Данбар

– Я бы не советовала, – возразила Меган. Она лежала слева от доктора Боба, на ее лице застыло пугающе скучающее выражение. – Найми профессионала.

– Думаешь, мы сможем вычесть это из налогооблагаемой базы? – спросила Эбигейл. – Я имею в виду оплату услуг профессионала.

Меган, гордившаяся своим угрюмым нравом, позволила себе улыбнуться.

– Девушки! – с притворным ужасом воскликнул доктор Боб. – Речь же идет о вашей сестре!

– Сводной сестре! – поправила его Меган.

– Мы были бы просто счастливы, если бы ты сумел хирургическим путем удалить ту ее часть, которая не относится к Данбарам, а, Мег?

– Это похоже на вполне разумный компромисс, – кивнула Меган.

– У нее длинные ноги матери! – заметила Эбигейл.

– И глаза матери, – добавила Меган.

– В любом случае нам надо поводить ее за нос всего каких-то пять дней, до совещания в четверг, – рассудительно продолжала Эбигейл. – После которого мы заручимся поддержкой совета директоров. Пора лишить папу странной роли «независимого председателя совета директоров» – это же все равно как требовать доставку «немокрой воды»! Ненавижу эти его дурацкие распоряжения!

– А мне понравился твой имейл. – Меган внезапно оживилась. – «Ты разве не получила его последнее распоряжение? ПАПОЧКА СОБРАЛСЯ ЖИТЬ ВЕЧНО»?

– Знаю, грешно смеяться, – ответила Эбигейл, – но у меня из головы не идет эта картина: он стоит на Хемпстед-Хай-стрит и вопит: «Исполняй! Просто исполняй!»

– Это символ его нынешнего эмоционального и интеллектуального состояния, – насупилась Меган. – Вопить: «Просто исполняй!» – и ты либо все делаешь, как ему хочется, либо тебя увольняют. А помнишь выражение его лица, когда мы ему сообщили, что «Глобал-один» не вылетит за ним в Лондон?

– Зачем тебе 747-й «боинг», спросила я его, – вспомнила Эбигейл. – Ты же можешь воспользоваться одним из «гольфстримов» – они куда уютнее! Я думала, у него прямо там инфаркт случится.

– «Гольфстрим»? – Изображая отца, Меган заскулила, как капризный ребенок. – «Да за кого ты меня принимаешь? За кого? Ты меня с кем-то путаешь? С каким-то обычным богачом?»

– Он вечно талдычил, что к бизнесу не следует относиться сентиментально, что мы делаем только то, что нам говорят, – продолжала обиженно Эбигейл. – И он уж точно не был сентиментален, когда пришлось урезать мамочкину долю в ходе разбирательств об опеке над нами. Ну а теперь пусть наслаждается вкусом своих таблеток! И твоих таблеток! – добавила она, словно доктор Боб мог оскорбиться оттого, что никто не упомянул о его заслугах. – Что ты ему дал?

– Неспецифический растормаживающий препарат. Он должен был повысить его внушаемость и в целом обострить параноидальные реакции в тех случаях, когда он попадал в неблагоприятные условия, – стал объяснять доктор Боб, надеясь, что в комнате нет прослушивающих устройств.

– Какая досада, что он так быстро сдулся, – усмехнулась Меган. – Где же ваши внутренние ресурсы, Данбар? – издевательски вопросила она. – Ни денег, ни телефона, ни машины, ни свиты! Несколько неудобных вопросов нашего друга-психиатра, немного легких стимуляторов паранойи – только и всего, чтобы заставить его закатить истерику на Хемпстед-Хит и забиться с перепугу в трухлявое дерево.

– Ему еще повезло, что его нашли в том дупле, – заявила Эбигейл, точно няня, требующая от своего маленького воспитанника перестать жаловаться и ловить дары судьбы.

– Больше всего мне понравилось, как он уволил своего самого преданного союзника, – сказала Меган. – Это же просто невероятно! Нам было бы ох как несладко, если бы пришлось самим избавляться от Уилсона. Но с превеликим сожалением выполнить последний здравый приказ отца и исключить его личного адвоката из совета директоров – об этом можно было только мечтать!

– Ну, должен сказать, – заметил доктор Боб, который ждал удобного момента, чтобы увести разговор от обсуждения невзгод своего бывшего пациента, – что я, наверное, самый счастливый человек на свете!

И он начал на своих бедрах выбивать ритм, а затем затянул прицепившуюся песенку из «Кабаре»:

– Пожалуйста, перестань петь эту жуткую песню, – скривилась Меган. – Последнее, что нам нужно, так это музыкальная тема для нашего импровизированного ménage à trois[5].

– Правильно! – заявила Эбигейл и сделала вид, будто намеревается загасить сигарету в воображаемой пепельнице на груди доктора Боба, но в последний момент одумалась и бросила окурок в настоящую пепельницу на прикроватном столике.

