслуга в появлении в России инженерных войск принадлежит Петру Великому. Но следует признать и другое – не на пустом месте они рождались, не на пустом.

Я бы в рекруты пошел…

В это трудно поверить, но однажды так случилось, что в России вдруг кончились солдаты. Это стало большой неожиданностью для военного руководства страны на рубеже XVIII–XIX веков. До того военные потери без особых проблем восполнялись рекрутскими наборами. Однако теперь вдруг генералы обратили внимание, что «чудобогатыри» начали мельчать, здоровье прибывающих с новыми пополнениями новиков понемногу снижается, а из глубины страны все громче доносятся голоса, что хватит уж мужичка от земли отрывать. И это – накануне новых столкновений с Наполеоном, который откровенно приближался к пограничному Неману.

«Вместо сильных и мужественных войск полки наши составлены большей частью из солдат неопытных и к тягостям войны не приобвыкших». Эти строки написал военный министр Михаил Баркалай-де-Толли канцлеру Николаю Румянцеву в августе 1810 года.

Согласимся, тревожный сигнал, тем более от такого хладнокровного и не склонного к панике педанта, каковым был Михаил Богданович.

И ведь он писал правду! На протяжении XVIII века Россия участвовала, по меньшей мере, в 17 крупных войнах (включая подавление восстания Пугачева). Для замещения в строю павших в течение столетия в стране были проведены 13 рекрутских наборов, в результате которых от земли, от привычного образа жизни отрывались новые и новые молодые парни. Война вообще страшная штука, потому что в ходе ее божья тварь – человек – занимается тем, что безжалостно убивает себе подобных божьих тварей. Но ведь на войне, как правило, гибнут лучшие носители генофонда. Используя терминологию выдающегося нашего философа-историка Льва Гумилева, пламя пассионарности гасится потоками крови.

В армию всегда забирали самых сильных и здоровых мужчин. И они гибли в боях, или становились калеками. Или в лучшем случае возвращались домой старыми и больными. И при этом они не производили на белый свет детей. Во всяком случае, у себя на родине.

Пока войны шли малыми силами, на ограниченной территории, пока потери были не слишком велики, демографическая ситуация в стране если и менялась к худшему, то это как-то компенсировалось повышением рождаемости в районах, по которым прошли войска. Но постепенно армии становились все более массовыми, а орудия убийства – все более изощренными. И обычный механизм воспроизводства населения начинал давать сбои.

(Как казенно сказано!.. А если попросту, то оставшиеся бабы рожали от тех хилых мужичков, которые оставались на месте по своей непригодности служить).

И вот к концу XVIII века ситуация достигла критической отметки – рекрутские наборы перестали справляться с поставкой в армию новых партий солдат, и в то же время начали оказывать негативное влияние на экономику страны.

Вторая сторона проблемы. Пока потери воюющих сторон были не слишком большими, пополнение вливалось непосредственно в подразделения. Молодой рекрут попадал под опеку «дядьки» и скоро становился полноправным членом воинского коллектива. Однако орудия убийства совершенствовались. После иных боев потери в ротах и батальонах были столь значительными, что о постепенном обучении «в коллективе и через коллектив» уже не могло идти речи. В строй должны были становиться подготовленные солдаты.

В этих-то условиях и созрело решение о необходимости создания сети учебных подразделений для первичной подготовки к службе молодого пополнения. С этой целью 10 октября 1808 года увидело свет «Положение о приеме рекрут, препровождении и содержании их в запасных рекрутских депо». Эту дату можно считать отправной для российских учебных подразделений.

Было бы несправедливо сказать, что это начинание родилось на голом месте. Активной подготовкой молодых солдат, да и опытных ветеранов, занимались полководцы и раньше. Но только теперь этот процесс был упорядочен, регламентирован и поставлен на поток.

В те времена в составе русской армии насчитывалось 24 пехотные дивизии. В каждой из них сформировали учебные депо, выделив по шесть обер-офицеров, 24 «унтера» и 240 старых солдат – ветеранов. Эксперимент оказался удачным. Вскоре такие же депо были созданы и в кавалерии, и в артиллерийских частях.