Журавль в ладонях

— Не понимаю, как мое вино мешает твоим поискам, — весьма резонно заметил Новийский, облокачиваясь о прилавок и явно потешаясь над моими надуманными проблемами. — Со мной, между прочим, можно обсуждать кандидатов. Я неплохо разбираюсь в людях.

— Чушь! Твоя бывшая жена — ночной кошмар. А предлагаешь ты какое-то извращение, я для него слишком консервативна.

Новийский усмехнулся и недобро сощурился:

— Конечно, ты же на Гордеева работаешь. Недавно сама говорила, что упираться рогом, как он, — огромная глупость. А теперь туда же.

— Зато ты в своих взглядах слишком либерален, — огрызнулась. — Чем твой подход лучше?

— Тем, что никому не вредит.

С этим спорить оказалось сложнее, и я замолчала, закусив губу.

— Из-за тебя мне приходится врать, уже сейчас приходится. И мне это не нравится. Но разве я смогу объяснить родным, что пью вино с человеком, у которого за плечами плюс десять лет паршивого багажа? Ты сделал невозможное: ты заочно не понравился моей маме, а это что-то да значит. Я не помню второго человека, который бы ее настолько не устроил.

— Отлично. Значит, с ней вином делиться не станем.

Я устало вздохнула. Казалось, мои попытки донести до Сергея мысль разбивались еще на подлете.

— Не думай, что я тебя не понял, — поспешил уверить Новийский. — Но если уж говорить о неприятных вещах, то давай обоюдно. К моему паршивому багажу прилагается немало полезного. Такого, чем ты не обладаешь вовсе. — Под его внимательным взглядом я покраснела. Да уж, напоминание о том, что в отличие от Новийского я ничего из себя не представляю, радости не вызвало. Он не акцентировал на этом внимание, но и не забывал. Никогда. — Однако мне твоя компания приятна, и я не вижу достойных аргументов в пользу отказа от общения. Не хочешь говорить маме или кому там еще ты привыкла сообщать о «распитии вина»

— пожалуйста. Газетчики уже вдоволь покопались в грязном белье моей семьи, и скрывать подробности личной жизни я вовсе не против: меньше информации просочится. Но если тебе нужны только правильные и кристально чистые отношения, о каких не стыдно рассказать, то за этим не ко мне. Мой опыт подсказывает, что это очень скучно и редко себя оправдывает.

— А держать в любовницах личную помощницу то ли друга, то ли неприятеля, конечно, куда веселее, — проворчала я.

А внутри все аж зачесалось от мысли обдурить всех окружающих. Прятки, тайные встречи и переглядки украдкой существовали в реальности, параллельной моей. Но, как известно, стоит повесить на что-либо табличку «нельзя», как оно становится в десять раз привлекательнее. Перед глазами само собой всплыло вытянутое от удивления лицо вдруг все узнавшего Гордеева. И мамы, конечно. Она бы точно в обморок хлопнулась.

Мое живое воображение без труда нарисовало картинку, в которой я пробираюсь домой к Сергею, чтобы за очередным бокалом мерло обсудить самодурство начальника. И проснуться утром в ворохе из белых простыней, конечно. Плюс, возвращения на работу в одежде, надетой накануне. Или у меня появится собственный ящик в комоде, где будет лежать запасной костюм и пара свежего белья? Так, хватит, хватит, хватит. Это ни в какие ворота. Ящик, костюм… и придумаю же…

Но глаза уже загорелись азартом, а уголок губ Сергея понимающе пополз вверх.

— Будь по-твоему, — милостиво и быстро согласилась я, заметив выходящего из дверей хозяина погребка.

Бутылку, которую столько пришлось выискивать в закромах столько времени, грузин теперь нес почти с благоговением.

— Прошу, — жестом подозвал меня Новийский к прилавку. — Дальше ваш выход.

На мое согласие он не отреагировал никак, и я немножко испугалась, что дала свой ответ слишком тихо. Забирать слова назад, между прочим, ничуть не хотелось!

— На всякий случай: я запомнила этикетку, — решила я намекнуть.

— Все честно! — возмутился Новийский. — Разве что Гордеев поймет, какая драгоценность попала к нему в руки, и из зависти подменит бутылку. Наверняка он оценит подарок, который я сам себе выбрал.

— Не паясничай, — осадила я. — Если бы выбирала я, то ты бы получил чилийское кьянти.

— Кьянти итальянское, — на автомате поправил Новийский.

— Я знаю. Но русские супермаркеты почему-то считают иначе. Однако еще более странно, что они думают, будто его можно пить.

