Сердце в залоге

Он зажмурился и резко выдохнул.

- Я пять раз приезжал за тобой. Пять раз. Последний – две недели назад.

Он сжал ее еще крепче. Но Марина впала в какой-то ступор от его слов, и даже не заметила некоторой болезненности от силы этого объятия. А может, сама так соскучилась по сильным рукам Миши, что готова была все впитывать с радостью. Любые ощущения, которые, казалось, захватывали ее все сильнее и сильнее, будто бы до этого она была заморожена весь год, а теперь стремительно оттаивала от тепла его рук, тела, жара голоса.

Пять раз?! И она ни о чем не подозревала ни разу?! Жила и думала, что он поставил точку на их отношениях после ее побега.

- Ты хоть представляешь, каково это – жить без тебя, солнце? Понимаешь? – он вновь зарылся лицом в ее волосы, при этом собирая все еще влажные пряди в кулаки, наматывая их на пальцы.

Пришел черед Марины зажмуриться от эмоций, которые сейчас жгли глаза слезами. Она знала, каково это – жить без него. Когда тебе словно обрубили руки и ноги разом, разрезали грудную клетку, а все чувства оставили. И сколько бы ни убегало дней, сколько бы ни прошло ночей, тяжелых, одиноких, изматывающих – эта боль не исчезала, не уменьшалась. Марина научилась жить с ней, научилась делать еще что-то, а не тихо скулить от потребности быть рядом с ним. Научилась не плакать. Но эта боль, нужда в Мише, продолжала рвать ее душу и мозг на части.

- Представляю, как без тебя… - шепотом ответила она, куда-то ему в шею, так и не открыв глаза. Продолжая обнимать его изо всех своих сил.

Прав он был: они оба друг от друга зависимы. И это ей не удалось из себя ни вырвать, ни вылечить. Только узнать, что есть и иной путь, на котором они все еще могут исправить прошлые ошибки.

Его губы прижались к ее щеке. Так близко с губами! Ей захотелось самой повернуться и поцеловать его, но руки Миши так крепко держали, что было не пошевельнуться. Марине удалось только коротко вздохнуть.

Буря продолжала бушевать за стенами дома, но слишком качественные окна почти не пропускали шума. И в кабинете стояла просто оглушающая тишина, которую их шепот и дыхание не только не нарушали, а словно усугубляли.

- Почему же ты не забрал? Не подошел ни разу? – тем же тихим шепотом спросила она, не понимая.

Михаил усмехнулся. И это движение его губ, прижатых к лицу Марины, заструилось по ее коже, словно сыпался песок от порыва ветра.

- Потому что не хватало сил. Стоило мне увидеть тебя – и я оставался сидеть в машине. Ты стала такой спокойной, уравновешенной. И перестала в безумных дозах пить успокаивающее. Да, мне докладывали люди, которые присматривали за тобой, что ты полностью прекратила прием таблеток, - объяснил Миша в ответ на ее удивленный вздох, который Марина все же не смогла удержать.

Оказывается, за ней аж настолько… «присматривали». До таких подробностей.

- Тебе явно было лучше. И я не хотел все снова пускать под откос, заставляя тебя. Мне нужно было, чтобы ты сама решила вернуться, - в этот раз его губы накрыли уголок ее рта, словно дразня.

Только вот ее Миша дразнил, или самого себя, - Марина точно не смогла бы ответить. Но ее сердце уже колотилось в груди как сумасшедшее, и в глазах потемнело. Так что можно было уже и не жмуриться, все равно все ее чувства были поглощены только этим мужчиной.

- Но я приехала потому, что отец начал жаловаться на здоровье… - попыталась она вернуть себе здравый смысл.

- Неправда, солнце, - Миша дернул головой, отметая ее отговорки. – Он пытался связаться с тобой и давить на это и раньше. Но ты не приезжала. Значит, сейчас что-то изменилось, и ты решилась попробовать заново.

Вот странно, но ее даже развеселило то, что Миша не допускал иного варианта, что она могла решить и дальше жить одна, к примеру. И ее это радовало, если честно. Потому что сейчас, обнимая его, сама сжатая его руками, Марина по-новому поняла, насколько же хочет быть рядом с Михаилом.

- Так ты знал, что я возвращаюсь? – не подтверждая пока его выводы, поинтересовалась она.

