Страница 14 из 23
– Я не собираюсь это делать! – закричал Эйзенхауэр, – моя задача бить немцев, а не заниматься уборкой зараженных ими территорий! Я считаю, что нужно ждать второго «Удара возмездия», Гитлер, наверняка уже знает, что первый не получился, как задумано, и мы завладели двумя бомбами, поэтому он постарается, во что бы то ни стало нанести второй удар!
– Если у него есть готовые, – успокоил Эйзенхауэра Гровс, – быстро сделать такую бомбу вряд ли получится.
– А Вам, полковник Паш до сих пор неизвестно, где у Гитлера находятся заводы по обогащению урана и производства плутония, – нервно укорил командира миссии Эйзенхауэр, – чтобы разбомбить их к дьяволу! Монтгомери, наверное, уже информировал премьер-министра Черчилля и я опасаюсь, что скоро начнется паника в его армии….
– Мы ищем, – виновато ответил Паш, – но пока безрезультатно, проект немцев строго засекречен, сэр!
– В заключение нашего совещания, – уже спокойно произнес Эйзенхауэр, – предлагаю послушать показания капрала 2-й танковой бригады 3-й армии Джека Кэмпбелла. Он доставлен сюда и ждет в соседней комнате. Этот человек, судя по допросам, проведенных нашей контрразведкой, видел больше остальных.
В кабинет главнокомандующего ввели капрала лет тридцати возрастом, который явно опешил от присутствия Эйзенхауэра и генерала Спаатса. Его усадили на стул, и включили яркий свет, направленный в глаза, от него он щурился, отводя их в сторону.
– Расскажите, капрал, что Вы видели утром 16 декабря? – последовал первый вопрос Эйзенхауэра.
– Я заступил в дозор на 7-м наблюдательном пункте, – начал рассказ Джек, – наша подвижная группа находилась в боевой готовности. Мы ждали приказа по нанесению удара по танковой дивизии СС, которая должна была прорвать оборону. Примерно около восьми часов утра я смотрел в бинокль, как раз в ту сторону, где дислоцирована наша 28-я пехотная дивизия. Ведь именно там наши войска ослабили оборону, заманивая немцев в «котел». Видимость была плохая, сэр, потому что низкая, густая облачность и легкий туман не позволяли просматривать местность даже в бинокль. Солнце всходило именно в том месте, куда я смотрел, сэр, но его не было видно из-за этой облачности. Вдруг оно вспыхнуло так, что даже сквозь тучи, я увидел огромный светящийся шар. Мне показалось, что это было не совсем солнце, сэр, потому что он быстро погас и послышался мощный раскат грома.
На позиции, где находился мой наблюдательный пункт, резко усилился ветер, это было похоже на торнадо, сэр. Там, где вспыхнуло солнце, через несколько минут образовался огромный просвет в облаках, в который я увидел настоящее солнце, всходившее над горизонтом…. В это время в ста ярдах от моего местонахождения, из низко висящих облаков на землю упал какой-то предмет. Я не успел рассмотреть его, сэр, но земля содрогнулась от этого удара, это было близко от меня.
– А Вы не слышали гула самолета? – спросил Паш, – я имею в виду перед тем, как упал этот предмет?
– Нет, сэр, – ответил Джек, – у меня от сильного раската грома заложило уши, как при контузии.
– А Вы были контужены? – спросил Майкл.
– Да, сэр, – отвечал Джек, – при высадке в Нормандии я получил при артобстреле легкую контузию, но, слава Богу, меня быстро поставили на ноги в госпитале.
– А какое расстояние было от вас до места вспышки этого «солнца»? – спросил Паш.
– Не могу точно утверждать, сэр, – отвечал Джек, – но это было далеко, примерно в пятнадцати-двадцати милях от меня.
Вопросов к капралу больше не было и его вывели из кабинета, где после такого рассказа воцарилось молчание. Эйзенхауэр пристально смотрел на ученых Гоудсмита, пытаясь определить их реакцию. Паш с Майклом обменивались понимающими взглядами, их глаза блестели азартом интереса к произошедшему и каждый из них был уверен, что все услышанное от очевидца – правда.
– Какой окончательный вердикт специалистов? – задал вопрос Эйзенхауэр.
