Замок Ругна

— Я смирный, — робко произнес обыкновен.

— Живу одна, — улыбнулась хозяйка. — Мужа дракон задрал. Без хозяина крестьянствовать трудно. Нужен мне такой... может, и не шибко смышленый, но чтобы сильный был, выносливый. И еще мечтаю я, чтобы он... — Тут женщина развела руками, тяжело вздохнула и отвернулась.

Обыкновен не пропустил этот тяжкий вздох. Раз обратил внимание, значит, душа у него добрая.

— Не буду утверждать, что я такой уж тихоня...

— Ладно, входи, — сказала женщина.

«Значит, все у моего прошлого обыкновенного тела будет хорошо», — понял Дор с облегчением.

Эта сценка почему-то напомнила ему о кентавре Сердике. Интересно, как он поживает? Помирился ли со своей шаловливой подружкой? Может, взглянуть? Нет, не надо, ведь это не его дело.

И тут краем глаза Дор заметил что-то в углу гобелена. Прыгун! Крохотный паучок приветственно машет лапкой. А рядом с ним еще один паучок.

— Ты нашел друга! — радостно воскликнул Дор.

— Не друг это вовсе, а его жена, — перевел голем. — И она хочет знать, где ее муж пропадал пять лет. Когда вылетела бутылочка, он встревожился, явился сам и привел жену. Хочет, чтобы она на тебя посмотрела.

— Успокой ее, Гранди, скажи, что мы в самом деле странствовали с Прыгуном пять лет. Пять лет?

— Да. По-нашему две недели. И Прыгуну тоже так казалось, но когда он вернулся домой...

— ...выяснилось, что пропадал пять лет. Теперь понимаю.

Дор обменялся любезностями с госпожой Прыгунихой, пообещал Прыгуну, что они встретятся опять через несколько дней, помахал на прощание и с легким сердцем вышел из гостиной.

— Ты преодолеваешь трудности с завидной уверенностью, — заметил Гранди. — Это ново. Скоро я тебе вообще не понадоблюсь.

— Что поделаешь, взрослею, — вздохнул мальчик. — В один прекрасный день я женюсь, у меня родится сын, и ты будешь помогать ему, как когда-то мне.

— Прекрасно, — согласился голем. Будущее ему понравилось Они вышли из замка и направились к уютному коттеджу, выстроенному в приятном сырном стиле.

С каждым шагом Дор чувствовал все большую тоску и тревогу. Родители наверняка еще не вернулись из Обыкновении. Там, внутри, только Милли. Милли-служанка, Милли-призрак, Милли-нянька. Что успел ей рассказать Мозговитый Коралл, пока оживлял его тело? Что сказать ей теперь? Знает ли она, чем он занимался в прошедшие две недели?

Дор приказал себе успокоиться и открыл дверь. В собственный дом можно входить без стука. Кто он такой? Всего лишь мальчишка. А Милли просто заботится о нем. И она наверняка не знала и ни за что не узнает, что он и есть тот самый волшебник, тот обыкновенский солдат из канувших в прошлое времен.

«А вот ответь мне на такой вопрос, — вдруг спросил себя Дор, — там, внутри гобелена, ты как себя называл?» — «Своим собственным именем, конечно. И использовал свое имя и талант...» Стоп! Вот и попался. Ведь по таланту и имени в Ксанфе можно обнаружить кого угодно. Ну и дурак же он!

— Дор, это ты? — мелодичным голосом спросила Милли из кухни. Бежать поздно!

— Я, — глухо отозвался он. Ну что ж, надо идти, и будь что будет. Ну и дураки же эти двенадцатилетние мальчишки!.. — Это я со стеной разговариваю. Скажи что-нибудь, стена, — велел он.

— Что-нибудь скажу, — услужливо отозвалась стена.

Милли показалась в дверях кухни. До чего она красива, просто королева, хоть и стала старше на двенадцать лет! В ней появились какая-то сдержанность, простота и вместе с тем гордая осанка. Милли состарилась, Дор помолодел. Теперь между ними пролегла пропасть, огромная, как Провал.

Но он все еще любил ее.

— А за прошлые две недели ты ни разу со стенами не разговаривал, — заметила Милли. Иначе и быть не могло. Коралл оживил его тело, но не сумел оживить талант.

— Почему ты так странно смотришь на меня? — встревоженно спросила Милли. — Что-то случилось?

Дор опустил голову. Что он мог сказать?

— Я... мне кажется, я тебя где-то видел, — тихо сказал он.

