Страница 11 из 15
Так что Мария будет стоять до последнего. Но Софье и не ее исповедь важна была. Вот еще…
Храм в Дьяково по ее инициативе строился, и потайных мест там было более чем достаточно. Мария будет исповедаться своему духовнику – обязательная принадлежность дамы, как золотая блохоловка и флакон с нюхательными солями – а кто-то да послушает. Может, и она сама, коли не занята будет.
Софье надо было оценить саму женщину. И результат был неутешительным.
Обидно – до слез.
Умная, красивая, властная, честолюбивая – какая была бы находка для команды! Но дама мыслит себя лишь в качестве польской королевы – и никак иначе. Марфу она на этом месте не потерпит.
– Жаль, что Михайло тебя собакам не скормил! Хотя псов небось пожалел – потравятся еще от такой суки!
Тетка Таня. Да, с таким характером ей на Сечи куда как лучше будет. Софья очень живо представляла себе тетку в роли атаманши. Это она запросто. А вот с такими, как Марыся…
Жаль женщину. Но травить ее придется. Либо морально, либо физически.
Если Ян Собесский выживет – отравим перед отъездом. Поговорим с Ибрагимом, пусть медленный яд подберет. Если не выживет – и отъезда ждать не будем. Потом Михайле покаемся, что не уберегли… Авось простит?
Или даже травить не придется? А ведь идея…
Мария тоже ответила и достаточно едко, что таких манер царевна не иначе на псарне набралась. Софья подняла руку, требуя тишины – и впилась глазами в Марию.
– Сударыня, вы можете идти в свои покои. Вас проводят. При необходимости – обратитесь к служанкам, они передадут нам ваши пожелания.
Ее тон подействовал на взбешенную женщину, как ведро ледяной воды. Мария Казимира Луиза де ла Гранж д’Аркьен, пани Собесская фыркнула и ушла не прощаясь. Дверью тоже не хлопнула. Не рискнула.
– Жаль, – подвела итог Софья.
Царевны дружно согласились с ней, хотя печалились все о разном. Татьяна – что не казнили негодяйку вовремя. Анна – что не получится у них Марию к себе на службу поставить. Софья – что в очередной раз придется подписывать приговор и еще тратить время и силы. Никто не должен заподозрить неладного. Нет, даже не так.
Подозревайте!
Но доказательств быть не должно!
Это не Наталья Нарышкина, с французами им еще работать придется…
А еще…
Софья уже мысленно подбирала подходящую кандидатуру. Надо, надо подсунуть Собесскому одну из своих девочек. И под присмотром будет, и потерю жены легче перенесет, а там, глядишь, и второй раз женится.
Кто же?
Ксения с черными косами и глубокими карими глазами? Но вспыльчива… иногда сама собой не владеет.
Мирослава – темная шатенка с синими глазами и невинной улыбкой? Как вариант, но влюбчива… Или это и не грех? Кто может вертеть влюбленным мужчиной? Только влюбленная женщина…
Или Ирина? Пухленькая хохотушка, лицом – почти вылитая пани Собесская?
Елена? Темноволосая и голубоглазая? Типаж вроде не тот…
Надо пока посмотреть на всех четверых, да и пусть учат польский и французский как следует. А там… решим. Будет выбор – будет и дело.
Версаль.
Хотя работы в резиденции французских королей еще продолжались, но жить там уже было возможно. И Людовик обожал это место. Здесь, именно здесь, он чувствовал себя дома. Не в Париже – слишком памятны были детские годы, Фронда, Мазарини, которого он ненавидел…
Нет. Именно не опоганенный воспоминаниями Версаль.
И сегодня полувесеннее солнышко, уже яркое, но пока еще холодное, заглядывало в роскошное окно, игриво касалось лучиками позолоты на столе, на стенах… Солнечные зайчики были веселыми и беззаботными. А лица людей, сидящих в кабинете, – очень серьезными.
Людовик XIV, которого уже начинали звать «Король-солнце», внимательно слушал своего интенданта финансов – Жан-Батиста Кольбера.
И доклад был нерадостным.
Людовику нужны были Нидерланды, с которыми он воевал не один год. Но ни оным Нидерландам, ни Вильгельму Оранскому он не нужен был ни в каком виде. Война высасывала время, силы, а главное – деньги, которых и так не было. Долги Франции составляли бешеные суммы – миллионы и миллионы луидоров.