Михаил хмыкнул и, на секунду приподняв голову, посмотрел на нее с упреком, после чего вновь поцеловал, и снова не в губы. У Марины все внутри завибрировало.

- Понятия не имел о таком маневре. Узнал потому, что тебя Дэн на вокзале засек. Он встречал посыльного нашего партнера. Крестный не предупреждал о своих планах. А люди, которые за тобой присматривали, смогли до меня дозвониться уже после Дэна. Утром было совещание. Ты быстро собралась и приехала.

Марина не стала отрицать: очень быстро. За полтора часа собралась и взяла отпуск на работе, купила билет на первую же электричку. Наверное, прав был Миша, она созрела для того, чтобы вернуться к нему и попытаться что-то изменить. Чтобы любить, не разрушая ни его, ни себя.

- Ну так что, Мариша? – Хриплый голос Миши внезапно стал очень тихим. – Попробуем все исправить, солнце?

Его лицо нависло над ее в двух сантиметрах, не более. И карие глаза смотрели так напряженно, что Марина впервые остро до боли ощутила, что властна над ним настолько же, насколько от него и зависима.

Вместо слов она потянулась и сама прижалась к его рту со всей накопившейся потребностью, тоской, любовью.

Видимо, иного ответа Михаилу и не требовалось. Он воспринял этот поцелуй как полное обнуление. Его губы тут же завладели ее ртом, руки заскользили по всему телу, и Марина сама не поняла, как оказалась в воздухе: Михаил подхватил ее, оторвав от стола и, не прекращая целовать губы, щеки, шею, оглушая жадным, горячим дыханием, шагнул куда-то в сторону стены. Не к дивану, точно. Но думать оказалось некогда, надо было успеть самой дотянуться до его бровей, щек, поцеловать этот упрямый волевой подбородок.

И только когда он вместе с ней завернул за стеллаж с папками и книгами, когда на секунду оторвался от ее губ, чтобы повернуть ручку еще одной двери, она вспомнила, что они планировали сделать небольшую гостиную, совмещенную с его кабинетом.

Однако то, что предстало ее затуманенному взгляду, мало напоминало место, где можно было проводить встречи. Скорее походило на довольно скудно обставленную спальню очень одинокого и чрезмерно занятого человека: все те же голые стены, покрытые белой штукатуркой под отделку, кровать, явно застеленная второпях, по которой к тому же были разбросаны какие-то документы, стул, с переброшенным через спинку пиджаком, и небольшой платяной шкаф. У кровати стоял столик, вообще не сочетающийся с остальной мебелью, плетеный, больше похожий на те, что ставят на верандах. На этом столике также лежали какие-то бумаги. И фото в рамке – ее, Марины, фото.

А у торца кровати стояла ее сумка. Та, с которой она сегодня приехала и которая вроде бы оставалась в доме отца. Миша… Он такой, такой… Миша. И в некоторых вещах вообще не менялся.

- Ты меня уничтожить хочешь? – простонала Марина, уткнувшись лицом ему в грудь, пока Миша ногой захлопывал за ними дверь этой импровизированной спальни.

- Почему, солнце? – он посмотрел на нее с искренним недоумением, проглядывающим и за той безумной страстью, которая пылала в глазах Миши.

Михаил даже насторожился, она поняла это по тому, как замерло его тело под ее руками, и насколько усилилась хватка его и без того не слабых рук. И при этом действительно не понимал, о чем она. Марина видела это по глазам любимого. Его грудь ходила ходуном, а дыхание с шумом вырывалось через нос, но Миша ждал ответа.

Обреченно застонав, она опять зажмурилась, ощущая внутри дикую какофонию противоречивых чувств: вины перед ним, потребности дать Михаилу всю заботу и комфорт, какие только можно дать родному человеку и чего она его лишила своим побегом; своей любви и желания к нему… И в тоже время - понимания, что нельзя, нельзя вновь проваливаться в эту бездну самообвинения и принесения себя в жертву! Это было так непросто, изматывающе. И Марина предпочла сейчас остановиться на том, что обоими, кажется, воспринималось первоочередным: лишь отмахнувшись от настороженного взгляда, которым все еще «сверлил» ее Михаил, она вновь подставила ему свои губы для поцелуя.