— Ужас, красавица, ужас, — разделил мое негодование хозяин погребка, на что я совсем не рассчитывала. — Хочешь настоящее итальянское?

— Нет, спасибо, — тут же ловко подхватил меня под руку Сергей. — Мы выбрали все, что нужно.

По лестнице взбирались, посмеиваясь. Наше бегство выглядело очень смешно. Оставалось надеяться, что хозяин не оскорбился отказом. Ладно я, но Сергея он знал в лицо как постоянного покупателя!

— Ну что, до какого числа действует сухой закон? — пошутила я у самой двери, не спеша выходить под проливной дождь.

— До двадцать первого, — легко ответил Новийский.

— То есть ты придешь в пятницу с банкета и будешь пить вино после дрянного алкоголя, которым там станут пичкать гостей? — с притворным ужасом спросила я.

— И то верно, — разочарованно протянул Сергей. — Но, знаешь, даже это не испортит мне мысль, что Гордеев станет спонсором веселья. Он ведь нам обоим задолжал, как думаешь?

Я была полностью согласна.

— А вина еще будет много.

После того, как мы с Сергеем договорились о характере взаимоотношений, встречаться стало на удивление легко и приятно. Немало способствовал этому тот факт, что с Новийским действительно можно обсудить что угодно. От процентных ставок по кредитам и течений в обществе до (подумать только!) все-таки потенциальных спутников жизни. Его эрудиция вкупе с чувством такта и меры поражали. Равно как и то, насколько виртуозно Сергей менял мою систему взглядов и ценностей. Уже через месяц я стала считать его кем-то вроде смеси наставника с самым идеальным мужчиной планеты. Сама не заметила, как это случилось, но факт оставался фактом. Каким-то немыслимым образом ему удалось влюбить в себя мой мозг, оставив нетронутыми чувства. Наверное, с менее «прагматичной» особой такой номер бы не прошел, но меня сторонник индивидуально подхода раскусил и теперь охотно пользовался преимуществами положения.

К сожалению, я не могла похвастаться взаимностью. Мысли и намерения Сергея оставались для меня загадкой, что лишь усиливало любопытство. Кому ж не хочется раскусить крепкий орешек? Но упрекать Новийского было не в чем. Он относился ко мне с безупречностью, взлелеянной обширным опытом. Даю голову на отсечение, что при действующей супруге у него была официальная фаворитка. Не из числа тех, кого он принимал в кабинете, а другая, интересная. Та, которую угощают вином, фортепианными этюдами и остроумными беседами. Подобным отношением можно было только наслаждаться, пока позволено. Знала, что, если уйду, меня сменит следующая. Но не ревновала и не переживала. Потому что не считала Новийского своим.

Для родных мое «отсутствие» наиболее стало заметным к июлю, когда наконец прогретые солнцем улицы города начали манить теплом обитателей северной столицы, и гостей города; но только не меня. Тайные встречи отнимали массу времени, и я стала реже общаться с семьей и друзьями. Помогало только одно: подготовка к свадьбе сестры, которую, вопреки скромным финансовым возможностям, мама и Лона задумали приблизить к идеалу. Они убивали на организацию праздника почти все время, которое сестра не тратила на попытки угодить привередливым свекрам. Я невольно противопоставляла наши с ней отношения и удивлялась: сестра стремилась все делать правильно, но выглядела все более усталой и измученной, я же скрывала свое «увлечение» ото всех, однако чувствовала себя на редкость комфортно. Ужасно, но именно так оно и было. Скрываясь вечерами ото всех в четырех стенах квартиры Новийского я чувствовала себя счастливой, спокойной и защищенной как никогда.

Было только одно «но». По мере приближения выборов членов законодательного собрания, назначенных на осень, Сергей становился все более и более осторожен. Мы не виделись нигде, кроме его квартиры и, изредка, офиса Гордеева (там, конечно, по исключительно формальным причинам). Он даже до машины меня не провожал, опасаясь попасться на глаза не тем людям. Это было связано с целой вереницей общественных выступлений и все возрастающей известностью. Его заявления, пропитанные лояльностью к идеям партии и ее лидерам, раз за разом звучали с экранов и смотрели со страниц газет. Все это, конечно, подкармливалось встречами с «правильными» людьми, которые искусственно поддерживали должный уровень общественного интереса к его персоне. Обратной стороной медали происходящего являлось то, что репортеры ждали от однажды уже оскандалившегося политика вовсе не идеологических сенсаций.