Чистая кровь

- Алекси, а у деда есть машина? - Спросил я не без задней мысли.

- А как же? - Удивился он. - Да не одна.

- И где же они?

- Так у нас во дворе гараж есть. Там, говорят, раньше каретный сарай был, а потом его переделали, ещё до меня.

- А своди меня туда, я хочу посмотреть машины.

Алекси пожал плечами, снял с крючка висящий тут же на кухне ключ и пригласил меня следовать за собой.

В моё время бывший каретный сарай использовался для хранения всякого хлама и для шустрого подростка, после первичного обследования, не представлял никакого интереса. Сейчас же это был хорошо оборудованный гараж на четыре места, даже с ямой. В нём стояли три машины: "Мазда-6" прошлого года ("Это вашей матушки," - пояснил Алекси), "Субару Форестер" предыдущего модельного ряда ("А это покойного господина Такиса") и, как бы не тридцати лет от роду, "Ауди-100" ("А вот это деда вашего").

Я подумал, что дедова машина никого не удивила бы в Германии: там даже члена земельного правительства можно увидеть на такой - или на "Мерседесе" в 126 кузове, тоже тридцатилетнем. Немцы бережливы, и если машина ездит - они её не меняют. Только после восьмого года, когда за сдачу старых машин стали приплачивать при покупке новых, пошла массовая замена. А вот в нашей стране, наоборот, уважаемый человек обычно меняет машину каждый год. Дед и тут демонстративно отказывался быть как все.

На спидометре "Ауди" было тридцать восемь с чем-то тысяч километров. За тридцать лет.

Странно, но я совсем не помнил эту машину. А должен бы, она точно была уже у деда, когда я сбежал из Алунты.

- А чья это рухлядь стоит в начале проулка? - Спросил я.

- Так это тоже деда вашего. Он специально туда её ставит, чтобы к нам не заезжал никто без разрешения.

- А она что, тоже на ходу? - Изумился я.

- А как же! Вот же ключи от неё! - Алекси показал на кокетливую дощечку с крючками для ключей, украшенную рисунками пони из модного мультика и прибитую у входа. На ней висели четыре комплекта, у каждого брелок с логотипом производителя машины. Пикап, очевидно, был фордовский, чего я бы никогда не подумал: просто не вспомнил бы такую древнюю модель.

Ключи от всех машин, стало быть, здесь же. Это хорошо, это удачно.

19

Мы вернулись на кухню, я влил в себя ещё чашку крепчайшего кофе с кардамоном, приготовленного Алекси, и снова поднялся к себе.

Остаток ночи я провёл между сном и бодрствованием, не давая себе провалиться в глубокое забытьё. К тому времени, как меня позвали на завтрак, я был в таком состоянии, что едва втиснул в желудок несколько ложек йогурта с мёдом - хотя это всю жизнь было моё любимое блюдо, которого мне страшно не хватало в Германии, где и мёд, и йогурт - жалкие пародии на настоящие продукты с нашего острова.

Ни то, ни другое не может быть жидким. Йогурт, выложенный на блюдце, должен образовывать на нём горку, а мёд - стекать со специальной, сделанной из оливкового дерева, ложечки (точнее, стержня с утолщением, в котором сделано несколько поперечных пазов) ме-е-едленно, как почти твёрдая субстанция. (Это страшно неудобно, кстати, когда накладываешь его себе в йогурт.)

Мама что-то спрашивала у меня, но быстро поняла, что я в состоянии зомби и членораздельных ответов давать не могу. Остальные глядели на меня кто с сочувствием, а кто и с ужасом. Так что я опять сбежал в свою комнату.

Но там было не легче. К полудню я уже вообще ничего не соображал, замученный крутящимися в голове одними и теми же мыслями.

Как же мне не хватало кого-нибудь, с кем я мог бы откровенно поговорить и посоветоваться!

Ни мама, ни дед для этого не подходили. Мама меня бы пожалела, приласкала и попыталась успокоить, но решить мои проблемы точно не смогла бы. Дед, возможно, в состоянии был их решить - я не недооценивал влияние главы семьи Триандесов на острове - но у него были на меня планы, и мне не нравилось то, что я этих планов толком не знаю и вовсе не понимаю.

Может быть, мне помогла бы Елица - но она умерла некстати. И, возможно, по моей же вине!

Я мерил комнату шагами из угла в угол (только не спрашивайте, сколько там шагов: я не в состоянии был это запомнить). Я бегал на кухню за кофе. Я притащил в комнату бутылку виски взамен выпитой вчера "Метаксы", но так и не решился её открыть, опасаясь, что выпив - усну.

