Страница 10 из 61
Он посмотрел на меня, продемонстрировав мой телефон с новой заставкой: картинкой детеныша панды.
— По крайней мере, я так думаю.
— Тогда я тоже буду почаще говорить себе это, — ответила я, в свою очередь, поменяв заставку на его телефоне.
— Не стыдясь, раскручиваешь собственный шедевр? — сказал он, забирая у меня свой телефон. Я поменяла ему заставку на одну из своих картин, написанных маслом, где изображен ребенок, стоящий под дождем.
— Так девушке надо что-то кушать, — пошутила я, принимая свой телефон обратно.
Неважно, насколько плохо закончились наши отношения с Бэшем. По крайней мере, я никогда не смогу сказать, что они были пустыми и бессмысленными.
Илай
Кряхтя, я повернулся на бок и дотянулся до телефона, который вибрировал и трезвонил на полу. Моя голова была готова вот-вот лопнуть. Ох, вчера я слишком много выпил.
— Доктор Дэвенпорт, — я зевнул в телефон.
— Илай, ты где? С тобой все в порядке?
Голос мамы прозвучал слишком обеспокоенно, особенно учитывая тот факт, что я давно вырос.
— Все в порядке, мам.
— Ты просто забыл о нашем бранче?
— Нет, а сколько сейчас?.. — Я наклонил голову и посмотрел на наручные часы: без четверти двенадцать. — Ох ты, черт!
— Чего ты так орешь? — спросила Гвиневра, свернувшаяся клубочком рядом со мной на полу. Половина ее лица была закрыта волосами, изо рта сочилась слюна.
«Прекрасная картина», — саркастически подумал я, сев. Моя спина ныла после ночи, проведенной на полу.
— Кто это? — мама все еще оставалась на линии.
— Мам, а где ты сейчас? Я встречу тебя через двадцать минут.
— Я стою возле твоей квартиры.
— Что?! — рявкнул я, рванув к двери.
Я надеялся встретить ее на полпути к квартире, но, открыв дверь, увидел ее стоящей у моего порога. Она была одета в мягкий персиковый костюм, волосы зачесаны за уши. Все еще с телефоном в руках и с тарелкой свежевыпеченных кексов, она повернулась ко мне в растерянности:
— А почему ты?..
— Что ты так разорался-то с утра пораньше? — Гвиневра, спотыкаясь, вышла из гостиной и подошла к двери. Она потерла глаза и зевнула. Тайги подбежал к ней и улегся возле ее ног.
Я уставился на Гвен, не в силах говорить, потом перевел взгляд на маму, чьи глаза расширились от понимания увиденного. Чтобы она там не надумала, мне это заведомо не нравилось.
— Мам, это Гвиневра По.
Когда я обратился к матери, увидел, как Гвиневра встрепенулась и дернулась в ее сторону.
— Э-э-э… Это все выглядит, конечно, ужасно... Мы только пили прошлой ночью, то есть я хочу сказать… блин… Ничего не было.
Она говорила долго и сбивчиво, вызвав у меня желание стукнуться головой о дверь и молить ее заткнуться.
Мама шагнула вперед и улыбнулась.
— Минутку, ты сказал Гвиневра По? Вы художница?
— Да, — ответил я. — И уверен, что у нее полно работы, к которой надо немедленно вернуться.
— Да, у меня много работы… — повторила Гвен.
Я вышел из квартиры Гвен, подталкивая маму в сторону моей квартиры.
— Нам пора идти…
— Подожди, — мама отодвинулась от меня. — У нас бранч в кафе на Пятой улице. Пожалуйста, присоединяйтесь к нам. Я в течение нескольких недель пыталась попасть в вашу студию, но это абсолютно невозможно.
— Я непрезентабельно выгляжу.
Кто бы спорил!
Мама рассмеялась:
— Презентабельно? Для кого? Вы выглядите очаровательно!
При этих словах я кашлянул. Гвиневра глянула на меня и вновь посмотрела на маму.
— Не обращайте на него внимания. Он беспокоится, что я поставлю его в неудобное положение, а я испекла кексы.
Она передала один Гвиневре, чей взгляд сейчас молил меня о помощи. Я открыл рот, собираясь сказать хоть что-нибудь, но ничего не вышло. Потерев рот, я покачал головой, совершенно не представляя, что теперь делать.
