Данбар

– Уилсон! А я как раз думала, не слишком рано для звонка вам!

– Я сам уже часа два как порываюсь тебе позвонить. Когда я узнал вчера вечером, что никто не знает о местонахождении Генри, всю ночь заснуть не мог.

– Вы можете предположить, где он?

– Я озаботил команду волонтеров, они сейчас обзванивают частные лечебницы и клиники в Европе и Северной Америке и спрашивают, нет ли у них пациента такого-то… Они называют не только его имя, но и псевдонимы, которые он обычно использовал, когда ложился на обследования инкогнито. Пока что – никаких результатов.

– Я могу чем-то помочь?

– У нас остается всего четыре дня до решающего заседания совета директоров. Я позвонил кое-кому – и такое впечатление, что твои сестры заручились большинством голосов. Многие члены совета – здравомыслящие люди, которых отбирал твой отец по моей рекомендации, но им показали ключевой документ, который я убеждал его не подписывать, передающий всю полноту власти Эбби и Меган, и теперь у них на руках медицинское заключение доктора Боба, с помощью которого они намерены обосновать его снятие с должности независимого председателя совета. Твои сестры хотят избавиться от него раз и навсегда. Он по-прежнему пользуется огромным влиянием, одного его присутствия достаточно, чтобы совет действовал в угоду его желаниям, хотя формально он не обладает никакой юридической властью.

– Если он не в состоянии вести дела, должна быть доверенность. И я уверена, он бы выдал такую доверенность вам.

– Выдать-то он выдал, но доверенность действовала, пока я был штатным сотрудником. Но ведь твой отец меня уволил. Догадайся, кто меня заменил…

– Но разве мы не можем оспорить… – начала Флоренс.

– Ничего не выйдет, – перебил ее Уилсон. – Даже если мы вернем мне мои полномочия в рамках этой доверенности, твои сестры снова уволят меня через минуту после того, как совет директоров утвердит их положение в компании.

– Боже мой, такое впечатление, что они и осуществили этот переворот.

– Это просто невероятно! Никто не понимал суть власти лучше твоего отца. В течение сорока лет он сумел открыть свои представительства на всех континентах, и по крайней мере в последние двадцать ему было по силам выпятить, или придумать, или замять любую новость, заполучить любого мирового лидера, кого ему хотелось, повлиять на исход выборов и уничтожать своих врагов. И вот в один прекрасный день он проснулся, и ему, видите ли, захотелось поиграть в бирюльки вместо того, чтобы заниматься реальными вещами. Я был поражен: раньше его никогда не впечатляла подобная ерунда, но что бы ни лишило его чутья и зоркости, это не может служить оправданием его похищения и унижения и…

– И чего еще?

– Сам не знаю. Я не знаю, на что они способны, но я знаю, что никогда не видел твоего отца настолько напуганным, как в тот день в Хемпстеде. У него развилась паническая атака. Его пугало небо, его пугал свет, похоже, с ним случился приступ агорафобии – и это человек, который купил ранчо в Нью-Мексико площадью в миллион акров, потому что обожал смотреть на бескрайнее небо!

– Я себя чувствую так, словно меня среди ночи разбудила пожарная тревога, – произнесла Флоренс, – так, словно вся моя жизнь с Бенджамином была дорогой фантазией, которая увлекла меня, а тем временем мои сестры тайком присвоили себе «Траст» и похитили отца.

– Возможно, тебе пришла пора надеть доспехи Данбара!

– О, уж поверьте, они на мне, и я их не сниму, пока не освобожу его!

– В сложившейся ситуации я усматриваю одно слабое звено и одну очень маленькую возможность. Слабое звено – это Марк. У него сохранились остатки совести, но самое главное – он люто ненавидит Эбигейл. И он, возможно, готов рассказать любимой свояченице много такого, чего он никогда не расскажет бывшему адвокату главы семьи.

– Забудьте! Я ему уже звонила, он слишком ее боится.

– И все же стоило бы посвятить пару часов на беседу с ним – просто послушать, что он тебе расскажет. Возможно, он не станет действовать против Эбби напрямую, но я знаю: он в полном раздрае, и он может намекнуть тебе, как действовать.

– А что за маленькая возможность? – спросила Флоренс.