Милли рассмеялась — смехом сладким и невинным. Как же он любил ее смех! Так смеялась та прежняя, юная Милли, девушка с гобелена.

— Ты видел меня утром, Дор, когда я подавала тебе завтрак Больше всего он боялся разоблачения. Но хватит медлить. Надо сделать решительный шаг и все выяснить — Милли, когда ты была молода, ну, до того, как стала призраком... у тебя были друзья?

Милли снова рассмеялась, сотрясаясь всем телом. За эти годы она, конечно же, располнела, округлилась.

— Были друзья.

— А кто они? Ты никогда о них не рассказывала. — Сердце его забилось сильнее. Милли помрачнела:

— Дор, ты ведь не из пустого любопытства расспрашиваешь? Не сердись, но я ничего не могу рассказать. Поблизости от меня взорвалось забудочное заклинание. Я пробыла в его власти долгое время и теперь ничего не могу вспомнить. И друзей не помню.

Вот так сила у этого заклинания! Милли видела перед собой Дора-мальчика, подростка, и начисто забыла того Дора — из ее головы выветрилось, как они вместе стояли на крепостном валу, как она призналась ему в любви. Но какая-то сила толкала Дора расспрашивать дальше:

— А как ты... умерла?

— Кто-то заколдовал меня. Превратил в книгу.

КНИГА! Он ведь нашел ее в подъемнике, ведущем из дамской комнаты. Ведна превратила девушку в книгу, бросила в подъемник и подняла на верхний этаж. В замке тогда все было вверх дном, книги валялись повсюду. Никто и не подумал, что одна из них и есть несчастная Милли. Проклятие Мэрфи доживало последние часы, но еще действовало. Именно по его коварному наущению Дор, найдя книгу, пошел с ней в библиотеку и вежливенько поставил находку на полку. Там книга и простояла восемь веков в тишине и покое.

— Я забыла многое, — продолжала Милли. — Забыла свое тело — какое оно, где оно. Наверное, это опять власть заклинания. Все было так смутно, особенно вначале, а потом... потом я стала призраком. Призраки легче обходятся без воспоминаний; у призраков вообще легкое тело, легкая голова. — Милли смотрела на мальчика изучающим взглядом. — Но иногда случались проблески. И в их свете твой отец... глядя на твоего отца, я вспоминала кого-то давнего, мне кажется, я любила этого кого-то, но опять не могла вспомнить. Так или иначе, скрытый пеленой забвения он умер, умер восемьсот лет назад. Со мной рядом неизменно был и есть Джонатан. Наша дружба длится с незапамятных времен, и нет для меня никого лучше его. Король Ругн правил долго и успешно, но все когда-нибудь кончается; король умер, замок стал приходить в упадок. И вот я осталась совсем одна, всеми покинутая, не знающая, как жить дальше. И в этот трудный час явился Джонатан и помог мне продержаться. Его не смущало, что я всего лишь бедный призрак. Если бы только можно было...

Милли любила Дора, но не могла вспомнить, потому что оказалась во власти заклинания. Он может не опасаться: ни его имя, ни талант ничего ей уже не смогут подсказать. Юный облик не насторожит ее, потому что она не помнит, откуда пришел тот, кому она открыла сердце восемь веков назад; никогда не свяжется в ее памяти этот худенький подросток с тем отважным воином.

Джонатан — вот ее единственное утешение, вечное утешение. Джонатана она не забыла, потому что он неизменно был рядом. Жалкий призрак и бесприютный зомби спасали друг друга, когда весь мир позабыл о них. Зачем воскрешать память о прошлой боли? Зачем терзать вопросами? Это жестоко.

— Милли, я принес снадобье. Оно вернет Джонатана к жизни, — сказал мальчик.

— Дор, знаешь, я кое-что вспомнила, — сказала Милли, глядя на него так, словно не верила своим глазам. — Вспомнила, кого напоминал твой отец. Тебя! И не столько даже внешностью, сколько...

— Ты не могла вспомнить, потому что мне всего лишь двенадцать лет! — резко ответил Дор, тем самым запрещая Милли тянуть за ниточку, которую сам же и дал ей в руки. — В этом случае надо рассуждать иначе: я напоминаю тебе моего отца, потому что... потому что становлюсь взрослым.

— Да, конечно, — как-то неуверенно согласилась она. — И все же иногда, когда ты разговариваешь с вещами, я начинаю вспоминать... ты беседуешь с драгоценностями... какое-то большое гнездо... нет, не помню...