Страница 3 из 21
– Не думаю, что игра доставляет наслаждение, если ставишь на кон только то, что можешь себе позволить. Вы согласны, Энрике?
– Не знаю. Я никогда не мог позволить себе ставить больше.
– Да ладно вам. У вас же куча денег.
– Отнюдь, – покачал головой я. – Серьезно.
– О, деньги, в сущности, есть у всех, – сказал он. – Ведь всегда можно что-нибудь продать – вот вам и деньги.
– У меня особо и продать-то нечего. В самом деле.
– Не говорите глупостей. Никогда не встречал американца, который не был бы богат.
Думаю, тогда это было правдой. В те времена он действительно не встречал таких в баре отеля «Ритц» или у Чикоте. Но теперь, когда он снова сидел в баре Чикоте, здешние посетители-американцы были как раз из разряда тех, каких он раньше никогда не встречал; не считая меня, но я был случайностью. И я многое отдал бы за то, чтобы не увидеться с ним здесь вовсе.
Тем не менее, если он пожелал сделать такую невероятную глупость, это его дело. Но, глядя на его столик и вспоминая былые времена, я жалел его и очень расстроился из-за того, что дал официанту номер телефона отдела контрразведки Управления госбезопасности. Он мог узнать этот телефон и без меня, через справочную. Но я указал ему кратчайший путь к аресту Дельгадо, и сделал это как Понтий Пилат – с чрезмерной беспристрастностью и праведностью намерений, а в сущности – со всегда грязноватым желанием увидеть, как поведет себя человек в ситуации эмоционального конфликта, желанием, которое делает писателей такими милыми друзьями.
Официант подошел снова.
– Ну, так что вы думаете? – спросил он.
– Я бы сам на него никогда не донес, – ответил я, стараясь хотя бы в собственных глазах исправить то, что сделал, дав ему номер телефона. – Но я иностранец, а это ваша война и ваша забота.
– Но вы же с нами.
– Всегда и безоговорочно. Но донос на старых друзей сюда не входит.
– А как же я?
– Вы – другое дело.
Я понимал, что это правда, и сказать мне больше было нечего, но как бы я хотел никогда об этом не слышать.
Мое любопытство по поводу того, как ведут себя люди в подобных обстоятельствах, было давно и постыдно удовлетворено. Я повернулся к Джону и больше не смотрел на столик, за которым сидел Луис Дельгадо. Я знал, что он уже больше года служит пилотом у фашистов, и вот он здесь, в лоялистской форме, болтает с молодыми летчиками-республиканцами из последнего пополнения, получившими подготовку во Франции.
Никто из этих новичков знать его не мог, а мне было интересно, явился ли он сюда, чтобы угнать самолет или с другой целью. Но зачем бы он сюда ни явился, прийти в бар Чикоте было большой глупостью с его стороны.
– Как вы себя чувствуете, Джон? – спросил я.
– Чувствую хорошо, – улыбнулся Джон. – Хороший напиток, о’кей. Может, я от него немножко пьяный. Но помогает от шума в голове.
Подошел официант, который взволнованно сказал:
– Я сообщил о нем.
– Ну что ж, – произнес я, – значит, вы свою проблему решили.
– Да, – с достоинством согласился он. – Я сообщил, и они уже едут за ним.
– Пойдемте отсюда, – предложил я Джону. – Тут сейчас начнется заваруха.
– Тогда лучше идти, – поднялся Джон. – Как ни стараться избежать, неприятности всегда тут. Сколько мы должны?
– Вы не останетесь? – уточнил официант.
– Нет.
– Но это же вы дали мне номер телефона.
– Ну и что? Поживешь здесь – каких только телефонов не узнаешь.
– Но это было моим долгом.
– Да. Конечно. Долг – великая вещь.
– А теперь?..
– Послушайте, сейчас вы ведь чувствуете, что поступили правильно, да? Может, вы и потом будете чувствовать то же самое. Может, вы привыкнете, и вам это будет нравиться.
– Вы забыли свой сверток, – напомнил официант.
Он подал мне мясо, завернутое в два конверта, в которых присылали по почте журнал «Шпора», их экземпляры громоздились на кипах других журналов в одном из служебных помещений посольства.
– Я вас понимаю, – сказал я официанту, – поверьте.
– Он был старым клиентом, хорошим клиентом. А кроме того, я никогда еще ни на кого не доносил. Я сделал это не ради удовольствия.
– И я бы на вашем месте не старался казаться ни циничным, ни грубым. Скажите ему, что это я донес. Меня он все равно ненавидит из-за расхождения в политических взглядах. А узнать, что это сделали вы, ему было бы неприятно.
