Чистая кровь

Я буквально видел луч сурового осуждения, истекавший из указательного пальца деда и вонзавшийся в тощую грудь моего старшего племяша Павола. Тот стоял перед сидящим на лавке дедом, не смея поднять на него глаза. Младший, Костар, стоял рядом с братом, но вид имел отсутствующий и слегка придурковатый: было заметно, что в дедовы внушения он не вникает.

Я же, уловив пару слов, принялся к ним внимательно прислушиваться, ибо увещевания деда были незнакомыми и новыми. В нашем детстве дед ни мне, ни Консте ничего подобного не выговаривал.

- Вот скажи мне, Павол, зачем тебе новый айфон? У тебя же есть прошлогодний.

- Ну, если у меня не будет самого нового, меня все будут считать лохом.

- Все - это кто?

- Это у кого будет новый.

- А он есть уже у кого-то?

Павол замялся.

- Ну... Пока нового ни у кого нет. Его ещё продавать не начали. Послезавтра начинают.

- Значит, тебя пока никто не может считать лохом?

- Ну деда... Если у меня новый будет не у первого, то все будут.

- Хорошо. Скажи, а много в школе тех, у кого есть такие айфоны как у тебя?

- Ну... Никис Бобев, Хаджизакис Лека, Лина Варезис... Ещё, может, кто...

- То есть во всей школе, где в твоих классах сорок человек, такие айфоны есть у троих или четверых?

- Ну и что! Сейчас же новая модель!

- И ты говоришь, что если у тебя первого не будет эта новая модель, то тебя будут считать лохом?

- Да!

- Эх... Как же ты меня, Павол, огорчаешь... Я-то думал, ты Триандес. Настоящий Триандес, какие здесь правили тысячи лет, чьё слово и сейчас здесь на острове много значит. А тебя, получается, может любой приезжий албанец, который тут и двух лет не прожил, считать лохом. И ты с этим согласишься...

Дед замотал головой сокрушённо и отвернулся от Павола. Потом продолжил:

- Вот скажи мне, Павол, ты знаешь, почему мы, Триандесы, здесь, на острове, главные уже скоро две с половиной тысячи лет? Думаешь, потому, что у нас каждый год новый айфон?

Павол задумался так ощутимо, что, казалось, видно было через глаза, как крутятся шестерёнки в его голове. Впрочем, деду он ничего не ответил, только поднял голову с вопросительным выражением на лице.

- А потому, Павол, что мы две с половиной тысячи лет наши деньги тратили не на то, чтобы купить дурацкую железку, которая устареет через год. А на то, чтобы семья наша была всё крепче и крепче, чтобы мы были сильнее любой другой семьи на этом острове, и чтобы мы могли что?

Если бы Павол и Костар были компьютерами, я сказал бы, что они зависли.

- Чтобы мы могли, - указательный палец деда совершил двукратное возвратно-поступательное движение слева направо перед его носом, - если понадобится, помочь любому из тех, кто признаёт нашу власть на этом острове.

Слово "помочь" дед выделил так, чтобы никому в голову не пришло его игнорировать.

- Вы думаете, нас тут уважают потому, что мы богаче всех на острове? Что мы князья по роду и праву, и к нам относятся как к князьям, несмотря на то, что этот дурацкий Евросоюз никаких князей не признаёт, потому что мы можем каждый год покупать последнюю модель машины и последнюю модель айфона?

Школота застыла с открытыми ртами. Похоже, они про это не думали и не всё знали.

- Нет, дорогие потомки мои. Мы князья потому, что мы должны - обязаны! - любого, кто к нам придёт с уважением, с признанием нашей над собой власти - защитить! От врагов, от нищеты, от суда неправедного. И все наши богатства, всё, что мы зарабатываем сами, и что нам приносят - для этого, а не для того, чтобы шикарно жить самим. Так было, когда кроме нас на острове власти не было. Мы тогда жили скромно, но каждый наш дружинник был сыт, одет, вооружён самым лучшим и спокоен за свою семью. Так было при турках, когда Триандесы жизнь клали, но уводили своих подданных из-под их карателей. Так было потом, когда на остров хлынули чужаки - всё равно они приходили к Триандесам, или погибали с позором. Запомни, Павол: никакой Хаджизакис тебе не указ. Будет что говорить против тебя - скажи мне, я научу, как и что ты должен ему сказать, чтобы он уполз как червь.