На улице по-прежнему шёл дождь, а вот шторм утих, хотя с моря доносились ещё довольно громкие удары волн - от зыби, что держится после бури. Часам к трём, впрочем, дождь перестал.

А в четыре заявился Момо, в этот раз в фуражке, сухой, трезвый и спокойный. Посмотрел на меня, покачал головой, и стал снова задавать вопросы, на которые я отвечал совершенно искренне - но опять ничем не мог подтвердить правдивость моих слов.

Потом он устал спрашивать, расслабился и подобрел, и мы выпили ту самую бутылку виски. Две трети пришлись на его долю, так что друга моего снова развезло.

- Ты знаешь, - сказал он мне, уже заметно пьяный, - мало того - тут пропала дочка Ксималосов, младшая. Трех лет не исполнилось! У нас такого вообще никогда не было, чтобы детей... Я-то знаю, я на курсах был... Сейчас в вашей Европе модно детей насиловать... Но я тебе клянусь, Юрги! Запомни, я клянусь тебе, а Момо Браги никогда зря клятву не бросает! Так вот, я клянусь, что, кто бы это ни сделал, до суда он не доживет! Мы тут не в Берлине вашем и не в Париже, мы в Алунте живём, у нас с этим строго!

- Погоди, как, когда пропала? - Спросил я, холодея внутри от воспоминания о детском плаче и шевелящемся бауле.

- Сегодня утром, - ответил Момо, - Ирида Ксималос её выпустила на террасу поиграть - у них крытая терраса на заднем дворе, большая - и пошла готовить. Через полчаса выходит, а девочки нет. Она побежала по соседям, там её тоже нет. Тут у неё на плите что-то сгорело, она кинулась гасить, ещё, считай, полчаса потеряли. Потом побежала в "Пляж" за мужем, а тот уже стеклянный весь был. Пока то да сё, еще час. Наконец, сообразили мне позвонить. Я как раз был в Ближних Ручьях. Пока доехал по дождю, два раза чуть с обрыва не улетел. Пришёл к ним во двор, а там уж, конечно, всё затоптали. Я только один след увидел, очень странный: девочка до самой калитки дошла, одна, и вышла наружу. Дальше - всё, там асфальт, уклон, вода лила несколько часов...

Я поразился тому, насколько Момо, даже сильно пьяный, сохранял профессионализм, когда дело шло о полицейских делах. Он ведь мне практически протокол пересказал.

У меня отлегло от сердца: в давешнем бауле не могла быть потерянная сегодня девочка. Может, там и не ребенок был вовсе.

Напоследок Момо опять напомнил мне, чтобы я никуда не уезжал.

Ну-ну. Ждать, чтобы на меня обрушилось местное "правосудие"? Нет уж. Пусть лучше на материке ловят.

И я полез в интернет заказывать билеты на самолёт. Меня устраивал первый утренний рейс, всё равно куда. С германским паспортом я разве что в Россию не мог уехать. Ну, или в Иран.

В половине шестого утра из международного аэропорта вылетал рейс на Рим. Я купил билет в бизнес-класс, один из двух оставшихся: странно, что в эту пору года так много народу хотело улететь с нашего острова в столицу Италии.

Ну, пускай меня поищут по всей Европе. Переведу деньги со счета в дорожные чеки, возьму в Риме машину напрокат, а где-нибудь на юге Италии куплю подержанную, там можно найти дешевую. Закачусь куда-нибудь в Сербию, там с немецким паспортом виза не нужна. Буду жить в апартаментах, договариваться с хозяевами на месте, платить наличными. Язык похожий, проблем не будет. Если не торчать в одном месте и не пересекать часто границы - не найдут. Пересижу, пока дед не уладит всё со здешней полицией. Обещал ведь.

20

В общем-то у меня было довольно мало времени до отъезда. Я не хотел, чтобы в усадьбе видели, как я уезжаю; лишние расспросы и, возможно, препятствия были ни к чему. Я не стал брать чемодан, вместо этого вытащил из шкафа свой старый, ещё школьный портфель - точнее, сумку с ремнём через плечо. Вещь добротная, из хорошей кожи, и прочная. Сунул в него ноутбук и планшет, оба зарядника, рубашку и пару белья на первый случай, ну, и свои лекарства. Документы запихнул во внешний карман сумки, чтоб были под рукой.