– Нет. Каждый должен отвечать за себя. Но вы понимаете?
– Да, – солгал я. – Понимаю и одобряю.
На войне часто приходится лгать, и, когда приходится, делать это нужно быстро и как можно более правдоподобно.
Мы пожали друг другу руки, и я пошел вслед за Джоном. Уже в дверях, перед тем как выйти, я оглянулся на столик, где сидел Дельгадо. Перед ним стоял очередной стакан джина с тоником, и все сидевшие вместе с ним смеялись его рассказу. Его загорелое лицо было веселым, взгляд острым – как у стрелка, и мне стало интересно: за кого он себя выдавал?
Глупо было с его стороны явиться к Чикоте. Но так похоже на него: чтобы было чем похвастать, вернувшись к своим. Когда мы вышли и повернули на улицу, большая машина службы безопасности подкатила к бару Чикоте, и из нее высыпало восемь человек. Шестеро с автоматами заняли позиции у входа. Двое в штатском вошли внутрь. Один из прибывших потребовал у нас документы, но, когда я сказал: «Иностранцы», велел проходить, все, мол, в порядке.
Идя в темноте по Гран-Виа, мы все время ощущали под ногами на тротуаре битое стекло и осколки камней от недавнего обстрела. В воздухе стоял дым, пахло взрывчаткой и пылью от разрушенных стен.
– Где вы собираетесь есть? – спросил Джон.
– Тут у меня мясо для всех, можно приготовить его прямо в номере.
– Я приготовить, – предложил Джон. – Я хорошо готовить. Помню, один раз я готовить на корабле…
– Боюсь, оно будет слишком жесткое, – сказал я. – Корову только что забили.
– Нет! – не согласился Джон. – На войне не бывает жесткое мясо.
По темной улице люди спешили по домам из кинотеатров, где пережидали обстрел.
– А зачем тот фашист приходить в бар, где его знают?
– Не иначе рехнулся.
– На войне всегда так, – задумался Джон. – Слишком много сумасшедших.
– Думаю, тут вы попали в яблочко, Джон.
Придя в отель, мы прошли через дверь мимо поставленных друг на друга мешков с песком, защищавших стойку портье, и попросили ключи, но портье сказал, что у меня в номере два каких-то товарища принимают ванну, он дал им ключи.
– Идите наверх, Джон, – попросил я. – Мне нужно позвонить.
Я прошел к телефонной будке и позвонил по номеру, который дал официанту.
– Привет! Пепе?
Голос в трубке прозвучал сдержанно:
–¿Qué tal Enrique?[5]
– Слушай, Пепе, вы взяли у Чикоте некоего Луиса Дельгадо?
– Si, hombre, si. Sin novedad[6]. Без труда.
– Он про официанта что-нибудь знает?
– No, hombre, no.
– Тогда и не говорите ему ничего. Скажите, что это я на него донес, ладно? Ни слова об официанте.
– Почему? Какая разница? Он шпион. Его расстреляют. Тут никаких сомнений.
– Знаю, – произнес я. – Но разница есть.
– Ну, как хочешь, hombre. Как хочешь. Когда увидимся?
– Завтра за обедом. У нас мясо есть.
– Но сначала виски. Хорошо, hombre, хорошо.
– Salud[7], Пепе, и спасибо.
– Salud, Энрике. Не за что. Salud.
Странный у него голос, какой-то неживой, я так и не смог к нему привыкнуть, но теперь, поднимаясь к себе в номер, я чувствовал себя намного лучше.
Все мы, бывшие завсегдатаи бара Чикоте, испытывали к нему некое особое чувство. И я знал, что именно поэтому Луис Дельгадо снова пришел туда, хотя это было несусветной глупостью. Вполне ведь можно было сделать свои дела в каком-нибудь другом месте. Но, очутившись в Мадриде, он просто не мог туда не зайти. Он был хорошим клиентом, как сказал официант, а я с ним когда-то даже дружил. Безусловно, если выпадает в жизни возможность сделать хотя бы самое малое доброе дело, не надо ее упускать. Поэтому я был рад, что позвонил своему другу Пепе в Управление безопасности: Луис Дельгадо был старым клиентом бара Чикоте, и я не хотел, чтобы он перед смертью испытал разочарование или злость по отношению к местным официантам.
5
Как дела, Энрике? (исп.)
6
Да, друг, да. Без неожиданностей (исп.).
7
Будь здоров (исп.).