– Вы просто два сапога пара! – заметил доктор Боб. – Рядом с вами любой мужчина чувствует себя как на эшафоте!

– Но ты же не станешь отрицать, что тебе по нраву этот эшафот! – проговорила Эбигейл и, сжав двумя пальцами его правый сосок, с силой выкрутила.

Доктор Боб задохнулся и зажмурился.

– Сильнее! – шепнул он.

Меган вступила в игру и плотоядно куснула его в левую часть груди.

– Боже! – возопил доктор Боб. – Это уж слишком!

Меган, смеясь, взглянула на него.

– Боже! – повторил он и съежился на середине кровати, подальше от двух полумесяцев женских тел.

– Слабак! – бросила Эбигейл.

– Извините, но я хочу пришить обратно откушенный сосок! – заявил доктор Боб. – Я не хочу стать единственным мужчиной в Америке с имплантом груди.

Подхватив саквояж, скорее похожий на роскошный атташе-кейс, доктор Боб ринулся в ванную, не удосужившись прикрыть наготу. Глядя в зеркало и пытаясь оценить нанесенный его груди ущерб, он заметил – сквозь странную голубоватую пелену перед глазами, исказившую его зрение (вот такой диковинный побочный эффект!), – что кожа лица побагровела под воздействием виагры. Его изнуряли неутолимые притязания похотливых сестер. Но больше всего страшил другой побочный эффект – приапизм.

Раскрыв кейс, он тотчас испытал столь необходимое ему сейчас чувство уверенности. В верхней части кейса, в специальном отделении, размещались несколькими рядами прижатые кожаными ремешками на застежках-липучках бутылочки с жидкими препаратами для инъекций и то, что ему требовалось сейчас, – препарат для анестезии откушенного соска перед пришиванием его на место. Он выудил из второго ряда бутылочку и поставил ее на край ванны. На лотке в нижней части кейса лежал набор инструментов: скальпели, ретракторы, катетеры, хирургическая пила, стетоскоп, артериальные зажимы и так далее – каждый в своей обшитой алым бархатом нише. Он приподнял лоток, под которым оказалась еще одна большая ниша алого бархата, в которой покоились одинаковые пластиковые цилиндры оранжевого цвета – медикаменты. Он вытряхнул на ладонь две таблетки обезболивающего и проглотил их, а следом принял еще таблетку, чтобы подавить наркотический эффект болеутоляющего и сохранить ясность ума. Находясь рядом с сестричками Данбар, мужчина не должен терять бдительности!

Введя препарат в грудную мышцу, доктор Боб открыл в своем кейсе потайное отделение и достал оттуда хирургические очки-лупы со стеклами полумесяцем. Он включил гирлянду ламп вокруг зеркала над раковиной и начал пристально изучать рану на груди, ярко освещенную и сильно увеличенную. Ему предстояло провести на себе довольно-таки сложную операцию: одной рукой раздвинуть щипцами рану, а другой рукой, сжимая иголку с черной ниткой, ловко сшить ее края. Но навыки и опыт доктора Боба очень быстро дали желаемый результат: несколько аккуратных стежков, с торчащими по краям стежка едва заметными кончиками нитки.

У него из головы не шла Меган – какая же испорченная дрянь! Это ее, а не отца, следовало запрятать в психиатрическую больницу. Доктор Боб мог представить себе (смутно) свое будущее с Эбигейл, кроме разве что того, как она постареет и приобретет несколько странноватую манерность, типичную для девицы, чересчур впечатленной скучными привилегиями, полагавшимися ей в британской частной школе. Она, по большому счету, была аморальной, временами придерживалась традиционной морали, но чаще – по ситуации – отвергала вообще какую бы то ни было мораль, другими словами, была вполне нормальной, как и он сам. Меган же вела себя как законченная психопатка, чьи выходки следовало бы обуздать, заперев ее в лечебницу, оснащенную всем необходимым оборудованием для нейтрализации любых последствий ее выходок. В конце концов, он бы мог прекрасно обойтись без обеих. Но пока что он принял от них взятку в виде членства в совете директоров, с шести- или семимиллионным годовым доходом и опционом на акции в размере полутора процентов пакета Данбара. Таково было его вознаграждение за заверенное им свидетельство того, что восьмидесятилетний старик, пребывающий в искусственно вызванном состоянии тревоги, более не способен управлять одной из сложнейших в мире бизнес-империй. Неплохая сделка. Он и так на протяжении последних двенадцати лет медленно наращивал свой пакет. Старик привык дарить ему акции в качестве рождественского бонуса, да и он сам инвестировал все свободные деньги в «Траст».

5

Ménage à trois – любовь втроем (фр.).