Однажды в грозу

- Ты прав. - В ее глазах появился холодный блеск. - Алек, я не могу позволить, чтобы мне указывали, кого я должна принимать в своем доме.

- Понимаю, что с моей стороны это было ошибкой. Хотя, - подчеркнул он, мой взгляд на иные вещи вовсе не изменился.

- Понятно.

- Нет, Касси, тебе, по-видимому, еще непонятно. Пока непонятно. - Он выпрямился, удерживая ее взгляд. - Когда я наткнулся на эти акварели, глазам не поверил. В то утро, когда ушел от тебя, я решил пройтись, чтобы успокоить нервы. По дороге в отель я заглянул в Бофортскую галерею, а там, вижу, висят картины, на которых изображены незабываемые места нашей молодости, точь-в-точь такие, какими они мне запомнились. Я пришел к тебе с ними, как с оливковой ветвью, а... - он пожал плечами, - сама знаешь, что получилось дальше: я увидел Лайама Райли там, где мне самому хотелось находиться. Это было ударом ниже пояса. И в довершение всего ты захлопнула дверь перед моим носом.

- Так зачем было приходить? - тихо спросила она.

- Мне переадресовали из "Честертона" кучу писем. Среди них я нашел твою записку.

- Я так давно это писала, - сказала она, отворачиваясь.

- Знаю. Мне надо было поговорить с тобой.

Несколько раз я вот-вот готов был, но, черт, Касси, мне так тяжело бывает извиняться...

- Иными словами, тебе надо было, чтобы я первой обратилась к тебе, прежде чем ты сделаешь шаг!

- Да, - угрюмо ответил он. - Хотя я не мог не прийти в конце концов: я умираю от тоски по тебе.

Они молча смотрели друг на друга.

- И что теперь? - наконец спросила Касси.

- Ты вернулась к своему инспектору? - спросил он так, будто из него эти слова вытащили клещами.

Она глубоко вздохнула.

- Лайам мой друг. Нельзя "вернуться" к тому, с кем ты никогда не был. Но если мне будет приятно угостить его стаканом пива или ужином, когда у него найдется время помочь мне подобрать материал, не сомневайся: я это сделаю. Их взгляды встретились и долго сверлили друг друга. Потом Алек кивнул головой.

- Пожалуй, это справедливо. Думаю, мне удастся смириться с этим.

- Зачем это нужно? - огрызнулась она. - Я просто объясняю тебе, что живу, как хочу. Мне уже не двадцать лет.

- А выглядишь на двадцать в таком наряде. - Его лицо внезапно озарила редкостная, лучезарная улыбка, перед которой ее оборона каждый раз неизбежно рушилась. Он протянул ей руку. - Ну вот, я притащился...

- Притащился? - Касси невольно рассмеялась. - Так-то ты тащишься?

- На большее я не способен, - заверил он и коснулся ее руки. - Мир?

Касси вложила свою руку в его и недоверчиво спросила:

- Ты о чем?

- О перемирии. - Его рука сжала ее пальцы. - Брось ты эти краски, Касси. Пойдем поужинаем вместе.

Она освободила руку.

- Нет, я непременно хочу сегодня же начать красить стены.

- Займись этим завтра, - не сдавался он.

Касси сделала вид, будто обдумывает его слова.

- Ну, хорошо, - ответила она наконец. - Только тебе придется подождать, пока я отмоюсь.

- Постарайся поскорее. - Он слегка подтолкнул ее к лестнице.

- Погоди, надо помыть валик и убрать стремянку...

Алек отобрал у нее валик и указал на дверь:

- Иди. Я сам это сделаю, но не воображай, будто я стану постоянно заниматься такими вещами.

Через полчаса они сидели в машине и ехали в Пеннингтон. Касси уже казалось, что жизнь не такая уж плохая штука.

- А где мы будем ужинать? - спросила она.

- У меня. - Он бросил на нее косой взгляд. - Мне привезли мебель, и я подумал, что тебе будет интересно увидеть, как все получилось.

- С большим удовольствием. Мне придется готовить?

- Нет. Я опустошил местную кулинарию.

- Гениально, - произнесла Касси и неожиданно зевнула.

- Тебе уже скучно? - сухо спросил он.

- Просто я немного устала, - ответила она с важным видом. - Я сегодня много работала. Но обещаю не заснуть за столом.

- Если заснешь, я возьму и отнесу тебя наверх, в постель.

За этим последовало молчание и ни один из них не нарушил его до тех пор, пока Алек не поставил машину под каштанами на площади.

- Я всего-навсего имел в виду, что уложу тебя в комнате для гостей, очень серьезно сказал он, отпирая красивую входную дверь.

- Разумеется. - Касси прошла мимо него, высоко подняв голову, и вдруг остановилась с возгласом восторга.

В прошлый раз она не обратила внимания на прихожую: тогда еще в ней не было ковра. Теперь здесь было очень уютно: над тумбочкой висело зеркало в золоченой раме, а огромный бронзовый вазон с плакучей смоковницей, гораздо выше Касси, стоял в простенке между полированными дверьми красного дерева, ведущими во врачебные кабинеты первого этажа. Она с удовлетворением заметила, что весь первый этаж был устлан ковром медового оттенка, который она советовала Алеку. В приемной стены цвета молочного шоколада оттенялись тяжелыми шторами из сурового полотна, свисавшими до пола с карнизов красного дерева. Кожаные кресла и уютные диваны стояли вокруг изящного орехового круглого столика; на нем были стопки журналов и засушенные цветы в китайской фарфоровой вазе.

- Отлично, - с восхищением сказала Касси. - Если бы мне пришлось здесь ожидать, чтобы мне сняли швы, я бы нисколько не трусила.

Посмеиваясь, Алек повел ее наверх по изящной лестнице в жилую часть дома.

- Будем надеяться, что и мои пациенты так же отнесутся к этому. Боюсь, что здесь менее шикарно: внизу-то я постарался, чтоб клиентам пыль в глаза пустить.

Касси с первого взгляда полюбила гостиную Алека. Большой потертый персидский ковер с бахромой, в нескольких местах сильно истоптанный, создавал уют в этой загроможденной комнате. Пара вольтеровских кресел с потертой кожей; еще пара, как и диван, с льняной в полоску тканью; низ штор лежал на полу, будто их неточно отмерили; камин загораживала кожаная ширма; на каминной полке стояли фаянсовые пивные кружки и французские часы с эмалью. Там же находились тумбочки с настольными лампами, телевизор, видеомагнитофон и внушительный музыкальный центр.

Касси молча осмотрелась, потом повернулась к Алеку:

- Это во вкусе твоей покойной жены?

Алек отрицательно покачал головой.

- Когда она умерла, я продал квартиру со всем, что в ней находилось. Эти вещи я покупал для дома в Рохемптоне. Кажется, надо что-нибудь сделать с этими шторами, они очень низко висят.