Страница 2 из 3
Они идут в пыли дорожной
Под тенью уличных ракит,
Их шагом бредит подорожник,
Их голосом поёт родник…
Знать, оттого так чисто слово
Моей земли, моей родни,
Что властно, преданно, сурово
Несли его в сердцах они.
И там, и здесь – чистая, высокая поэзия.
Юрий Сбитнев одарён каким-то необыкновенным поэтическим слухом. Есть среди нас экстрасенсы, есть ясновидящие, а он – «яснослышащий». Это от Неба! Благодаря этому дару, думается мне, и сумел он раскрыть неясные, «тёмные» места в «Слове о полку Игореве», исследованием которого занимается всю свою жизнь. Читая внимательно древний текст, тонко улавливает, где появляется не свойственный гениальной поэме ритм – тут и ищи «разрыв»! Где-то разъединяет слова, где-то, напротив, сливает – появляются новые фразы, новые слова, иные сразу понятны, иные надо разгадывать. И тут включается его поразительная память на слова, приходит на помощь собственное уникальнейшее собрание слов, дошедших до нас из древности, – плод его многолетнего труда. Даже имя Автора раскрыл, коим оказалась выдающаяся женщина ХII века, высокообразованная, одарённая редким литературным талантом летописица княгиня Болеслава – дочь великого князя киевского Святослава. Она близкая родственница князя Игоря и его жены Ефросиньи Ярославны, потому поэма и наполнена любовью – сестринской к Игорю и дочерней к Святославу. Смолоду слышал Юрий Николаевич женский голос в поэме и шаг за шагом шёл к вековой (двухвековой!) разгадке. Очень убедительно рассказывает он об этом в своей книге «Тайны родного слова», скрупулёзно поясняя, как в течение десятилетий шло, вершилось исследование.
Таков наш «прозаик, пишущий стихи».
Алексей Широков
Родная речь
Мне вручена родная речь
Не ради словоблудья,
Она мне хлеб и ратный меч,
Она – дорога к людям.
Всё потеряю,
Мир сгорит
В моём потухшем взоре,
Но если сердце говорит,
Так горе мне – не горе.
Доколе речь моя жива,
Дотоле буду вечен…
Не славу нянчу,
но слова
Родной, любимой речи.
***
Всё, что есть во мне доброго,
Переплавлю в стихи.
Пронесу их до гроба,
До сосновой доски.
Нет надгробья для памяти
Персональных заслуг —
Будут памятью замети
Из сиреневых вьюг.
Прорастёт первоцветом
Сердца тёплый комок.
Всем, что в жизни не спето,
Всем, что в жизни не смог.
И не добрым покойником,
Тем, которого нет, —
Жизни вечным поклонником
Остаётся поэт.
Родники
Василию Фёдорову
Меж купырей и молочая,
В сыром урочище тайги
Свой путь нелёгкий начинают
Зелёной жилкой родники.
Они баюкают, качают
Жаркоголовые цветы,
И пахнет горьким иван-чаем
От родниковой той воды.
И даже студною зимою,
Когда кругом снега и льды,
Росою пахнет и землёю
И солнцем пахнет от воды.
Вот так и в песнях у поэта —
Как у истоков родников, —
Пахнёт большим и добрым летом
От настоящих русских слов…
Русь древняя
Вдыхает Русь подовый жар степей,
До моря Русского лежат её границы.
И нет над ней бояр, и нет над ней князей,
Лишь воля дикая в её крови струится.
Могучий дар – Великий дар Богов —
Дар солнца вечного и дар земного свода.
Бескрайна во плоти, в сердцах без берегов,
Велит и правит Руссию свобода!
И бешеная меть арабских жеребцов,
И скифских кобылиц невзнузданная сила,
Победный клич и плачи беглецов —
Всё-всё на ней сошлось, и всё в ней опочило.
Свободна Русь – душою не объять!
Свободна Русь – и глазом не измерить!
Вобрав в себя любую сыть и рать,
Смиряет их и Мокш, и Вять, и Меря.
И далее идёт, свободна и вольна.
Как жить и быть, указывает Небо!
И сладок мёд, и солона волна
У моря Русского, где запах хлеба
Втекает в трюмы греческих фелюг —
Русь кормит Древний мир с своей ладони…
Ещё не скован меч, ещё не стягнут лук,
И мирные в лугах ещё пасутся кони.
О первом москвиче
Опять собирают Кучковы дары
Во славу могучего князя —
В медовой опаре грузнеют дворы
За Яузой и за Клязьмой.
Ковши ястребами к бочонкам плывут,
И пенится пиво густое —
Для Суздаля собран великий полюд —
Челом бьёт селище лесное.
Лишь только б Господь проносил наперёд
Немилость и княжье вниманье.
На Суздаль боярин обозы пошлёт
С отменной и щедрою данью…
А сам, за собою сынов поманив —
Якима и младшего Ваню, —
Серьёзный, суровый, не в час горделив,
Боярин отправится в баню…
Курится над банею сизый дымок,
А в чанах вода закипела,
И охает тяжко дубовый полок,
Сгибаясь под тяжестью тела.
И веники ходят вдоль белой спины —
За парою новая пара.
Над старым боярином млеют сыны
От рыхлого хлебного пара.
И любит старик, отхлебнув из ковша
Янтарного знобкого пива,
Старинку поведать сынам не спеша
Про русское ратное диво.
И нет ему больше забот и тревог,
Чем тешить гордыню богатством,
Забыл он, как кличет дружинников рог,
Сзывая на ратное братство.
И меч, и кольчугу, и звонкий шелом
Помянет не раз он в рассказе.
И чару осушит с медовым вином
За царство небесное князя:
«Не ведомы князю ни робость, ни страх,
Зело тороват в ратном деле!
Был грозен, правдив и велик
Мономах,
А ныне князья оскудели…»
Гусляр
Гусляр Я – чудится
Мне снова, снова.
От озера Чудского
Несу златое слово,
От Чуди до Сулы
Пылит моя дорога,
Ведут меня волхвы,
Слепого и седого.
На землю похожу —
Обличьем схожий с нею.
Я Русью прохожу
И слово в души сею,
В кореньях жил рука,
Лицо изъели ветры…
Дорога далека,
Дорога нелегка,
И нету пуще веры,
Чем к слову.
И пою —
Правдив и громоглас…
Мне бабы подают
И хлеб, и квас.
А в бороду мою
Росинки слёз роняют.
Не зря всю жизнь пою —
Всё люди понимают!
Спасский собор
За рощами на выполье,
За Яузой-рекой
Седые росы выпали
На разнотрав густой.
Косой не тронут вострою,
Считай, с каких уж пор
Над выпольем, над росами
Зелёный косогор.
А там следит с опаскою
Глазницами бойниц
Стена собора Спасского
За тишиной границ.
Московской стольной отчины
Надёжи Руси всей,
А иноки нарочные
Нудят своих коней.
И не ленивым заспаньем
Жизнь на Руси течёт,
А так вот – ветры за спину,
И вся душа – в полёт!
А в голубень небесную,
Считай, с которых пор
Всё рвётся, вольный песнею
И сказкою, Собор.
Оратаи-богатыри
Теряют травы по лугам
Пыльцу, похожую на порох,
И к травам никнут облака,
Коснутся их, и долгий шорох,
Как вздох, как первое «прости»,
Как отголосок дальней битвы,
Той, полыхнувшей на Руси