Страница 5 из 13
И снова первым начал спрашивать Людвиг Четырнадцатый.
— Ты птица, не правда ли?
Тутта помотала своей маленькой головкой.
— Но ведь ты же сама сказала, что летаешь не очень хорошо!
Тутта опять помотала головкой.
— Ты живёшь здесь, в лесу?
Тутта покачала головой.
— У людей?
Тутта утвердительно кивнула.
— А какого цвета у тебя шубка?
— У меня нет ни-ни-никакой шубки, у меня пушинки, и они жёлтые, — ответила Тутта Карлссон.
Людвиг Четырнадцатый почесал за ухом, совсем как папа Ларссон. «Жёлтая птичка, которая не умеет хорошо летать и которая живёт у людей, — размышлял он. — Не может быть, чтобы это была…»
— Ты же, конечно, не курица? — спросил он в ужасе.
— Да нет, — пропищала Тутта. — Я ещё не курица. А ты что за птица? Ты живёшь в лесу?
Людвиг Четырнадцатый кивнул.
— Ты ручной?
Людвиг Четырнадцатый фыркнул.
— А какого цвета твои пушинки?
— У меня нет никаких пушинок, у меня шубка, и она рыжая, — ответил Людвиг Четырнадцатый.
— А хвост у тебя есть?
— О-о, да, конечно.
— Пин-пин-пинтересно! Значит, я правильно угадала! — воскликнула Тутта и ближе подошла к Людвигу. — Ты заяц?
— Положим, — возразил Людвиг Четырнадцатый.
Тутта остановилась. «Дикий зверь с рыжей шубкой и большим хвостом. Если это не заяц, то тогда это должен быть…» Тутта задрожала.
— Тогда, может быть, ты хитрый лис? — заикнулась она. — Нечего сказать, пик-пик-пикантно.
— «Пик-пик-пик»! — сердито передразнил Людвиг Четырнадцатый. — Опять на тебя напала пик-пик-пикота?
Тутта вздохнула с облегчением.
— Вот здорово, — сказала она. — А то я было подумала, что попала в такую ужасную компанию.
Людвиг Четырнадцатый таинственно улыбнулся. Знала бы Тутта Карлссон… И тут у него засосало под ложечкой.
— Я хочу есть, — захныкал он. — Я не ел целый день.
— Бедный Людвиг Четырнадцатый! — воскликнула Тутта Карлссон. — А что ты любишь больше всего?
— Я ем всё, — ответил Людвиг. — Разве ты не слышишь, как у меня бурчит в животе?
— У меня есть предложение, — обрадовалась Тутта Карлссон. — Проводи меня домой. Я ведь очень боюсь ли-ли-лисиц. А там у нас во дворе много всякого съестного.
— А мне можно? — удивился Людвиг Четырнадцатый.
— Конечно же, это совсем не опасно, — заверила Тутта Карлссон. — Сначала пройдём через овсяное поле, потом через клубничную поляну, и мы дома. Ты же бежал той дорогой, когда упал на меня.
Людвиг Четырнадцатый вдруг вспомнил, почему он оказался в канаве.
— Туда я больше не пойду, — заявил он. — Уж лучше умереть с голоду.
— Вот глупый! — засмеялась Тутта Карлссон. — Люди совсем не опасны. Да и Максимилиан тоже. Даже если ты боишься собак.
— Я совсем не боюсь ни людей, ни собак, — его бросило в дрожь от волнения. — Я боюсь Этого на клубничной поляне. Разве ты не видела там такого огромного, такого ужасного, который вот так расставил руки и страшно звенит? А его лицо без глаз и без носа…
Тутта Карлссон рассмеялась, да так, что все её пушинки заколыхались.
— Нечего пи-пищать, — заикнулся Людвиг Четырнадцатый. — Если бы я не сбежал и не спрятался в канаве, Этот догнал бы меня и съел.
— Пойдём, — сказала Тутта Карлссон и захлопала крылышками. — Обещаю, что Этот не съест тебя.
— Ты с ним знакома, да? — Людвиг Четырнадцатый разинул рот от удивления.
Тутта Карлссон ничего не ответила и засеменила через овсяное поле. Вскоре они оказались на клубничной поляне.
— Остановись, — зашептал Людвиг Четырнадцатый. — Разве ты не видишь? Этот так и стоит на месте. Дальше я не сделаю ни шага.
— Трусишка, — ответила шёпотом Тутта Карлссон. — Я ведь иду первая.
Людвигу Четырнадцатому очень не хотелось показывать, как ему страшно, и он поплёлся за Туттой Карлссон. Но с каждым шагом сердце его стучало всё громче и громче.
И вот они уже стояли под самыми распростёртыми руками.