- Но, деда, они банду свою сбивают...

- Тем более скажи, - оскалился дед, и мне даже показалось, что у него выросли клыки, - я помогу тебе навести порядок. Главное - ты должен, - (тут дед сделал такое ударение, будто каждая буква в этом слове была заглавной), - должен быть здесь главным. Здесь, на острове, а не только в своём классе и в своей школе. Запомните: мы, Триандесы, Должны. Защищать. Своих. Людей. Нашей крови, нашего рода, нашей земли. Нас за это должны уважать, а не за куски железа, которые узкоглазые сделали где-то в Китае.

Дед помолчал, шевеля усами. Затем решительно добавил:

- Так, молодые Триандесы. Скажите мне, какие есть самые дешёвые телефоны?

Ребята переглянулись и заспорили между собой. Наконец, они назвали две модели, в которых даже камеры не было.

- Вот. - Сказал дед. - Я завтра пошлю людей, чтобы их купили. Вы будете пользоваться только ими. А если над вами будут смеяться или скажут что-то неприятное - говорите: "Я Триандес. Я считаю, что дорогой телефон мешает мне выполнять мои обязанности князя над здешними людьми. Я князь не по праву телефона, а по праву рода". И - вас же учили драться. Если будут не наши, всё равно кто, разрешаю вам убивать. Вам за это ничего не будет.

Я слушал речи деда выпучив глаза. В Германии он уже бы сидел в тюрьме за hate speech[8]. Здесь же - меня больше всего поразила реакция ребят, которые вдруг расправили плечи, подняли головы и осмотрелись с гордым видом.

Тут дед обратил внимание на меня и окинул таким взглядом, будто снимал мерку - не то на гроб, не то на соревнования по пауэрлифтингу или олимпийскому многоборью.

Короче, был я измерен и взвешен, и, боюсь, найден весьма легковесным...

Я выскользнул из кухни, не желая тоже попасть под дедову раздачу. Судя по часам, висящим над камином лет уже полтораста, если не больше, была уже половина второго. Чтобы попасть в Момчилову пещеру к четырём, я должен был выйти не позже половины третьего.

14

Я помылся в душе и сменил бельё, я оделся в новое, я спрятал в задний карман джинсов пачку резинок, я взял сумку через плечо и положил в неё две бутылки хорошего красного вина из кухонного погреба. Я зашёл в универсам Каридесов и, стесняясь, будто все на острове знают, куда я иду, купил у них по паре пачек нарезки: ветчину и сыр.

Я купил ещё орехов, потому что их считают у нас афродизиаком.

Выйти на дорогу, а потом на тропу к пещерам несложно - опять же, для того, кто местный и всё знает. Достаточно в одном месте свернуть не направо, а налево - и там даже машина проедет, - чтобы попасть на грунтовку, ведущую в правую от нас бухту, сначала под развалинами замка, а потом ниже, почти над морем.

Я был не на машине, поэтому грохот, в который перешло утреннее буханье волн, умножал мою радость. В такую погоду вряд ли кто мог бы попасться мне навстречу или догнать попутно.

Облака, тёмно-лиловые с белыми волокнистыми прожилками, скреблись животами о вершины дальних гор. Они быстро текли в море, почему-то навстречу дующему оттуда порывами ветру.

Позади меня с тяжёлым, печальным вздохом осел вдруг в море песчано-галечный мыс, вырвав с полметра дороги.

В душе моей инстинкт размножения начисто выключил инстинкт самосохранения, и я двигался вперёд быстрым шагом, не задумываясь о погоде и прочих катаклизмах - благо дорога шла почти всё время вниз, и одышка мне не грозила.

Наконец, появилась знакомая тропинка, идущая круто и извилисто в гору от дороги, туда, где метрах на четырёхстах высоты находилась Момчилова пещера, в которой ждало меня, как я предполагал, нечто приятное.

Под ногами осыпались песок и галька (хорошо, что нашлись мои старые кроссовки!). Внизу гулко грохались об скалы заметно подросшие волны.