– Ты помнишь Джима Сейджа, пилота «Глобал-один»?

– Конечно, он же учил меня пилотировать самолет.

– Если они воспользовались лайнером, Джим должен знать, где они приземлились. Он, естественно, скажет тебе, только если ему не запретили это разглашать. Но они могли и не предусмотреть такой поворот. Отправляю тебе электронной почтой номер его мобильного.

– Ладно, позвоню ему после нашего разговора.

– Вечером я буду в Нью-Йорке. Я прилечу с Крисом. Генри всегда был заботливым крестным, и Крис хочет помочь. Через двадцать минут за нами прилетит гидроплан и заберет нас в Ванкувер. Пойду-ка соберу вещи – скоро уже надо быть на причале.

– Спасибо за все, Чарли. Вы же просто могли уйти на покой после того, как с вами обошлись…

– Об этом мне жена прожужжала все уши. Но я не готов остаток жизни сидеть на берегу, наблюдая за прибоем, а в перерывах ездить на экскурсии по объектам наследия ЮНЕСКО. Я буду сражаться, чтобы вернуть твоему отцу кресло руководителя и чтобы обеспечить достойную передачу власти в «Трасте» и защитить права сорока тысяч его сотрудников. И, если уж быть до конца честным, я не хочу, чтобы твои сестры победили.

Поговорив с Уилсоном, Флоренс поняла, что простого хождения взад-вперед по террасе недостаточно. Ей надо выйти в парк и немного побегать, чтобы развеять тревогу и решить для себя, как глубоко ей стоит ввязаться в семейные политические баталии, от которых она решительно отказалась всего лишь год назад. Сейчас у нее, похоже, нет иного способа гарантировать безопасность отца, кроме как вступить в войну с сестрами, надавить на колеблющегося зятя и выработать веские аргументы, чтобы пошатнуть единодушие совета директоров. К тому же она сказала Уилсону правду: она уже надела на себя доспехи, она уже вступила в войну и окончательно смирилась с решением, которое глубоко впечаталось в ее душу, со стороны кажущуюся мягкой и податливой – так родившийся студеной зимой подземный ручеек после весеннего дождя пробивается сквозь склон зеленого холма и, продравшись наружу и набирая силу, способен своротить прочь со своего пути огромные валуны и выкорчевать из земли могучие деревья.

Беговые дорожки в парке, такие же немилосердно извилистые, как и лабиринт улиц, их окружающих, вызвали у Флоренс раздражение, которое ее друзья и родные сочли бы ей несвойственным. Эти змеящиеся тропы словно увещевали ее, что она на отдыхе, что легкий бег трусцой должен ее успокаивать и отвлекать от забот, в отличие от тупой практичности нахождения кратчайшего расстояния между двумя точками, но у нее не было ни малейшего желания отклоняться от прямого маршрута или расслабиться и получить удовольствие от бега: ей хотелось сразу попасть в нужную точку и предпринять некие действия, чтобы спасти отца. Она быстрым шагом пересекла газон, мысленно прочертив по траве собственную трассу, и, отыскав в телефоне имейл от Уилсона, набрала номер Джима Сейджа.

– Алло!

– Джим? Это Флоренс. Флоренс Данбар.

– Привет, Флоренс! Рад тебя слышать! – радушно произнес Джим. – Чем могу быть полезен? Ты все-таки решила научиться летать?

– Как ты догадался? – импровизируя, засмеялась Флоренс. – Я вчера так ужасно летела сюда. И сразу вспомнила, что ты мне рекомендовал получить лицензию пилота. Ты вообще сейчас свободен? Я в Нью-Йорке. Может, мы могли бы выбрать время?

– Я бы с радостью, Флоренс, но только я в Манчестере и не знаю, когда мы соберемся обратно. Твои сестры никогда не планируют заранее маршрут полета, не то что мистер Данбар.

– В Манчестере? – переспросила Флоренс. – А что вы там делаете?

– Понятия не имею. Это не мое дело – забивать голову лишними вопросами, но могу сказать одно: погода тут чертовски унылая.

– Ладно, когда вернешься – давай полетаем! – предложила Флоренс, стремясь поскорее завершить беседу: она надеялась перехватить Уилсона до того, как он усядется в старый гидроплан.