— Вот твой ужасный Этот, — сказала Тутта Карлссон. — Смотри, он же совсем не движется.
— Да, но на нём шуба и шляпа! Так что же это? Может, это всё же человек? — прошептал Людвиг Четырнадцатый.
— Пин-пин-пинтересно, все лесные звери такие дураки? — поинтересовалась Тутта Карлссон. — Какой же это человек?
Людвиг Четырнадцатый впервые подумал, что, может быть, он действительно глупый.
— Скажешь ты наконец, кто это? — грозно спросил он.
— Пугало!
И Тутта Карлссон начала опять попискивать от смеха.
— А ты и вправду считал, что пугало может в два счёта проглотить тебя, как червяка? — захлёбываясь, верещала она. — Вот расскажу я всем домашним жив-жив-животным и пич-пич-пичугам. Ну и посмеются же они, пик-чик-чик!
— У-у-у, болтушка, пик-чик-чик! — обиделся Людвиг Четырнадцатый. — Откуда я могу знать всё на свете? Люди чего только не напридумывают. Лучше уж достала бы мне поесть, ты же обещала. Ведь я своё обещание исполняю! Ни одна хитрая лиса тебя не тронет.
— Пойдём в домик, там светит лампа, — сказала Тутта Карлссон. — Там наверняка осталось что-нибудь от ужина. И мы устроим пик-пикник.
Людвиг Четырнадцатый даже не успел передразнить. Как только он пролез вслед за Туттой и заморгал, глядя на лампу под потолком, раздался крик.
— По-мо-ги-и-те-е, ли-и-са-а-а! — донеслось из угла.
А потом раздался такой крик, что бедный Людвиг чуть не оглох.
— Куда ты, куда, куда ты! — закудахтало со всех сторон. — По-мо-ги-и-и-те!
И тут Людвиг Четырнадцатый наконец понял, куда он угодил.
КУРЯТНИК!
Он поискал глазами Тутту Карлссон и увидел, что она спряталась за большим ведром.
— Ты соврала мне, — сказал он и зазаикался по-настоящему: — Ты ку-ку-ку-курица!
— Нет, я не ку-ку-курица, я всего лишь цып-цып-цыплёнок, — сказала она. — Это ты обманул меня. Это ты хитрый лис.
— Нет, — возразил Людвиг Четырнадцатый. — Я лис, но я не хитрый.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Вскоре в курятнике снова наступила тишина.
Все с удивлением смотрели на Людвига Четырнадцатого. Не мудрено, ведь цыплята впервые видели живую лису.
— Подумать только, хитрюшка-ворюшка — гость в нашем доме, — кудахтала старая курица Лаура. — А ты действительно уверен, что не хочешь нас съесть? Я хорошо знаю твоего папу, он, право же, очень мил.
— Терпеть не могу курятины. Но я в самом деле голоден. Тутта Карлссон обещала меня накормить чем-нибудь.
— Бедняжка, — закудахтала Лаура. — Конечно же, ты получишь еду. Мне кажется, что вон в той миске есть чем полакомиться.
Второй раз Людвига Четырнадцатого приглашать не пришлось. Он мигом подлетел к миске и начал глотать.
— Это хорошо, что ты так спешишь, — заметила Лаура. — Как только наешься, сейчас же исчезай. Не думаю, чтобы Петрус Певун был в восторге, когда узнает, что у нас в гостях лисёнок.
— Петрус Певун — это наш петух, — пояснила Тутта Карлссон. — Он сейчас во дворе и поёт, но скоро снова вернётся. А до этого ты должен исчезнуть.
Но было слишком поздно!
Через дыру в стене важно вошёл Петрус Певун и взмахнул красивыми разноцветными крыльями.
— Кукареку-у, кукареку-у, уже четверть девятого, — пропел он и, склонив головку, прислушался.
Вдруг он круто повернулся к лисёнку и в ужасе закричал что было мочи:
— Ку-ка-ра-ул! Лис в доме! По-мо-ги-и-те! Максимилиан-ан, сюда! Ку-ка-ра-ул! Спасите женщин и дете-е-ей!
О Максимилиане — псе, почти таком же хитром, как и сам папа Ларссон, Людвиг Четырнадцатый как-то совсем забыл.
— Ку-ка-ра-ул! — подхватил поэтому Людвиг. — По-мо-ги-и-те! Я не хочу, чтобы меня поймал Максимилиан!
Тогда все куры хором начали убеждать Петруса Певуна в том, что Людвиг Четырнадцатый очень милый лисёнок.
И опять начался дикий шум и возня. Петух кукарекал, куры кудахтали, цыплята пищали, а Людвиг Четырнадцатый подвывал.
Никто даже и не заметил, как дверь открылась и в курятник, семеня коротенькими ножками, вбежала такса.