Стертая

— А когда я смогу пойти в школу? Можно сегодня?

— Нет.

— Сначала с тобой должна поговорить районная медсестра, — объясняет Эми. — Она и решит, готова ты или нет. Потом тебя протестируют в школе, определят, в какой класс идти. Хотя несколько учебников уже прислали — тебе надо их посмотреть.

— О...

— Медсестра заглянет во второй половине дня, — говорит мама. — Хочет с тобой познакомиться.

Я даю зарок — показать себя с лучшей стороны.

Эми мчится наверх — ей еще нужно собрать учебники и одеться. Она заканчивает школу с отличными оценками и в девятнадцать лет поступает в университет — на отделение профессионального медицинского ухода, в полном соответствии со своими желаниями. Но Эми нужен еще год, чтобы ликвидировать отставание. Зачистку ей делали в четырнадцать лет. Мне сейчас шестнадцать. Сколько же дополнительных лет придется провести в школе мне?

— Можешь помыть, — говорит мама.

— Помыть что?

Она закатывает глаза.

— Посуду, конечно.

Я поднимаюсь со стула и смотрю на стол.

Мама вздыхает.

— Бери грязные тарелки и ставь туда. — Она указывает на столешницу рядом с раковиной.

Я беру тарелку, отношу на указанное место и возвращаюсь за другой.

— Нет! Так ты и за сто лет не управишься. Составь их. Вот так.

Мама составляет тарелки в пирамиду, кладет сверху вилки и ножи и плюхает все на столешницу.

— Теперь налей в раковину воду. И добавь немного мыла. — Она выжимает несколько капель.

Пузыри!

— Три вот этой щеткой. — Мама скребет щеткой по тарелке. — Потом ополаскивай и ставь на полку. Все понятно?

— Вроде бы да.

Опускаю руки в горячую воду.

Так вот, значит, оно какое, мытье посуды.

Тщательно отмываю тарелку от липких остатков оладий и сиропа, ополаскиваю ее и ставлю на полку.

— Шевелись, а то целый день здесь простоишь.

Я оглядываюсь.

— Шевелить что?

— Работай быстрее.

Тарелки, потом чашки. Не так уж все плохо. Я начинаю работать быстрее. Мама вытирает посуду полотенцем. Я уже берусь за вилки и ножи, когда по ступенькам вихрем слетает Эми.

У меня перехватывает дыхание. Опускаю глаза — с ножа в правой руке сбегает тонкая красная струйка.

Эми подбегает ко мне.

— О нет! Кайла!

Мама поворачивается и тихонько цокает языком. Потом хватает бумажное полотенце.

— Приложи. И постарайся не залить тут все.

Прикладываю. Эми гладит меня по плечу и смотрит на мой «Лево». 5.1.

— Не больно?

Я пожимаю плечами.

— Немножко. — Действительно больно, но я не обращаю внимания на пронзающий руку жар и, как завороженная, смотрю на расплывающееся на полотенце красное пятно. Кровотечение останавливается.

— Всего лишь порез, — говорит мама и отнимает бумагу. — Медсестра потом проверит. Все в порядке, Эми. Беги, а то опоздаешь на автобус.

Мама перевязывает мне палец, а Эми выскакивает за дверь.

Мама улыбается.

— Забыла предупредить. Ножи — острые. Не бери их за острый край.

Столько всего нужно запоминать.

Медсестра Пенни снимает повязку и осматривает мой палец.

— Все будет в порядке и без швов. Я только смажу антисептиком. Имей в виду, может немножко щипать. — Она капает на палец какой-то желтоватой жидкостью, от которой у меня слезятся глаза, и снова накладывает бинт.

— Странно получилось, — говорит мама. — Порезала — и никакой реакции. Ни слез, ничего. Кровь бежит по руке, а она стоит и смотрит.

— Наверно, у нее такое впервые. Никогда не видела кровь.

Ха. Люблю, когда люди говорят обо мне, как будто меня и нет вовсе.

— Уровень как был, так и остался. И...

— Извините. —Улыбаюсь своей самой безмятежной улыбкой. Они обе вздрагивают, словно я — призрак, только что материализовавшийся перед ними. — Когда можно пойти в школу?