– Я уверен, сэр, – ответил за всех Гоудсмит, – это подтверждает Ваши предположения, что на позиции пехотных дивизий была сброшена урановая бомба.
– Но почему на месте взрыва нет воронки? – спросил Эйзенхауэр, – судя по мощности взрыва, она должна быть огромных размеров. Посмотрите на аэрофотосъемку, ударная волна смела деревушки в радиусе десяти миль, вырвала с корнями огромные деревья…. Мне непонятно, почему солдаты сгорели, …обуглились?
– Воронки нет, потому что бомба разорвалась на высоте 400-500 ярдов от земли, выше густой облачности, – объяснял Гоудсмит, – по нашим расчётам, если бы бомба достигла поверхности, то ее взрыв должен был образовать воронку диаметром около полумили и глубиной до 100 ярдов. Это карьер, сэр…. Наши солдаты обуглились потому, что в месте взрыва температура возрастает до десяти миллионов градусов, поэтому сжигает все в эпицентре, сэр!
– В таком случае, опираясь на Ваше мнение, я сейчас же отравлю срочное донесение президенту Рузвельту! – подвел окончательный итог Эйзенхауэр, – благодарю вас, господа, за оказанное содействие!
– А где сейчас эти невзорвавшиеся бомбы? – неожиданно спросил Майкл, вызвав у Гровса возмущение.
– Это секретные сведения и я не могу Вам сообщить об этом! – резко ответил Эйзенхауэр, – до свидания, господа! Вас доставят обратно в Страсбург тем же самолетом….
Возвращаясь обратно, ученые Гоудсмита живо обсуждали информацию, полученную от очевидца Джека Кэмпбелла, спорили между собой и удивлялись. Паш молча сидел у иллюминатора и смотрел на проплывающие под крылом самолета облака с нескрываемым раздражением, видимо упреки Эйзенхауэра задели его самолюбие. Майкл тоже молчал и старался скрыть свою радость, ведь сегодня он получил такую секретную информацию, ради которой многие разведчики работали десятилетиями. Он намеревался на следующий день немедленно информировать Центр о применении немцами урановой бомбы в Арденнском наступлении и обязательно сообщить о двух других, которые не взорвались и попали в руки американцев! Но жизнь распорядилась иначе, в Страсбурге Беннета ждал неприятный сюрприз.
Швейцарские часы «Лонжин»
Площадь Дзержинского напротив главного здания НКВД-НКГБ СССР когда-то называлась Лубянской. Это название было дано ей еще в XIX веке по местности, которая в свою очередь нарекли по аналогии с Лубяницей – районом Великого Новгорода. После смерти Дзержинского в 1926 году площади присвоили его имя. В то далекое время Павел Михайлович Фитин учился еще в школе второй ступени в Ялуторовске Тобольской области, а уже весной 1927 года он вступил в партию большевиков. Карьера крестьянского сына резко пошла вверх по окончании сельскохозяйственной академии имени Тимирязева, куда парень был направлен по комсомольской путевке. По окончании ее, он, как дипломированный специалист руководил редакцией в Государственном издательстве сельскохозяйственной литературы.
После службы в армии Фитин назначается заместителем главного редактора, но вскоре партия направляет его в органы госбезопасности, которые были обезглавлены в результате «большого террора» 37 года. Человека, не имеющего никакого чекистского опыта, кроме пятимесячных курсов в Центральной школе МВД, тут же принимают во внешнюю разведку. Он, стажёр в 5-м ее отделе ГУГБ НКВД СССР, в течение года совершает стремительную карьеру и становится заместителем начальника этого отдела, а с 1939 года он возглавляет уже внешнюю разведку органов госбезопасности в должности начальника 1-го Управления НКГБ СССР.
Под руководством Фитина было проведено множество успешных операций: ликвидация в 1940 году в Мексике Троцкого, создание разведывательной сети «Красная капелла» в фашистской Германии, «Кембриджской пятерки» в Великобритании, широкой агентурной сети в США. В короткий срок Фитин восстановил большую часть резидентур за рубежом, курировал школы особого назначения, где проходили подготовку руководители партизанских отрядов, создал информационно-аналитическое управление, где обрабатывались данные, поступающие от агентов из-за рубежа. В 1943-м разведкой был получен план германского наступления на Курской дуге и вскоре Фитину присвоили генеральское звание комиссара госбезопасности 3-го ранга.