Кольбер справлялся, как мог, заслужив всенародную ненависть, но что он мог сделать?
Если бы придворные не воровали, фаворитки – особенно мадам де Монтеспан – не тянули деньги на свои развлечения, словно водоворот, а король не требовал роскоши и пышности – интендант справился бы. Финансистом он был от Бога. Но…
Сейчас Кольбер докладывал о сложной ситуации. В Турции сменился султан, но это было половиной беды. Второй половиной было то, что северный медведь показывал зубы.
Вильгельм Оранский успешно отбивался и вскоре должен был подавить восстание окончательно.
Турок вышибли из Польши и, судя по всему, собирались оторвать от них еще кусок мяса.
Людовик слушал задумчиво.
Турция была ему выгодна. На море этот союз давал отличные результаты – против испанцев, австрияков… да всех, кто мешал Франции. Но вот помогать ли им в беде?
А зачем? Перебьются. Османская империя достаточно сильна.
А Франции? Выгодно ли им ослабление турок?
О да! Тут уж каждый сам за себя! Пока Османскую империю будут рвать со всех сторон, Франция окажет ей помощь но… в Европе! Например, со Священной Римской Империей. Людовику весьма важна была выгода государства. Пусть турок как следует потреплют – тем больше они будут потом ценить союзника. А разорвать? Нет. Русский медведь не настолько силен, чтобы одолеть Империю!
В то же время у него есть общий интерес с Русью.
А именно – Вильгельм Оранский.
Русь далеко, между ней и Францией есть поляки, так что нападения можно не опасаться. Да и к чему ему та Русь?
Она богата, но если удастся оттеснить англичан и голландцев, если через поляков можно будет торговать, на что недвусмысленно намекал русский дофин, то Франция получит куда как больше выгоды. И с молодым Корибутом можно иметь дело.
Вильгельм Оранский…
Сейчас он мешает политике Франции.
Людовик усмехнулся. Жестко, холодно…
Если он не может стать другом прекрасной и просвещенной Франции – значит, его не должно быть.
Справедливости ради Людовик был не одинок в своих мыслях.
Вильгельм тоже задумывался о дружбе с Русью. Но….
Ему было не до того. Слишком много забот было в родном королевстве, слишком тяжело ему приходилось. Куда уж там на стороны глядеть?
Остальные же…
Медвежонок вылез из берлоги – и никто не обманывался пушистой шкуркой. Его рассматривали и думали, что выгоднее – получить с него мех, натравить на врага или сразу поднять на рогатину. Мнение медвежонка никого не интересовало.
Русские варвары…
Фу…
Остап внимательно оглядывал море. Вроде как и приказ у них был несложный – походить вдоль берега, разведать фарватер, но ведь тут же и турки шляются! Обнаглели, нехристи!
Ужо задаст им Иван Сирко! Ух как задаст!
Не было на Сечи человека более уважаемого, чем старый воин-характерник[5].
А уж как не любил он турок с тех пор, как в одной из схваток сложил голову его сын Петр! Глотки бы зубами грыз!
И в поход пошел доброй волей и с радостью, а с ним и войско Запорожское! Кто ж такого атамана ослушается? Это, почитай, удачу потерять, а что казак без удачи? Сирко, говорят, сам черт не страшен… Остап быстро оглянулся – и перекрестился. И тут же – словно нечистый ему глаза отводил – и заметил!
Парус на горизонте!
Схватил подзорную трубу, пригляделся…
Галера! Да не одна… двое турок идут вдоль берега…
– Скидывай мачту!!!
Рев Остапа разнесся на несколько чаек окрест, и казаки ринулись работать. А то как же!
Они-то из воды выступают на два локтя, так что заметить их сложно. А вот сами – видят. Сейчас парус уберут, и…
– Давай вон туда, ребята!
Остап махнул рукой, задавая направление. Точного курса не было, но галеры шли на восток, а это вообще чудесно. Теперь до конца дня чайки будут следовать за галерами, держась с солнечной стороны. Поди, разбери, что там, на воде, то ли лодка, то ли блик, парус уже положили… Не заметят нехристи поганые! Не в первый раз то проверено!
5
По преданию, Иван Дмитриевич действительно считался кем-то вроде колдуна. (Прим. авт.)