— Насчет этого, дорогая, можешь пока не беспокоиться, — говорит Пенни. — Посмотри книги, которые тебе прислали. — Она поворачивается к маме. — Старайтесь предупреждать ее об опасных предметах вроде ножей. В некоторых отношениях Кайла — сущий ребенок и...

— Извините... — Я снова улыбаюсь.

Пенни оборачивается.

— Да, дорогая?

— Книги, которые прислали из школы. Я просмотрела их сегодня утром. Они слишком легкие. Мы проходили это все в больничной школе.

— Так ты у нас гений, да? — Мама говорит это с таким выражением, как будто имеет в виду совершенно противоположное.

Пенни достает из сумочки нетбук. Хмурится, постукивает по экрану сбоку, потом ведет пальцем поперек — ищет файлы.

— Ну, вообще-то, близко к тому. Ее протестировали перед выходом из больницы. Случай совершенно необычный. Большинство из них показывают отставание на несколько лет. Попрошу школу прислать еще кое-что. Или, может, у вас найдутся старые учебники Эми? Нам нужно определиться, какие предметы тебе стоит взять.

Медсестра закрывает нетбук и поворачивается к маме.

— Так о чем это я? Ах да. В больнице нет острых углов или каких-то опасностей. Поэтому вам нужно на все ей указывать. Например, при переходе дороги и...

— Извините.—Мне самой становится трудно удерживать эту улыбку на месте.

— Что на этот раз? — спрашивает мама.

— Я уже знаю, какой предмет хочу взять.

— Вот как? Неужели? — Пенни вскидывает бровь. — И что же?

— Искусство.

Теперь улыбается она.

— Ну, я бы предложила заняться чем-то более практичным. И для поступления на курс искусства нужно пройти тестирование.

Мама показывает на холодильник.

— Вот это она нарисовала сегодня утром. Портрет Эми.

Пенни встает, подходит ближе, рассматривает, и глаза у нее лезут на лоб.

— Да. Что ж, думаю, дорогая, тебя примут.

Она оборачивается к маме.

— Вы прекрасно поработали с Эми, она — прелесть. Уверена, со временем Кайла замечательно впишется в вашу семью.

Я складываю руки на груди. Кайла впишется, а вот как остальные?

— У нее был кошмар прошлой ночью, — говорит мама. — Кричала на весь дом.

Пенни снова открывает нетбук. Могла бы обратиться ко мне — я ведь единственная, кто все знает.

— Боюсь, случай не единственный. Вот почему ее так долго держали в больнице. Девять месяцев вместо положенных шести. Попробуем подыскать подходящие методы контроля на занятиях в Группе. В больнице использовали обычные медикаменты, но на пользу это не пошло, скорее наоборот. И...

— Извините, вы могли бы говорить со мной, а не обо мне.

Улыбка соскальзывает с лица Пенни.

— Теперь вы видите, с чем мне приходится иметь дело, — вздыхает мама.

— Отчасти ребенок, отчасти строптивый подросток, — подытоживает Пенни. — Кайла, дорогая, позволь мне поговорить с твоей мамой. Почему бы тебе не пройти наверх?

Хлопаю дверью и плюхаюсь на кровать. Себастиана не видно, а Эми вернется не раньше, чем через два часа.

На туалетном столике лежит моя папка с рисунками. Я достаю блокнот.

Шок уже прошел, и пропавшие рисунки не беспокоят меня так сильно. Стоит закрыть глаза, и я вижу во всех деталях. Сделать копии не составит труда.

Беру карандаш, но получается плохо — мешает повязка на указательном пальце правой руки. Устроить эксперимент? Поработать левой рукой? Поначалу ощущение непривычное. Делаю несколько быстрых набросков. Появляется уверенность. Но вместе с тем не оставляет чувство, почти страх, что что-то не так, что если я продолжу, случится что-то нехорошее.

Однако остановиться я не могу.

Чистый лист — кто первый?

Доктор Лизандер. Главное — верно передать глаза. Они у нее изменчивые. По большей части скрытые, холодные, но временами она как бы выглядывает из-за них. И когда она так делает, то выглядит даже более изумленной, чем я.

Начинаю. Сначала неуверенно — рука еще не освоилась. Линии, тени... Постепенно приходит уверенность. Я работаю быстрее, точнее. Из-под карандаша на меня начинает смотреть доктор Лизандер. По рукам, шее, спине бегут мурашки.

Странно.

Левой получается намного лучше.