Как нас угораздило уснуть? Мы пили и болтали всю ночь о нашей дерьмовой жизни… Я смутно помню, как принес еще вина, прежде чем все потонуло во мраке.
— Хорошо. Как насчет такого развития событий: я встречу вас здесь через полчаса, так будет удобно? — Она добивала лежачего.
Они поболтали еще с минуту, и мама, отпустив Гвиневру, прошла в мою квартиру.
Уже внутри она больно стукнула меня по плечу.
— Мам!
— Прекрасно зная о том, как я влюблена в работы Гвиневры По, жить с ней по соседству и не сказать мне ни слова об этом?!
Закатив глаза, я прошел на кухню, где взял аспирин и воду.
— Потому что для меня она не Гвиневра По, а невеста того парня, который сбежал с Ханной.
— Что? Это она? — прошептала мама, медленно оседая на диван и вновь вспоминая ту сцену.
— Да, это она. Второй, после меня, самый униженный человек на моей свадьбе. Себастьян Эванс был ее женихом.
— О! Этот город преступно мал!
Это точно!
Глава 5
Фоновый шум
Илай
Я едва узнал Гвиневру, когда она вошла в кафе. Со стильно уложенными волосами, в красной хлопковой рубашке, выгодно подчеркивающей ее грудь, и белой юбке она выделялась среди посетителей. Может быть, это потому, что я никогда прежде не видел ее на каблуках, и теперь ее ноги казались мне длиннее.
— Что такое? — Подойдя к столу, она осмотрела себя.
— Ничего, просто впервые вижу тебя настолько великолепно выглядящей, — ответил я и отпил кофе.
— Как тебе удается одновременно и оскорбить, и сделать комплимент?! — Она нахмурилась и присела рядом.
В этот момент к нам подошла мама, и Гвен зачем-то снова встала.
— Прошу, не обращайте внимания на моего сына. Понятия не имею, куда подевались его манеры, — сказала мама, улыбаясь. Она поставила дымящуюся чашку перед Гвиневрой. — Я не была уверена, что вы любите пить, поэтому взяла капучино. Надеюсь, вы не против? Там уже скопилась длинная очередь.
— Конечно, нет. Спасибо вам большое, — вежливо ответила Гвен.
Все выглядело так, будто бы она просила маму о встрече, а не наоборот.
— Вы упомянули, что искали встречи со мной?
Мама печально улыбнулась.
— Да. Но я бы никогда не подумала, что именно может нас объединить.
— Мама председательствует в больнице и решила попросить тебя украсить ее стены росписью, — я попытался сменить тему разговора.
— Разрисовать стены?
— Я понимаю, вы — весьма занятой человек, но, прошу, подумайте об этом. Вы даже не представляете, насколько близки мне ваши работы. Илай не очень-то понимает искусство. Он думает, что я сошла с ума, купив вашу картину «Шепот востока». Она затронула меня до глубины души.
— Вот по этой самой причине он теперь и называет меня Аферисткой, — рассмеялась Гвен.
Мама перевела на меня свой изумленный взгляд.
— Аферисткой?
Надо ведь было ей поднять эту тему прямо сейчас?! Решив ничего не отвечать, я отпил еще кофе.
— Не могу поверить, что именно вы приобрели эту картину. — Гвен выпрямилась. — Я была удивлена, когда узнала, что ее вообще продали. Я совершенно не рассчитывала, что кто-то еще, кроме меня самой, почувствует эту картину.
— Я читала, что вы написали ее после смерти бабушки и дедушки? Вы сказали, что тяжело восприняли их потерю, будто бы и вовсе перестали дышать. Пережив смерть своего мужа, я все поняла, впервые увидев ее.
На секунду я снова увидел то выражение на мамином лице, которое не видел ни разу за последние двадцать лет… С тех пор, как умер отец. Рядом с нами ей всегда удавалось выглядеть счастливой и оптимистичной. Подрастая, я стал чаще задумываться над тем, как ей удавалось справляться и жить дальше? И только теперь я понял, что вся ее веселость была напускной.
Гвиневра обхватила руками чашку с капучино.
— Бабушка и дедушка значили для меня много больше, чем я способна выразить словами. Написание этой картины на самом деле оказало на меня терапевтический эффект. И я бесконечно рада, что она попала в хорошие руки. Что же касается росписи стен в больнице, мне будет нужно осмотреть помещение и обсудить это со своим агентом. Я была бы счастлива принять ваше предложение и расписать стены, миссис Дэвенпорт.